Про шакалов и волков - Страница 6

– Мадам, куда же вы?! На кого же вы бросили меня с эклерами? Для вас я еще и фруктовый салатик взял… – Голос у мужчины был приятный, с теплыми нотками.

Катерина растерянно оглянулась, не веря, что слова обращены к ней.

– Смотрите, какая искусительная вишенка!

«Бульдожка» сделал приглашающий жест к столу.

– Спасибо, но это, право, лишнее для меня.

Катерина начала оглядываться на Дениса, будто ища в нем поддержки. Но брат увлеченно беседовал с двумя новыми персонами – сногсшибательной женщиной и лощеным мужчиной. Женщина заливисто хохотала, демонстрируя «голливудский» оскал полнейшего жизненного благополучия.

Катя обреченно вздохнула и приняла из рук «бульдожки» тарелочку.

– И еще шампанское, а? – подмигнул ей тот.

Официант прилежно исполнял свои обязанности. Лицо его было непроницаемо. Подавая Кате бокал, Петруччо сдержанно улыбнулся. «Да нормальный парень! Привыкла видеть все в черном цвете, приписываю людям худшие мысли и намерения. С этим надо что-то делать», – подумала Катерина и чокнулась с «бульдожкой», который протянул к ней свой бокал.

– За знакомство!

– Да уж… Довольно болезненное для вас, – промямлила Катя.

– Чепуха, – отмахнулся дядька и залпом выпил шипучку. Поморщившись, представился:

– Евгений. Онежский Евгений.

«Господи, помилуй! Мне нужно сказать, что я Татьяна Ларцова?!» – мелькнуло в голове Катерины, и она, не сдержав смешок, представилась как Эльвира. Ее так и подмывало сказать, что она Эльвира Козявкина (эту фамилию носила ее соседка – редкостная, между прочим, красавица), но Катерина ограничилась именем.

Онежский всунул в рот целую корзиночку с кремом и, жуя, хитро уставился на новоявленную Эльвиру. Складки вокруг его рта, на шее, на лбу ходили ходуном. Катя снова беспомощно обернулась на Дениса.

– Это ваш муж? На которого вы беспрестанно оглядываетесь? – прожевав, спросил «бульдожка». Для Кати он все же остался человеком с этой кличкой.

– Это мой брат. Загадочная и неординарная личность. – Катя прищурила глаза и даже прищелкнула языком, чтобы Онежский в полной мере оценил значительность ее брата.

– А вы, значит, ординарная личность? – хмыкнул «бульдожка», откусывая половину эклера.

Катя внимательно посмотрела на жующего собеседника – на его простодушном лице не было и тени издевки, только любопытство и доброжелательность.

Катерина вздохнула:

– Я – самая ординарная.

Дядька вытер рот салфеткой и заявил:

– Вранье! Я еще не встречал ни одного ординарного человека. А встречал я в силу профессии такое количество людей, что… – он присвистнул и вскинул руку.

– А что за профессия? – игриво спросила Катя, чувствуя, как коварное шампанское ударило в голову и побежало к ногам. «Опьянеть, не приступив к работе, – это просто нонсенс! Как, впрочем, и вся моя жизнь…»

И вдруг Кате стало легко. Ей хотелось смеяться и говорить глупости такому милому «бульдожке».

– Я фотограф-портретист, – сдержанно, но веско сказал Онежский. – А вы наверняка пресс-секретарь какого-нибудь мелкого чинуши от масс-медиа?

– А вот и нет! Я журналист! Этот… фрилансер, – вспомнила Катя красивое слово.

– Понятно, – хмыкнул «бульдожка». И Катя почувствовала, что ему и в самом деле все про нее понятно.

– А ваш неординарный брат чем занимается? – поинтересовался портретист с внешностью тренера по греко-римской борьбе.

– А вот это неважно! – категорично рубанула Катерина. – Он о своей профессии не любит распространяться. Вон, видите, как от вспышек отшатывается. Скромняга и прелестный человек. И прекратите осуждать меня за пирожные! – вспыхнула вдруг она, поймав лукавый взгляд Онежского, который проследил за ее рукой, берущей второй эклер.

– Ну что вы, я думаю, вам просто необходимо еще и вот это, с киви! – горячо возразил Онежский.

Дедим и в самом деле чурался камер и ловко отворачивался от журналистов. Он жалел, что опрометчиво согласился на уговоры сестры и пришел на гламурную тусовку. Публичность была ему не просто не мила – противопоказана. Один из фотографов акробатическим движением шмыгнул между Дедимом и собеседниками и все же сумел сделать его фотографию. Денис отшатнулся от вспышки аппарата, как от разорвавшейся лимонки. Он побелел и колоссальным усилием воли заставил себя не закрыть глаза, не кинуться прочь…

Восемь часов шел тот бой в марте двухтысячного года у села Комсомольское Урус-Мартановского района, решивший исход боевого противостояние Второй чеченской кампании. Дикое сопротивление крупной группировки боевиков, не ожидавшееся федералами в Комсомольском, вынудило отряд спецназа «Росич» вести не зачистку, а тяжелейшее сражение в окружении неистового врага.

Сержанту Денису Димитриеву показалось вдруг, что сквозь адский грохот и разлитое в дыму и крови отчаяние его строго окликнул… отец. Секундный поворот назад, страшная боль в спине, которую будто разорвало надвое, темнота… То мгновенное движение спасло Дедиму жизнь – очередь не прошила голову, а пробила бронежилет, искромсав левую лопатку и поясницу. Ранение было тяжелым, но не смертельным. Впрочем…

– Сержант Димитриев! Денис! – врач хлопал по щекам Дедима, который не выходил из наркоза после операции. Перелом оказался паршивым – сложным, со смещением тела лопатки, и требовал операции остеосинтеза, которая устранила бы смещение отломков и зафиксировала их пластинами и винтами. С этим хирургам справиться удалось, но наркоз спецназовец перенес плохо: работу сердца приходилось контролировать, но оно будто упрямилось, не желало гонять жизнь по телу двадцатилетнего солдата.

– Тут старики за болячки свои цепляются и живут, а молодой здоровяк нос воротит – умник, ничего не скажешь, – нарочито ворчал эскулап.

– Невесты, небось, нет, – подыгрывала врачу медсестра.

Огненная вспышка вдруг вернула Дедиму сознание. Родная Лана – рыжая Лань – будто легла на его грудь, целуя и шепча: «Денька-бездельник – учиться не хочет, хочет в героя играть. Доигрался. Дурак. А я жду его – сама та еще дура», – голос у Ланы сильный, с хрипотцой. И вся она – дикая, неукротимая, любимая до спазмов в груди, до крика…

– А-а-а, – заорал Дедим.

– Ну вот, застонал… Здрасьте-пожалуйста, молодой человек, – ласково сказала круглолицая пожилая сестра, седые волосы которой были аккуратно спрятаны под зеленую шапочку…

Сегодня кошмар снова «накрыл» Дедима, когда он задремал в своей комнате после обеда.

– Опять воюешь с шайтанами? – Лана промокнула платком влажный лоб мужа.

– Давай-ка, вставай, скоро твоя коровушка явится.

– Ну что ты ее обзываешь? Катька – несчастная женщина, которая не может себя перепрограммировать, сколько я ее ни учу… – встряхнулся Дедим в кресле.

Согласно заведенному им распорядку, с раннего утра до обеда частный «консультант по криминальным делам» занимался работой, если таковая наличествовала, и по возможности гулял с младшим, третьим сыном. Затем он сытно ел, а на «десерт» позволял себе лакомое занятие: рассматривать и изучать возможности вновь купленных, дивно нарисованных карточек интеллектуальной коллекционной игры «Магистр», в которой являлся одним из российских топовых игроков.

– Ага, несчастная, но коровушка, – традиционно не отступила от своего мнения Лана. Впрочем, долго разглагольствовать она не могла: старший отпрыск – первоклассник Антон разбудил своим роботом с лазерной пушкой (на кой дьявол Деня такое покупает детям?) младшего Антипа-Цветика. Воспользовавшись суматохой, средний – Андрон, нестандартный ребенок с научным складом ума, – пошел ставить в ванную новый эксперимент с утоплением резиновой утки. Кажется, он сообразил, что в утке нужно пробить брешь, тогда она может налиться водой и затонуть.

Регулирование жизни своего «мужичьего дурдома» давалось Лане довольно успешно. Она могла одновременно укачивать Антипа, читать Сутеева Андрону и ставить в угол неуёмного Антона. Характеры у мальчишек были совершенно разные: классические холерик, флегматик и меланхолик, но внешне братья походили друг на друга как две капли воды – рыжие, конопатые, ладные. И не по годам смышленые. «Все лучшее от родителей взяли», – гордился Дедим.