Пробуждение - Страница 16

Он вполне оценил коверных - они оказались ребята приличные и особых чудес с ним не производили, но все же были вынуждены - по необходимости вынимать у него из уха гирлянду разноцветных флажков, выпускать из него курицу - к ликованию зала, вынуждены они были и усадить его на коня конечно, спиною по ходу движения - и Саша уже мало что соображал и мало что видел, когда конь бережно нес его по арене - лица смешались, оркестр исполнял галоп, коверные потешно скакали вокруг, а он улыбался, пока не свалился, но и свалившись, он продолжал бессмысленно улыбаться - это выражение как бы застыло на нем - маской.

Соседи Кати смотрели на нее с большим уважением - они не сомневались уже, что рядом с ними сидел еще недавно артист - он так ловко и смешно сюда подсел, всех разыграл, прикинувшись зрителем, и соседи, ободряя всячески его выступление, надеялись, что и Катя вскоре удивит всех каким-нибудь потрясающим трюком - то ли исчезнет на глазах - взлетит под купол, то ли уйдет прямо отсюда по возникшему внезапно канату - да мало ли что еще может произойти с партнершей этого нового, но, без сомнения, способного клоуна.

А Катя с ужасом ждала конца - скорей бы, поскорей бы. Она понимала, что он-то ничего не может изменить - ни уйти, ни прервать, ничего, только улыбаться - а что может она? Пойти к нему, увести? - вмешаться? - это показалось бы продолжением общей игры.

Саша все улыбался. Коверные ринулись его качать. Он взлетал с каждым разом все выше и выше.

Под барабанный бой.

Кидали его, надо сказать, умело - вращали, переворачивали - все мягко. Он, взлетая, не знал, как опуститься - и когда это все кончится - он тоже не знал, и все же у него хватило сил вырваться - он упал, встал, пошел прочь.

За ним побежали, он повернулся - уже не улыбаясь, а совсем буднично, обернулся, но игра не кончилась, нужен был финал - и ловкие руки коверных начали извлекать из его карманов поллитровки - четыре. Из каждого кармана.

Публика рукоплескала.

Саша беспомощно и послушно давал себя вращать, поворачивать и заключением была огромная вобла - ее каким-то чудесным образом, перевернув Сашу вверх ногами, вытрясли из него на манеж.

Когда Сашу поставили на ноги, он еще покачивался.

Улыбка неожиданно вернулась к нему.

Вообще - со стороны это было смешно. Покачиваясь, нетвердыми ногами он миновал какие-то блестящие столбы и приспособления для следующего номера и точно направился к ведру воды - у самого барьера.

Коверные замерли.

Саша - с полным равнодушием - взял это ведро и вылил его себе на голову. Полное ведро.

Ему аплодировали.

Он раскланялся - но как-то очень коротко, - и, повернувшись, пошел через манеж к кулисам.

Соседи Кати были в полном восторге.

Деревянным шагом в сторону кулис.

Как был, в мокром костюме, он стремительно шел по пустому, слабо освещенному фойе цирка.

С арены доносилась музыка - играли вальс.

Фойе здесь - полукругом, и он с ходу, выскочив из-за поворота, налетел на Катю.

Вода стекала с него, лицо остановившееся, злое.

Катя не знала, что ему сказать. Только произнесла:

- Саша...

Взгляд ее участливый был невыносим, раздражал.

- Что Саша? - сорвался он. - Что тебе здесь нужно? Чего не видела? Катись отсюда к чертовой матери! Представление окончено! Ясно? Оставь меня в покое!

- Ясно... - согласилась Катя, и это ее спокойное согласие его подхлестнуло.

- Ну что ты на меня уставилась? Цирк? Убирайся, слышишь! Всё!

Саша кинулся от Кати в противоположную сторону. Мгновенно преодолел отрезок замкнутого круга.

Стена перед ним.

Служебная дверь: хода нет.

Он рванул обратно - с той же решимостью.

И опять Катя на том же месте. Уткнувшись в стенку, она плакала.

Вся тяжесть этого дня, неприятности, волнение за Петра, Саша с ведром, его беспомощная истерика - все это прорвалось, и она рыдала, даже не пытаясь сдерживать себя.

Саша стоял перед ней, и - странно - вид ее, плачущей, вдруг сразу как-то успокоил его.

Он решительно взял ее за руку и повел к выходу. Она покорно шла за ним.

Им везло в этот вечер.

Такси оказалось рядом.

Водитель ничуть не удивился мокрому с ног до головы пассажиру и его плачущей спутнице. Мало ли чего навидался московский таксист.

- Куда? - только спросил он.

- Прямо.

Катя всхлипывала на его плече, успокаиваясь.

Машина неслась по вечернему городу.

- Вы что, артист? - все же не вытерпел водитель.

- Да, прямо с работы, - ответил Саша.

- А-а, - понимающе кивнул водитель.

Катя высморкалась в платок, чихнула и, отодвигаясь от Саши, сказала:

- Тебе надо переодеться. Где ты живешь?

Вертолет шел над лесом.

Обычный зимний пейзаж, ничем не омраченный.

Летний солнечный день.

И обычный полет. И привычные повороты, все, как вчера, как позавчера, в среду.

И вдруг командир присвистнул, причем так свистят только самому себе, да и то в редких случаях.

Свист короткий - далее - действие:

- Коля, - второму пилоту, - я смываюсь. - Он привстал с кресла: Давай, рули, понял?

Волк рывками бежал по глубокому снегу, оглушенный ревом двигателей, не представляя вполне, какой опасностью грозит ему летящая чуть справа большая тень от вертолета.

Тень не приближалась, но и не отставала.

А вскоре загремели сверху выстрелы.

Сергей стрелял, стоя в проеме снятых дверей.

Привязанный ремнями, он почти зависал над землей; ветер рвал из рук ружье, слепили снег, солнце, вертолет мотало, но Петр, ожидавший своей очереди на выстрел, видел, что этот человек по-настоящему счастлив и захвачен сейчас охотой, погоней, своим невесомым положением, скоростью, ветром.

Было что-то мальчишеское в том, с каким азартом он кричал Коле - тот вел вертолет: "Ниже! Еще ниже!", "Сними скорость!"

Пригибались верхушки деревьев, смятые воздухом от винта, взметался снег.

"Ружье!" - и просил и требовал взгляд Сергея.

И он жадно хватал ружье Петра, стрелял навскидку.

- Сергей! - кричал Коля с пилотского кресла. - Прекрати это жлобство! Дай и людям пострелять!

Сергей и не слышал, не обращал внимания.

- Бросаю управление! - кричал Коля. - Петька, отбирай у него ружье. Хватит с него!