Призраки стекла (ЛП) - Страница 63

— Я никуда не уйду, пока не получу то, что мне причитается.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, ненавидя отчаянную дрожь в своем голосе.

— О, Уитни. Не притворяйся, что не знаешь.

— Бриллиант?

— Да, бриллиант, — выплюнула она слова. — Но это гораздо больше, чем просто бриллиант, не так ли? Это то, что твоя семья отняла у меня. Это жизнь, которая должна была быть у меня. Жизнь, которую ты у меня украла.

Эфраим вошел в комнату и, присев на корточки рядом с Ислой, прижал пальцы к ее горлу. Он поморщился.

Боже, пусть она будет жива.

— Все это время это была ты, — обвинила я. — Ты ворвалась в дом во время похорон. И это ты разнесла стеклянную студию в ту ночь.

— Конечно, — улыбнулась она. — Но не надо меня разочаровывать, Уитни. Я сделала гораздо больше. Вы все считали, что Алистер сломал шею, споткнувшись. Его шея была сломана еще до того, как я столкнула его с лестницы. Я вытолкнула лестницу из-под ног Калеба в тот день, когда он застал меня в кабинете Алистера. И Адель. Она слишком наблюдательна для своего собственного блага и слишком упряма, чтобы умереть. Настоящая стальная магнолия, надо отдать ей должное.

У меня задвоилось в глазах и внезапно затошнило. Все они убиты. Она убила моего деверя. И дедушку. Человека, который вырастил ее, научил стеклодувному делу и бизнесу, принял ее в нашу жизнь, как до этого принял ее мать.

— Дедушка любил тебя, — прошептала я. — Наши семьи любили друг друга на протяжении многих поколений.

Ее глаз дернулся.

— Нет. Моя семья работала на твою на протяжении многих поколений. Мы были чертовски полезны, Уитни.

— Как ты попала в дом и вышла из него? — оборвал Эфраим. — На остров и с острова?

— Я никогда не уезжала, — гордо сказала она. — Ты знаешь, сколько скрытых пространств между стенами в Дарлинг-Хаусе? Сколько маленьких потайных щелей? Я могла приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и никто из вас, глупых суеверных идиотов, ничего не знал. Я распоряжалась всем домом.

— Моника, — прорычал Эфраим. — Опусти пистолет. Мы разберемся с этим, как цивилизованные люди.

Маниакальная ухмылка исказила ее напряженные черты, ужасающие в мерцающем свете свечи.

— Я имею право, — прошептала она, обхватив пальцами прядь волос и накрутив ее так, что я подумала, что она ее вырвет.

Эфраим шагнул ко мне, словно намереваясь взять меня за руку, но Моника бросилась вперед, прижав пистолет к моему лбу.

Мое сердце остановилось.

Эфраим застыл, не сводя с меня взгляда.

Слезы выступили в моих глазах, затуманивая зрение. Я знала, что если вернусь сюда, в Дарлинг-Хаус, то умру. Но я никогда не думала, что это будет так.

— Брось оружие, Эфраим, — рявкнула Моника. — Я не зря проделала весь этот путь.

Эфраим медленно опустился на колени и положил пистолет у своих ног.

— Пни его мне, — потребовала Моника.

Эфраим сделал то, что она просила, убийственно нахмурившись.

— Ты понимаешь, что уже сделала два выстрела. Скорее всего, за этими окнами стоят пять охранников, каждый из которых целится тебе в голову.

— Сомневаюсь, учитывая все эти фейерверки, но если это так, то будем надеяться, что у них есть мозги. Они выстрелят в меня, и Уитни умрет, — хмыкнула Моника. — А теперь, кто из вас скажет мне, где спрятан этот проклятый бриллиант?

— Моника, — прошептала я. — У нас его нет. Если ты так внимательно следишь за нами, то должна это знать.

— Ты, глупая дура! — топнула она ногой. — Все это должно было быть моим. Джулия любила Горация. А он любил ее. Это Уильям разлучил их. Это Уильям совершил убийство и украл наследие моей семьи. — Она взмахнула пистолетом над головой, указав на великолепную, сверкающую люстру Уильяма. — Либо Лейла так и не поняла этого, либо ей было все равно. Но мне не все равно, и я забираю свое обратно.

За пианино мелькнуло белое платье.

Джулия.

Низкий стон, звук страдающей женщины, эхом прокатился по студии.

Я посмотрел на Ислу. Она все еще лежала без сознания.

Стон раздался снова, но ни Моника, ни Эфраим его не услышали.

Большая люстра Уильяма плавно покачивалась на своей цепи. Сотни фунтов выдувного стекла и кристаллов, сверкающих в свете свечей, покачивались взад-вперед, взад-вперед.

Посмотри на люстру.

Стекло помнит.

Снаружи ветер доносит тихий звук детского плача.

Посмотри на люстру.

Внезапно у меня закружилась голова, и я прижала руки к холодному полу. Я замерла, задыхаясь, когда мой палец коснулся знакомой крошечной буквы «П», вырезанной на камне.

— Уитни, — прошептало стекло.

По щеке скатилась слеза, и я провела пальцами по надписи, мысленно наблюдая, как все детали плавно встают на свои места. Сколько раз я оказывалась именно в этом месте?

— П — преданность.

— П — это потребность, — люстра Уильяма произнесла слова моего деда, которые он использовал, чтобы преподать нам с Сетом бесчисленные уроки здесь, в этой студии, истинном фундаменте наследия семьи Дарлинг.

Я напряглась, готовясь к откровению, которое, как я знала, должно было произойти.

— П — Пенелопа.

Все это время.

Здесь Уильям и Джулия спрятали свой секрет. Здесь они упокоили Пенелопу вместе с заветным бриллиантом Горация. Единственная улика, которая могла стать их погибелью.

Я перевела взгляд на Эфраима, но его взгляд был прикован к Монике.

— Как ты узнала обо всем этом? — спросил он, явно пытаясь отвлечь ее, приближаясь ко мне.

— Ее глупый брат умер, — прорычала она. — Уитни была слишком расстроена, чтобы помочь своей бедной матери подготовиться к похоронам. Поэтому, как всегда, за дело взялась я. Однажды мы перебирали старые альбомы, и там была фотография, на которой сидела Джулия со своим маленьким ребенком, поставив ногу на бриллиант моей семьи. Я поняла это сразу, как только увидела. Легенда, о которой мне не разрешалось говорить. Чтобы не оскорбить Дарлингов. — Она повернулась, прохаживаясь взад-вперед между нами и полировальной скамьей позади нее. — Я начала расследовать. Всегда на много шагов впереди тебя, Уит.

Я подалась вперед, так близко к пистолету Эфраима, что если бы я двигалась достаточно быстро, то могла бы протянуть руку и взять его.

Эфраим бросил напряженный взгляд в мою сторону, его глаза потемнели, а зеленые глубины говорили мне о тысяче вещей одновременно.

Что все будет хорошо.

Что я не должна бояться.

Что он любит меня.

— Алистер следил за мной. Я должна была избавиться от него, — вздохнула Моника, повернувшись ко мне с видом притворного раскаяния. — Мне было больно это делать. Я хочу, чтобы ты знала. — Она снова подняла пистолет, нацелив его на голову Эфраима. — Так же, как и это, мне тоже будет больно.

Выстрел потряс стропила.

Я закричала, но было уже поздно.

Эфраим отшатнулся назад и упал на землю. Он смотрел на Монику, кровь текла по его плечу.

Эфраим, нет. Окружающий мир сузился, навалился на меня, а затем резал, как тупой нож, до тех пор, пока я не перестала дышать. Слезы жгли глаза. Проклятие. Этот момент. Вот почему я уехала. Чтобы никогда не видеть, как ему больно. Чтобы никогда не чувствовать эту боль.

— Черт возьми, — прохрипела Моника.

Ее голос был приглушенным и далеким, как будто я находилась под водой.

Но взведение курка ее пистолета подействовало как электрический разряд.

Я с диким рычанием бросилась вперед, схватив пистолет Эфраима.

Присев перед мужем, я направила пистолет на ошеломленную Монику, которая теперь стояла прямо под самой большой люстрой Уильяма Дарлинга.

Люстрой, которую перенесли сюда из зимнего сада.

Потому что у нее была своя судьба.

И сейчас она плавно покачивалась взад-вперед, свидетельствуя, запоминая. Гордость Уильяма.

«Разбита», — прошептала она мне.

Я прицелилась в стропила, высоко над головой Моники, в путаницу кабелей и старинной фурнитуры, которая крепила люстру к ее держателю.