Про моркоff/on - Страница 3

– Хорошо, что ты «до того как» сказала, а не «после». Это мне еще крупно повезло. Ладно, отложим до возвращения в город.

И Оля поняла, что не все еще потеряно. Она направилась на кухню, стырила там чищеную морковку и торжественно ее сгрызла.

С этого дня игры с Максом закончились. Все стало как-то вдруг… серьезно. Он даже целовать стал по-другому – нежно и аккуратно. От этого голова Оленьки шла кругом по еще большему диаметру. Однако афишировать свои серьезные отношения они так и не стали.

Только Алеша что-то пронюхал. Он вообще был очень умный, этот Алеша. Однажды, когда Оленька застала его за очередной книжкой, он снял очки, вытер их о майку и спросил:

– У тебя с Ширяевским роман… или просто секс?

Слово «секс» в Алешиных устах прозвучало похабнейшим ругательством. Оленька растерялась и вдруг принялась оправдываться:

– Что за глупости? Этот Макс… этот бабник… да зачем он мне?!

Алеша надел очки и посмотрел в ее лицо большими серыми глазами.

– Странно, – сказала Оля, – у тебя глаза в очках… просто огромные.

– У меня дальнозоркость. Врожденная. В очках для дальнозорких ставят собирающие линзы. Геометрическая оптика, девятый класс.

Алеша замолчал, и Оленька вдруг поняла, что ей срочно нужно все рассказать кому-нибудь. А хоть бы и Алеше.

И она рассказала. Не все, конечно. Некоторые подробности не решилась. Квашин держался стойко. Только во время рассказа о неудавшемся интиме очки у него стали отчего-то потеть, Алеше пришлось их несколько раз протирать.

Когда Оленька договорила, он погладил ее по руке и сказал:

– Бедная. Ты имей в виду: я тебя все равно буду любить. Для меня это неважно. Просто он тебе голову задурил. Он всем дурит.

Из Алешиной комнаты Оленька выбралась в состоянии странном. В компоте чувств больше всего было изумления, но и облегчение чувствовалось небывалое. В коридоре встретилась Ирка. Увидев очумелую физиономию Оленьки, она спросила:

– Ты чего? Ты заболела?

– Нет, – медленно ответила Оля. – Просто я совершенно не знаю мужчин.

Двое суток она обдумывала сложившуюся ситуацию. Дожди временно прекратились, и можно было думать прямо на поле, что бодрило и стимулировало мозговую деятельность. В конце концов Оленька решила, что все сложилось как нельзя лучше, хотя и непонятно до невозможности.

Так оно и продолжалось до конца «морковки»: Оля втихаря бегала целоваться с Максом, а потом беседовала о жизни с Алешей. Она щадила его, не рассказывала о той жаркой волне, которая протекала по всему телу от Максовых рук и губ (да и слов не хватило бы рассказать). Зато они много говорили о любви, о том, что важнее – страсть или взаимное уважение… короче, о всякой умной ерунде.

Оленька сжилась с этой фантасмагорией. О том, что «морковка» когда-то закончится, она как-то не думала. Но однажды, во время очередного тайного свидания, Макс вдруг прижал ее к себе особенно нежно и сказал:

– Ну, ничего. Через три дня сможем все сделать по-человечески.

Оленька не очень могла в этот момент соображать, но слова «три дня» заставили ее заморгать.

– Послезавтра уезжаем отсюда, – засмеялся Макс. – Забыла?

– Уезжаем? Куда?

– В город. Есть пустая квартира. Родители одноклассника в Африке, он у бабушки. Можно взять ключ…

Макс почувствовал, что Оленька окостенела.

– Ну-ну-ну, – сказал он и осторожно поцеловал кончики пальцев, – все будет хорошо.

Оля очень любила, когда ей целуют кончики пальцев, но на сей раз этот прием не сработал.

– Что будет хорошо? – почему-то прошептала она.

– Все. Ну… я же понимаю, почему ты не захотела… Здесь… грязно и вообще… А там…

Оленька поняла, что сейчас располосует ему рожу и получит от этого неизъяснимое удовольствие.

– Выходи за меня замуж, – вдруг заявил Макс.

Это был сильный ход. Неожиданный. В том числе и для самого Макса, если судить по его лицу. Оленька даже злиться перестала.

– Максик, – вздохнула она, – что ты несешь? Ты ведь брякнул, не подумав…

– Я не брякнул! Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Макс смотрел набычившись, выставив вперед нижнюю губу. В этот момент он сам верил в то, что говорил.

Оленька шла к общаге одна, хотя Макс и вызывался ее демонстративно проводить. Еле удалось ему объяснить, что иногда девушке нужно побыть в одиночестве.

– Понимаешь, – Оленька улыбалась и гладила его по плечу, – это такое чувство… Мне нужно привыкнуть.

Эти доводы успеха не имели, поэтому Оля сменила тактику.

– Ты что, – прищурила она глазки, – боишься, что меня кто-то уведет?

– У меня?! И не надейся! Ладно, гуляй одна, пока холостая.

Вот Оленька и гуляла. То ли думала о чем-то, то ли просто бродила. И как-то само собой получилось, что догуляла Оленька до дверей Алешиной комнаты. Увидела их и решила, что так будет правильно: Алешка заслужил право все узнать первым. Она, продолжая улыбаться, толкнула дверь… и настроение моментально испортилось.

На ее законном месте, на кровати Алешкиного соседа, восседала эта корова Ирка!

В голове почему-то возникло стандартное начало анекдота: «Возвращается муж из командировки…»

– Та-а-ак, – протянула Оленька.

– Ой! – сказала Ирка и подскочила. – А я как раз зашла к Алеше… он про биномы обещал рассказать… а то они у нас будут, а в школе не было…

Оля уперла руки в боки и повернулась к повелителю биномов. Алеша мучительно краснел и молчал. Ирочка поняла, что помощи ждать неоткуда, и опрометью бросилась из комнаты.

– Я ей правда про бином рассказывал. У них обычная школа, не спец… А на первом курсе с комбинаторики начинают. Ты не думай…

Оленьку начал разбирать смех. Он жил где-то глубоко внутри, под левой лопаткой, и не вырвался бы наружу, если бы несчастный Квашин не заявил:

– Оля! Выходи за меня замуж.

Оставшиеся два дня прошли как в тумане. Оля носилась от Алеши к Максу и обратно.

Ее просто раздирало на части от несправедливости. Почему, почему она должна выбирать? Почему бы Максу не стать таким же умным, как Алеша? Тогда с ним бы было не только весело, но и интересно. Или почему бы Алеше не оторвать свою попу от кровати и не сходить бы с ней (не с попой, а с Оленькой) куда-нибудь? Неужели ему трудно научиться играть на гитаре и танцевать?

Оля стала раздражительна, дулась на обоих кавалеров, грызла морковку на нервной почве. Она начала скандалить по пустякам и даже плакать. Макс на это почти не реагировал, обидно щелкал по носу и шел развлекаться. Алеша молча гладил по головке и не переставая жалел. Трудно было сказать, что ее раздражало больше.

Когда студенты вернулись в город, Оле полегчало. Все-таки жили по домам, а не всей толпой в одном месте, появилось время спрятаться от всех и подумать. Лучше всего думалось под любимое занятие – поедание морковки. Оленька притащила домой целый мешок (не сама, конечно, нашлось кому притащить) и хрумкала в свое удовольствие.

На лекциях Оля обычно садилась с девчонками, чтобы не выбирать между Алешей и Максом.

Алеша всегда сидел на первых партах, вел конспект, задавал умные вопросы. Все преподаватели его быстро полюбили, а один, читавший механику, даже поздоровался с ним в коридоре за руку. Олю это так потрясло, что она тут же к нему подбежала.

– Алеш, это твой знакомый?

– Да нет, – Алеша пожал плечами, – просто он с кафедры теорфизики, мы с ними в школе одну задачку решали…

– И что, решили? – Оля от изумления просто не знала, что еще спросить.

– Да ее в принципе решить нельзя. Хотя было бы, конечно, интересно. Я предложил один метод… Они теперь обсчитывают.

– Алеша, а можно, я сегодня с тобой посижу?

Алеша расплылся в улыбке и начал счищать со скамьи воображаемые пылинки.

Макс же всегда торчал на галерке. Оттуда временами слышалась шумная возня, смех и даже тихие песни.