Призраки истории - Страница 97
Но как только белые армии перешли тогдашнюю границу Украинской республики и вступили в пределы Российской республики, движение затормозилось. Здесь был один фронт — Красная армия против Белой армии. А мужики — за красных. Потому что в России земля была отдана крестьянам. И приход белых они вполне справедливо расценили как попытку отобрать у них землю и отдать помещикам. Так что у белых на территории России в народе опоры не было. И «Приказ о земле», изданный Врангелем 7 июня 1920 года, по которому земля закрепляется в собственность крестьян, был уже запоздалым. К тому же раздавать крестьянам России землю, владея лишь Крымом, — это несерьезно, почти фарс…
Закончилась Гражданская война, однако продолжилась продразверстка — и мужики вновь восстали. Кронштадтский, Тамбовский, Ишимский мятежи 1921 года были ответом крестьян на государственный грабеж. Причем проходили они под лозунгом «За Советы без коммунистов».
В 1921 году Ленин ввел нэп — и деревня успокоилась. Народ работал на своей земле и богател.
Но через год Ленин перенес первый инсульт. Затем — второй. После третьего он жил еще десять месяцев, но это уже была жизнь растения. Физического тела. Без мозга. И без власти, разумеется.
Что творилось в этой голове после 1922 года? Этого мы доподлинно не узнаем никогда. Просто потому, что Ленин не успел сказать — с марта 1923 года его мозг, его гениальная голова уже не работала. Он оставил кое-какие заметки. По которым можно предполагать…
В начале этого необычного пути Ленин обозначил нэп как временное «отступление». За это слово и ухватились после его смерти. Может быть, ухватились бы и при его жизни, использовали бы в борьбе против него. Потому что Ленин очень скоро отступился от этого слова. И определил нэп иначе — «коренная перемена всей точки зрения на социализм»! Ни много ни мало.
Все, что ни делал Ленин за этот год, все, что ни писал после, — все было направлено на укрепление крестьянства. Его уже тогда соратники обвиняли в «крестьянском уклоне». Но он был тверд — началом начал считал деревню, землю, крестьянство, он город поставил в прямую зависимость от деревни: чем лучше будет город удовлетворять потребности крестьянства, тем больше будет зарплата промышленных рабочих. Это уже была крамола! Оскорбление! Ведь по терминологии тех лет рабочий класс — «революционный», а деревня — «косная», «мелкобуржуазная», и вообще — контрреволюционная «крестьянская Вандея». То есть Ленин пошел на пересмотр основ. На самом деле, конечно, он вернулся к первоосновам. Крестьянство, земля, сельское хозяйство — фундамент, на котором воздвигается все остальное. Мы потому и мучаемся до сих пор, что фундамент заложили кривой.
Если судить по его последней, программной статье «О кооперации», Ленин в своих мыслях и планах все дальше уходил от государственной экономики к тому, что он называл кооперацией, государственным капитализмом.
В 1921 году народ поверил Ленину и начал пахать и сеять. Уже к 1923 году были восстановлены дореволюционные посевные площади. В 1925 году зерна получили больше, чем в среднем за наиболее благоприятные для России пять лет — с 1909 по 1913 год. В 1928 году общий урожай зерна уже превысил уровень 1913 года.
Вот данные по отдельному Молчановскому району Приобья. Там народ жил таежным промыслом, к земле особо не приучен. А уж в годы военного коммунизма и продразверстки землю и вовсе забросили, несмотря на приказы властей. В 1922 году в районе посеяли… 777 десятин. А к 1927 году под пашню было занято уже 5,2 тысячи десятин — больше в семь раз! Мало того, началась самоорганизация крестьян в артели, кооперативы. В середине двадцатых годов в Молчановском районе действовало пять семенных и тринадцать машинных товариществ, создавались товарищества общественной взаимопомощи и общественной обработки земли. Из двух с половиной тысяч частных хозяйств было кооперировано шестьсот.
То есть никого никуда загонять не надо — люди сами решали, как им развивать хозяйство. По сути — создавали свои колхозы, свои акционерные предприятия. Народ шел ленинским курсом кооперации!
Смог бы Ленин дальше удержать этот курс и — более того — развить его, как он намечал в последних статьях? Одно дело — переломить мнение и настроение большинства на X съезде, в 1921 году. Там у Ленина было два мощнейших козыря. Первый — голод в стране и полная разруха. Второй — то самое «отступление». Мол, нэп — это временно, чтобы преодолеть разруху. А там всех частнособственников к ногтю… «Мы еще вернемся к террору», — говорил он.
А как было бы потом, когда он переменил взгляды на нэп? Да, Ленин был не один, с ним — Рыков, Бухарин, Томский. Но противников — гораздо, гораздо больше. Не только в верхах — в партийной массе, среди самых что ни на есть рядовых. Вполне могли сломать и Ленина, заставить его, вынудить свернуть нэп. Могли и просто свергнуть.
А уж без Ленина нэп был обречен. Тот же Рыков стал после Ленина председателем Совнаркома, вроде бы главная власть у него. Но только вроде бы. Он решительно возражал против сталинских планов коллективизации, прямо заявив Сталину: «Ваша политика экономикой и не пахнет!». Но — оказался бессилен перед волей большинства партии, большинства коммунистов, встретивших нэп как отступление, предательство революционных идеалов. Вождем их был Сталин, который обрел к тому времени огромную власть. О его всемогуществе говорит обращенная к Горькому фраза: «Думаем сменить Рыкова, путается в ногах!» Это значит, что генсек партии уже решал судьбу главы правительства. Рыкова «ушли» с поста председателя Совнаркома в 1930 году. А еще раньше, в 1929 году, Бухарина, Рыкова и Томского вывели из Политбюро, обвинив в «правом уклоне».
Эта победа Сталина была не только победа аппаратная, цековская. За ним стояли и его поддерживали рядовые большевики. По сути, люмпены, за годы Второй мировой войны и Гражданской отвыкшие от дома, от хозяйства, зато научившиеся командовать, презирать крестьян, ненавидеть нэпманов. Они были опорой его политики в масштабах уже всей страны.
Они и начали самую кровавую, беспощадную, гибельную войну против своего народа. «Годом великого перелома» назвал 1929 год Сталин. Впоследствии Солженицын переиначил — «перелома народного хребта».
К 1933 году количество крупного рогатого скота в стране сократилось в два раза, лошадей — в два раза, свиней — в два раза, коз — в три раза. Общий объем сельскохозяйственного производства сократился на 20 процентов. Все зерно реквизировали и продали за границу, чтобы купить машины «для индустриализации всей страны». Начался голод.
Сколько людей было согнано со своих дворов, изгнано из своих домов — теперь установить уже невозможно. В отчетах можно только запутаться. Ведь раскулачивали по разным категориям. Одних отправляли в лагеря и даже расстреливали, других ссылали на Север, в Сибирь и Казахстан — это была категория «спецпоселенцы», третьих — выселяли в пределы своей области, края, республики, четвертых — в пределы своего района. Нет сводных данных.
И потому пробуем подсчитать сами.
К концу 20-х годов в стране было 26 миллионов частных крестьянских хозяйств. По инструкции ЦИК (была такая инструкция, подписанная Калининым!), раскулачиванию подлежало 3–5 процентов от общего числа. Но местные власти, активисты из комитетов бедноты разоряли всех, кто богаче их. Потом это назвали «перегибами» и «головокружением от успехов», активистов пожурили. По расчетным данным, раскулачили 10–15 процентов хозяйств.
Возьмем среднюю цифру — 12,5 процента.
Это значит — разорили, разграбили 3 миллиона 250 тысяч хозяйств.
На то время средний состав сельской семьи — 5 человек. В зажиточных семьях — больше. Потому что кулаки и середняки не дробили хозяйство, у них дети не разъезжались по свету в поисках лучшей доли, как у бедняков, они исконно сохраняли большие семьи как производственную единицу. Можно считать, что в каждом раскулаченном крестьянском доме было в среднем 6–7 человек. Это значит, 21–23 миллиона человек, от стариков до трудных детей, выгнали на улицу, отправили в ссылку.