Пробуждение - Страница 13

Он бегом бросился по бульвару, мало на что надеясь, но и надеясь все же на то, что вдруг повезет.

Еще издали он окликнул ее - не веря, впрочем, что это она.

Она обернулась сразу же - как будто ждала.

Он, зная теперь точно, что это Катя, не мог сразу поверить в такую удачу.

Лицо ее, доверчивое, радостное, - приближалось.

Она даже не подозревала, как была нужна Саше сейчас, а он ей.

У Саши был вид человека с хорошей новостью, счастливым известием.

Вот очень скоро, сейчас, подойдет и - скажет...

- Здравствуйте, - сказал Саша. - Давно не виделись.

- Здравствуйте, - весело ответила она. - Где же вы все пропадаете?

- Пропадаем - это уж точно. Синим пламенем горим. А белый цвет вам к лицу.

- Для вас стараемся, а вы все где-то пропадаете.

- Мороженого хотите?

- Конечно.

- Одну минуту, - сказал Саша. - Не исчезайте.

Он скоро вернулся - с цветами. Красные гвоздики. Протянул.

Цветы как цветы. Точно такие же, как и у других.

Лето, цветы.

Пух тополей - над бульварами, серп луны, воздух жаркий, городской раскрытые настежь окна первых этажей, девочка под зеленой лампой, читающая книгу, - в раме окна проплывает мимо, и тут же медленно разворачивается расположенная за тремя окнами полуподвала ярко освещенная мастерская абажуров - подвешенные к потолку каркасы, похожие на клетки для птиц, и уже готовые, обтянутые шелком - мерно покачивающиеся от летнего сквозняка, - их собирают женщины за большим столом, в летних открытых платьях движенья рук, плеч - покачивание разноцветного шелка - и снова тьма улицы, и близость, возникшая между ними, как будто они узнали что-то, понятное только двоим.

Впереди, за листвой бульвара, над крышей цирка уже затанцевали огненные буквы, вспыхнула огромная афиша.

Перед цирком, как всегда, толпились люди.

Саша и Катя встали в конец длиннейшей очереди за билетами: вдруг повезет.

* * *

Затемненный фургон, койки в два яруса. Люди в узком проходе, на верхних койках.

- Пустите меня, отпустите! Девочки... Не могу! Что вы со мной делаете! - умоляла совсем молоденькая девушка подруг, сдерживающих ее на постели.

Простыня была в крови, рядом валялись полотенца - в крови.

Лицо девушки - смятенное. В глазах, раскрытых широко, - просьба, испуг.

В фургончике стояли молча, в окна заглядывали.

- Всем немедленно выйти отсюда, - сказал Петр.

На него посмотрели с интересом, но никто не вышел.

- Пустите меня! - надрывался голос девушки.

- А ну, сматывайтесь все! - с внезапной грубостью приказал Петр. - Все до одного! Быстро!

Он схватил того, что стоял поближе, приземистого парня в темной от пота майке, с лоснящейся спиной, и с силой вытолкнул в дверь.

Парень не сопротивлялся.

Попятились по фургончику и другие, сыпанули любопытные девки с верхних коек.

- А ты - останься! - задержал Петр рослую девушку в линялой ковбойке она последняя торопилась к выходу, с трудом протискивая свое большое тело в проходе.

Девушка испуганно оглянулась.

- Идем, поможешь! - Петр подтолкнул ее в обратную сторону, к койке.

- Лежать, лежать, - осторожно, но твердо он вернул пострадавшую к подушке, - та-ак, без истерик. Времени у нас с тобой мало.

- Я вас не звала! - притихшая было девушка с силой (откуда что берется!) оттолкнула Петра ногой, снова пытаясь подняться, сорвать полотенца, которыми были замотаны ее руки.

- Что вы лезете в чужую жизнь! - кричала она. - Не трогайте меня! Не хочу!

Петр вдруг наотмашь ударил ее по щеке. Раз. Еще раз. Спокойно, без малейшего раздражения - так больному дают стакан воды.

На Петра оторопело смотрели испуганные детские глаза.

- Схлопотала? - Петр уже делал укол. - Могу еще. - Он разложил инструменты, затянул жгут.

- Зря стараетесь, - зло сказала девушка. - Я все равно жить не буду.

- Ноги ей подержи, - приказал Петр своей помощнице, не обращая на слова девушки ни малейшего внимания. - Молчи, не разговаривай.

Петр работал быстро, времени у него и на самом деле было в обрез.

Девушка потеряла много крови.

Руки его действовали с точностью и легкостью автомата.

Он накладывал швы на вены, делал уколы. Без малейших, казалось, усилий, не торопясь особенно, но в этой внешней неторопливости и есть тот единственный ритм настоящей работы, высшего профессионализма.

Девушка все переносила молча, только лицо ее напряглось от напряжения.

- Молодец... - говорил Петр. - Еще немного. А терпеть нечего. Хочется - кричи. Помогает. Не хочется?

Девушка только крепче закусила губы.

- Голова кружится? - спрашивал Петр.

- Кружится, - слабо сказала девушка. - Немного...

В фургон вошел милиционер, потный, усталый. Тяжело опустился на соседнюю кровать.

При виде милиционера, вытирающего лицо мокрым платком, глаза девушки округлились от страха.

- Что с тобой? - сразу спросил Петр. - Плохо?

- Ну и дура ты, Надька, - сказал милиционер будничным голосом. - Ну, дура...

Петр повернулся.

- Сержант, после, ладно? После, после... - кивком головы показал на выход.

Сержант понимающе кивнул и, вздохнув, с той же тяжестью поднялся со стула.

Петр продолжал работу.

- Чего он приходил? - заволновалась вдруг девушка. - Он не за Ленькой приходил? - казалось, что боль операции, страх, все отступило куда-то назад и стало несущественным для нее после появления милиционера. - Не за Ленькой?

- За каким Ленькой? - Петр сшивал вену.

- Ее Ленька, - усмехнулась недобро помощница. - Это она из-за него... Не бойсь, не заберут твоего Леньку, - в голосе ее было столько презрения к этому неведомому Леньке, что Петр невольно улыбнулся.

А больная лежала молча, только в глазах ее теперь уже не исчезало возникшее тревожное выражение.

- Все. - Петр снимал перчатки. - Пусть полежит. Полежи. А ты помоги ей одеться.

Петр вышел из фургона.

Солнечный жаркий день.

Множество людей вокруг.

Его окружили.

- Ну, как?

- Что она, доктор?

- Николаев, - протянул Петру руку загорелый человек в белой от пыли куртке. - Я начальник участка. Как там она?

- Нормально.

- Ничего себе "нормально"! Шум на всю стройку! И вечно с этими бабами истории!

- Сами хороши! - вмешался женский голос.