Призраки стекла (ЛП) - Страница 8

— Что значит, в дом вломились? — голосом моей матери можно было содрать краску со стены.

— Кто-то силой проник в дом, мэм.

Я не думала, что офицер пытался язвить, но мама, конечно, не собиралась давать ему повод для сомнений.

— Не надо со мной так разговаривать, молодой человек. Я знаю вашего отца.

Щеки офицера слегка покраснели, а подбородок опустился на несколько сантиметров.

— Да, мэм. Мы просто реагируем на сигнал тревоги, полученный от вашей охранной компании. Нам нужно задать вам несколько вопросов. Я понимаю, что сейчас напряженное время.

— Вы так думаете? — моя мать указала через плечо на длинную вереницу черных внедорожников и автомобилей, которые пересекали мост через болото и въезжали на наш маленький остров. В Дарлинг-Хаусе будет проходить прием по случаю похорон Алистера, и никаких средств не жалели, чтобы сделать это событие достойным человека, занимающего высокое положение в обществе Саванны. — Ты можешь хотя бы попросить своего напарника выключить огни этой дурацкой патрульной машины и припарковать ее где-нибудь в менее заметном месте, чем лужайка перед домом? Ради всего святого.

— Да, мэм, — кивнул офицер, на бейджике которого значилось «Эванс», и передал по рации пожелания моей мамы.

— Спасибо, — сказала мама, выражение ее лица было слишком слащавым. — А теперь, если вас не затруднит, объясните, что произошло. Что-нибудь похитили?

— Мы так не считаем. Конечно, нам нужно получить от вас окончательный ответ. В доме осталось много ценных вещей, которые могли похитить. Мне кажется, что кто-то что-то искал.

— Что они могли искать? — раздался голос Эфраима из-за моего плеча.

— Ваше предположение может быть не хуже моего, сэр. Мы полагаем, что это как-то связано с мистером Алистером. Да упокоится он с миром. — Офицер Эванс неуклюже перекрестился, и я задалась вопросом, является ли он католиком или сделал этот жест, потому что подумал, что мы можем быть таковыми. — Самый большой беспорядок устроили в кабинете, — сказал он. — По всему полу разбросаны бумаги, книги вырваны с полок. Там просто катастрофа.

Мама начала плакать, ее хрупкие плечи вздрагивали и вздымались, как тогда, на кладбище.

Щеки офицера Эванса снова потемнели, и он посмотрел на меня с мольбой в глазах.

— Может быть, вам стоит все осмотреть, мисс Дарлинг?

— Мы вместе посмотрим, — сказал Эфраим.

— Прости? — я бросила на него взгляд, фактически нарушив клятву полностью его игнорировать.

Выражение лица Эфраима не допускало отказа.

— Как ты думаешь, кто управляет Дарлинг-Хаусом с тех пор, как ты уехала? Я больше тебя знаю о том, что нужно искать в этом кабинете.

— Вы оба идите, — сказал офицер Эванс. — После этого вы все сможете вернуться к своему приему. Это не займет много времени. — Он кивнул моей матери.

— О, дорогая, — воскликнула Роза.

Я похлопала маму по руке и велела Адель подойти и проводить ее в холл, куда через минуту должны были войти гости.

— Я позабочусь об этом. А ты иди и разберись с приемом.

— Спасибо, — вздохнула она, взяв Адель под локоть и вытерев нос скомканным носовым платком. — Никогда не пойму наглости людей. Кто может вломиться в дом в день похорон? Просто ужаснейшее воспитание.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не закатить глаза. Мама умела свести все к этикету.

Офицер Эванс провел нас с Эфраимом в кабинет.

— Мы сделали фотографии и сняли отпечатки пальцев. В помещении можно навести порядок. Но я подумал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь привычный к этому помещению осмотрел его, прежде, чем мы уедем. Офицер Эванс положил руки на бедра. — Видите что-нибудь необычное? Кроме очевидного?

Эфраим осмотрел комнату, а я наблюдала за ним со смесью раздражения и зависти. И потому, что он оценивал кабинет, как свой собственный, и потому, что он был на сто процентов прав в том, что лучше с ним знаком. У меня были свои воспоминания. Но Эфраим был единственным, кто находился здесь последние два года.

— Минуточку, — он пересек комнату и подошел к нескольким высоким книжным полкам, на которых стояли нетронутые книги. Он взял с места один том и осторожно пролистал его, затем, поколебавшись, заглянул в щель, которую занимала книга, прежде чем задвинуть ее обратно.

Может быть, за полкой что-то спрятано? Я сделала мысленную пометку проверить это позже.

Эфраим повернулся к офицеру Эвансу.

— Кажется, все в порядке. Более дорогие тома целы, а сейф в шкафу выглядит поврежденным, но по-прежнему заперт. Что бы они ни искали, я думаю, у них закончилось время, прежде чем они нашли это.

Офицер Эванс кивнул.

— Что ж, если вы обнаружите пропажу, позвоните нам.

— Конечно, — сказал Эфраим.

Офицер Эванс остановился, когда мы подошли к двери, ведущей во двор, где ждала патрульная машина.

— Я сожалею о вашей потере, мисс Дарлинг. Мистер Алистер был прекрасным человеком.

— Спасибо, — сказала я. — Мы будем на связи.

Он приподнял шляпу и отвернулся.

— Минуточку, — позвала я его. — Сигнализация в доме молчит, когда никого нет дома, не так ли? Как вы думаете, что заставило злоумышленника уйти?

Офицер Эванс потер подбородок, его взгляд метнулся к затененным верхним окнам, и я подумала, что он мог бы сделать, если бы увидел, что на него смотрит призрак. Он пожал плечами.

— Наверное, их что-то спугнуло.

Прием после похорон был сплошным месивом из черных галстуков, пожатия рук, платков и дурно пахнущих лилий. Когда-то во время одного из семейных пикников на участке Дарлингов на кладбище Бонавентура тетя Адель рассказала мне, что лилии используются на похоронах, потому что их сильный аромат перекрывает затхлый запах смерти.

На похоронах Сета все было усыпано ими.

Дедушки Алистера тоже.

Я ненавидела лилии.

И сбилась со счета, сколько пожилых жителей Саванны заключали меня в хрупкие объятия с ароматом гардении и выражали соболезнования по поводу моей утраты.

Не зря я не ходила на похороны.

Я не выносила уныния. Не выносила промежуточного состояния, не могла быть подхвачена течением, которое несет тебя от конца чужой жизни к началу своей собственной, без него.

Корзины с цветами прибывали в дом ровной, красочной процессией. Одна из самых больших — от отца, который не успел вернуться в Джорджию к похоронам. Он утверждал, что его рейс отменили. Это было правдой, я проверила. Его композиция представляла собой показное буйство желтых маргариток, белых роз и розовых гвоздик. Вопиюще веселое. Пассивно-агрессивный шедевр.

Рядом с отцовским подношением стоял еще один букет — из ярких лилий, рассыпавшихся во все стороны, как нездоровые, благоухающие звезды. Я наклонилась поближе, чтобы прочитать сопроводительную открытку.

Каждый из нас — воплощенное наследие своей семьи. Для меня было большой честью работать под руководством такого художника. Я надеюсь, что скоро снова вернусь в Darling Glass.

Мне очень жаль, что я ушла.

— Моника

Мои брови сошлись. Никто не упоминал об уходе руководителя нашей студии, хотя Адель заговорила о Монике вчера за ужином. Конечно, моя семья уже давно перестала делиться со мной подробностями такого рода, предпочитая сводить наши разговоры к тому, как протекала моя жизнь в Чарльстоне. Моника жила с нами так долго, всю свою жизнь. Она была всего на пару лет старше меня и училась вместе со мной и Сетом с тех пор, как мы стали достаточно взрослыми, чтобы держать в руках духовую трубку. Она была постоянным сотрудником Darling Glass в качестве главного ассистента в студии, как и ее мать, и ее бабушка до нее.

Я не могла представить, что она когда-нибудь уйдет. Если только, конечно, все это не стало для нее слишком тяжелым. Неужели проклятие пришло и за ней?

Я посмотрела через плечо на маму. Она держалась, несмотря ни на что. Царственно стояла в своем сшитом на заказ черном платье, являя собой образ южной утонченности.