Про всех падающих - Страница 13

Генри. Да.

Ада. Тебе надо к врачу, смотри-ка, ты все разговариваешь, хуже и хуже, подумай, как это может отразиться на Адочке? (Пауза.) Знаешь, что она мне сказала как-то, когда была совсем маленькая, она сказала: «Мамочка, а почему папочка все время говорит?» Она услышала, как ты говорил в уборной. Я прямо не знала, что ответить.

Генри. Папочка! Адочка! (Пауза.) Я же тебе говорил — сказала бы, что это я молюсь. (Пауза.) Неистово молюсь Господу и всем святым.

Ада. Это очень вредно для ребенка. (Пауза.) Глупости, будто это для того, чтоб его не слышать, вовсе это тебе не помогает его не слышать, а если б даже и помогло и ты бы его не слышал, все равно у тебя что-то не то с головой. (Пауза.) Не верю я, что ты его слышишь. Ну а если и слышишь, что тут плохого, это же такой нежный, убаюкивающий звук, почему же тебе так противно? (Пауза.) А если тебе так противно, почему бы не держаться подальше? Зачем вечно сюда приходить? (Пауза.) Нет, у тебя что-то не то с головой, тебе надо показаться Холлоуэю, он ведь жив еще, да?

Пауза.

Генри (в бешенстве). Грохот, я хочу слушать грохот! Вот так! (Собирает гальку, берет два камня покрупней, трясет их в ладонях.) Камень! (Грохот.) Камень! (Грохот, крик «Камень!» и плеск разрастаются до предела, потом все обрывается. Пауза. Он бросает один камень. Слышно, как он падает.) Вот что такое жизнь. (Бросает второй камень. Слышно, как он падает.) А не это… (пауза) засасывание.

Ада. Почему — жизнь? (Пауза.) Почему — жизнь, Генри? (Пауза.) Есть тут кто-нибудь?

Генри. Ни одной живой души.

Ада. Так я и знала. (Пауза.) Когда мы мечтали побыть вдвоем, всегда кто-нибудь рядом оказывался. Теперь вот не надо, и — пожалуйста, никого.

Генри. Да, ты всегда ужасно боялась, как бы тебя не застукали за нежной беседой. Малейший дымок на горизонте — и ты оправляешь платье и углубляешься в «Манчестер гардиан». (Пауза.) Ямка еще сохранилась.

Ада. Ямка? Да мало ли в земле ямок?

Генри. Та самая, где мы наконец-то впервые решились.

Ада. A-а, да, вроде вспомнила. (Пауза.) Здесь все так, как было.

Генри. Нет, не так. Я-то вижу. (Доверительно.) Все постепенно выравнивается! (Пауза.) Сколько ей теперь?

Ада. Я сбилась со счета.

Генри. Двенадцать? Тринадцать? (Пауза.) Четырнадцать?

Ада. Я правда не знаю, Генри.

Генри. Она у нас получилась не сразу. (Пауза.) Бились годами. (Пауза.) И в конце концов добились. (Пауза. Вздох.) В конце концов добились. (Пауза.) Послушай его, послушай! (Пауза.) Наверно, когда уж в него войдешь — легчает. (Пауза.) Мне, наверно, надо было пойти в торговый флот.

Ада. Это ведь только на поверхности так. Внизу — тишина, как в могиле. Ни звука. Весь день, всю ночь ни звука.

Пауза.

Генри. Я теперь хожу с граммофоном. Сегодня вот только забыл.

Ада. Никакого в этом смысла. (Пауза.) Никакого смысла нет стараться его заглушить. (Пауза.) Покажись Холлоуэю.

Пауза.

Генри. Пойдем на лодке покатаемся.

Ада. На лодке? А как же Адочка? Она ужасно расстроится, если придет и увидит, что ты пошел кататься на лодке без нее. (Пауза.) С кем это ты сейчас был? Перед тем как заговорил со мною?

Генри. Я хотел побыть с отцом.

Ада. A-а. (Пауза.) Это — всегда пожалуйста.

Генри. То есть я хотел сделать так, чтобы он побыл со мною. (Пауза.) Ты сегодня грубей, чем всегда, Ада. (Пауза.) Я как раз его спрашивал, видел он тебя когда-нибудь или нет, я не мог вспомнить.

Ада. Ну и?

Генри. Он мне больше не отвечает.

Ада. Наверно, ты его извел. (Пауза.) Ты при жизни его изводил и сейчас изводишь, уже мертвого. (Пауза.) Приходит время, когда человек уже не может с тобой общаться. (Пауза.) Придет время, когда вообще никто не сможет с тобой общаться, даже совершенно незнакомые люди. (Пауза.) Ты останешься один на один со своим голосом, в целом мире не будет у тебя ни единого голоса, кроме твоего собственного. (Пауза.) Ты меня слышишь?

Пауза.

Генри. Не могу вспомнить, видел он тебя когда-нибудь или нет.

Ада. Он меня видел, и ты это знаешь.

Генри. Нет, Ада, я не знаю, ты уж прости, но я почти все забыл, что с тобою связано.

Ада. Тебя не было. Только мать и сестра. Я зашла за тобой, как уславливались. Чтоб вместе идти купаться.

Пауза.

Генри (с раздражением). Ну дальше, дальше! И что у людей за манера вечно останавливаться на полуслове!

Ада. Они не знали, где ты. Постель была не смята. Они все друг на друга орали. Сестра твоя кричала, что бросится со скалы. Отец встал и вышел, хлопнув дверью. Я ушла почти тут же, и я прошла мимо него. Он меня не видел. Он сидел на камне и смотрел на море. Не могу забыть его позу. И ничего ведь особенного. Ты тоже иногда так сидел. Может, именно в неподвижности этой все дело, он будто обратился в камень. Так я и не смогла разобраться.

Пауза.

Генри. Говори. Говори же! (Умоляюще.) Говори, говори, Ада, каждый слог — это выигранная секунда.

Ада. Боюсь, что это все. (Пауза.) Можешь продолжить беседу с твоим отцом, вернуться к сочиненью историй, или чем ты там еще занимался, а на меня не обращай внимания.

Генри. Не могу! (Пауза.) Больше не могу!

Ада. Минуту назад мог прекрасно, перед тем как со мною заговорить.

Генри (зло). А теперь не могу! (Пауза.) О Господи!

Пауза.

Ада. Ну хорошо, ты и сам ведь знаешь, что я имею в виду: какие-то позы остаются в памяти по вполне понятным причинам, ну там голова, например, опущена, когда должна бы вроде быть поднята, и соответственно наоборот, или рука, скажем, зависла в воздухе, как ничья. Что-нибудь в таком роде. А когда твой отец сидел на камне в тот день, ничего такого не было, ни единой подробности, чтобы пальцем ткнуть и сказать — необычно! Нет, так я и не смогла разобраться. Может, я говорю, в неподвижности этой великой все дело, он будто и не дышал. (Пауза.) Ну как, легче тебе стало от этой чуши? (Пауза.) Если хочешь, я могу еще что-нибудь из себя выжать. (Пауза.) Нет? (Пауза.) Ну тогда я, пожалуй, пойду.

Генри. Погоди! Ты же можешь не говорить. Только слушать. Даже не слушать. Только побудь со мною. (Пауза.) Ада! (Пауза. Громче.) Ада! (Пауза.) Господи! (Пауза.) Стук копыт! (Пауза. Громче.) Стук копыт! (Пауза.) Господи! (Долгая Пауза.) Она ушла почти тут же, прошла мимо тебя, ты ее не видел, ты смотрел на… (Пауза.) Нет, не мог ты смотреть на море. (Пауза.) Разве что зашел с другой стороны. (Пауза.) Ты зашел со стороны скал, да? (Пауза.) Отец! (Пауза.) Наверно, так и было. (Пауза.) Она стоит, смотрит на тебя, потом спускается по тропке к трамваю, входит, садится спереди. (Пауза.) Садится спереди. (Пауза.) Вдруг ей становится не по себе, она выходит, кондуктор ей: «Передумали, девушка?», она возвращается по тропке, а тебя и след простыл. (Пауза.) Грустная, потерянная, она бродит вокруг да около, но нет, никого, а с моря ледяной ветер, и она снова — по тропке к трамваю и едет на трамвае домой. (Пауза.) Едет на трамвае домой. (Пауза.) Господи! (Пауза.) «Боултон, дружище… (Пауза.) Если тебе нужен укол, Боултон, спускай штаны, сейчас я тебе вкачу, у меня на девять назначено удаление матки», и он, конечно, имеет в виду обезболивающее. (Пауза.) Огонь погас, и трескучий мороз, и бело, и беда, и ни звука. (Пауза.) Боултон начинает возиться с занавесками, нет, со шторами, это трудно описать, он их отдергивает, нет, он их собирает в кулак, тянет на себя, и луна врывается в комнату, он потом снова их выпускает, они тяжелые, бархатные, и в комнате снова черным-черно, и снова он тянет их на себя и — бело, черно, бело, черно, и — Холлоуэй: «Хватит, Боултон, ради Бога, хватит, ты что — доконать меня хочешь?» (Пауза.) Бело, черно, бело, черно — с ума сойти. (Пауза.) Потом вдруг он чиркает спичкой, то есть Боултон чиркает, зажигает свечу, поднимает над головой, подходит к Холлоуэю, смотрит ему прямо в глаза. (Пауза.) Ни слова, он только смотрит в старые голубые глаза, очень тусклые, в сношенных веках, без ресниц, все плывет, свеча над головою дрожит. (Пауза.) Слезы? (Пауза. Долгий смех.) Нет. Господи Боже, какие там слезы! (Пауза.) Ни слова, он только смотрит в старые голубые глаза, а Холлоуэй: «Укол тебе надо — так и скажи, и отпусти ты меня к черту отсюда! (Пауза.) Мы это уже проходили, Боултон, избавь меня от повторения». (Пауза.) Боултон: «Ну пожалуйста! (Пауза.) Ну пожалуйста! (Пауза.) Ну пожалуйста, Холлоуэй». (Пауза.) Свеча дрожит, все обкапано воском, она теперь ниже, старая рука устала, он свечу — в другую руку, и опять — высоко, и на этом — все, на этом всегда — все, и ночь, и остывшая зола, и свеча дрожит в твоей старой руке, ты говоришь: «Ну пожалуйста! Ну пожалуйста!» (Пауза.) Клянчишь. (Пауза.) Как нищий. (Пауза.) Ада! (Пауза.) Отец! (Пауза.) Господи! (Пауза.) Снова — выше свечу, все так страшно, так скверно, он смотрит, смотрит на Холлоуэя, глаза в глаза, он не хочет больше просить, только смотрит, и Холлоуэй заслоняет лицо, и ни звука, и бело, трескучий мороз, сцена жуткая, два старика, и беда, беда, нет, не то. (Пауза.) Не то. (Пауза.) Господи! (Пауза. Он встает, и шуршит галька. Идет к морю. Пауза. Шум моря чуть громче.) Вперед. (Пауза. Он идет вперед. Шуршит под ботинками галька. Останавливается у края воды. Пауза. Шум моря чуть громче.) Книжечка. (Пауза.) Сегодня вечером… (Пауза.) Сегодня вечером ничего. (Пауза.) Завтра… завтра в девять водопроводчик, потом ничего. (Пауза. Удивленно.) В девять — водопроводчик? (Пауза.) Ах да, течь. (Пауза.) Ну и слова. (Пауза.) Суббота… ничего. Воскресенье… воскресенье… весь день ничего. (Пауза.) Ничего, весь день ничего. (Пауза.) Весь день, всю ночь ничего. (Пауза.) Ни звука.