Призраки Черного леса - Страница 8

– Тьфу ты, что и сказала-то – мясника мясо, – расхохоталась кухарка. Отсмеявшись, вытерла слезы. – Я про другое толкую…

– Да понял я, не переживай. Найдем, куда мясо девать. Собаку заведем, что ли, ей скормим, – попытался я успокоить Курдулу.

– Да вы что, господин Артаке? – сразу же взъерошилась кухарка. – Доброе мясо собакам выкидывать? Ежели решите собак завести, так они за милую душу кашу овсяную с костями стрескают. Вы, господин Артаке, деньги считать не обучены, а на богача не похожи – вон, брюхо к спине прилипло, жира ни капли. И посмотреть не на что – шрамы сплошные. Не то рыцарь, из безземельных, не то и простой солдат.

– А тебе-то не все равно? Или, – жестко усмехнулся я, – у благородных господ и слуги благородные? Не хочешь служить у отставного солдата – неволить не стану.

– Да что вы такое говорите? – всплеснула руками кухарка. – Мне-то какая разница, кем вы были? Хоть солдат бывший, хоть разбойник. Не все ли равно, кому стряпать?

– Тогда, голубушка, к чему ты такие разговоры ведешь?

Курдула слегка замялась и принялась убирать со стола грязную посуду. Те миски, где оставалась еда, укладывала особо аккуратно.

– Подожди, – остановил я кухарку. – Потерпит твой Томас лишние пять минут. Если уж начала разговор – досказывай.

– Так я чего, я ничего, – заюлила Курдула, и мне пришлось посмотреть на нее так, как я смотрел иногда на подчиненных.

– Я про что беспокоюсь-то, господин Артаке, – пряча глаза, продолжила кухарка. – Вы деньги-то кидаете без счета. Истратите все, на что жить-то будете?

– И опять останетесь вы с мужем без хозяев и без жалованья, – договорил я.

– И то верно, – воспрянула кухарка. – Вы все сразу хотите – и конюшню отремонтировать, и дом господский. А на какие шиши? Мужики деревенские, что земли арендуют, плату арендную вам только в будущем году принесут. Видывала я бывших солдат, когда они с похода приходят. Сундуки с добром приносили, серебро! Так же вот покупали себе шелка да бархат, дома каменные, а потом – пшик! Промотают-прогуляют все до крейцера ломаного, а потом снова в поход. А возвернутся без рук и без ног, хорони их. Вам-то хорошо – уйдете себе, а нам опять куковать.

– А как ты думаешь, как усадьба ко мне попала, если у меня денег нет?

– Да кто вас знает, – пожала плечами кухарка. – Люди говорят, что вы господина Мантиза от чего-то спасли, вот и решил он вас отблагодарить.

– Так ведь и среди банкиров бывают честные люди, – пожал я плечами.

– Среди людей, что ростовщиками стали, честных не видела, – отрезала Курдула. – Инсекты – они честные. Свои обещания, в отличие от людей, всегда исполняют.

– Подожди-ка, – присел я от удивления. – Ты хочешь сказать, что Мантиз не человек?

– А как он может быть человеком, если он инсект? – в свою очередь удивилась кухарка.

До меня стало немного доходить. Непропорциональные конечности, огромная голова… Глаза! Какой же я болван! Он же мне сразу сказал – Мантиз из рода Инсекта. А я решил, что это фамилия. А ведь изучал же когда-то древние языки! Insecta по-латыни и означает насекомое! Кого же ростовщик мне напоминал? Кузнечика? Нет, богомола! А ведь мантиз в переводе и означает богомол. Дела… Богомолы занимаются ростовщичеством, а что же тогда могут делать кузнечики или саранча?

– Господин Артаке, вам плохо? – забеспокоилась Курдула.

– Да нет, все хорошо, – выдохнул я, мысленно просчитав до пяти. – Скажи-ка мне… – задумался я, не зная, как правильно спросить. – Много в здешних краях таких, как Мантиз?

– Таких, как господин Мантиз, – немного, – охотно поведала кухарка. – В городе всего один. Их во всей Силингии не больше сотни. В Вундерберге и в округе нашей только люди живут. А все, кто не люди, те дальше. Лесовики в лесах живут, но людям на глаза не кажутся. Иногда гномы с гор спускаются, сыр на хлеб сменять. Зимой мужики шойзеля видели. Он, паразит, медведя из берлоги прогнал да спать туда завалился. Нет чтобы самому нору выкопать, так лень ему. Медведь шатуном стал, к деревне пришел, так его убить пришлось. Шойзеля искали, хотели ему морду набить, но не нашли.

Поначалу я решил, что Курдула рассказывает сказку. Но она повествовала о гномах и шойзеле просто и искренне, как говорят о соседях, и я понял, что кто-то из нас сошел с ума.

«Сумасшедшие не признаются в том, что они сумасшедшие, – подумал я. – Все они считают себя здоровыми! Коль скоро я сомневаюсь – нормальный я или нет, значит, пока не сумасшедший».

Осознав, что сумасшедший здесь не я, выдохнул чуть свободнее. Принять бред за истину! Ну и ну… И про ростовщика невесть что подумал! Ну, похож человек на насекомое, подумаешь. Вон, был у меня сотник – башка, как у коня, зубы длинные, крупные. Даже и прозвище родовое имел – Лошак. Говорил, все деды-прадеды были такие же. Видимо, похожи были предки господина Мантиза на насекомых, отсюда и прозвище. Курдула, надеюсь, не буйная? Если разбушуется – не важно, что женщина, одному остановить трудно. В случае чего придется бить по голове чем-нибудь тяжелым. Но лучше до этого не доходить! Надо бы ее как-то выпроводить, но деликатно, чтобы не обиделась.

– А почему гномы сыр на хлеб меняют? – осторожненько начал я. – Я думал, они под землей живут, золото и серебро добывают?

– Так золото и серебро уже давным-давно выбрали! – расхохоталась кухарка. – В стародавние времена еще выбрали, их и сами гномы не помнят, а они по три человеческих жизни проживают. А даже если осталось где, так серебро не сваришь, ни в кашу не положишь и золотом сыт не будешь. А кушать хочется. В горах только ячмень растет, да и тот дохлый совсем. Так что приходят к нам гномы, форель несут, сыр. Козы у них мелкие, под стать хозяевам. Из ихнего молока сыр не в пример вкуснее нашего получается. Так вот, меняют гномы на сыр да рыбу муку пшеничную, репу да фасоль. А наши, когда обмен сделают, рыбу съедают, а сыр в город несут. В Вундерберге сыр гномий ценят, дорого платят! Если хочешь, господин Артаке, прикуплю – попробуешь. Стоит дороговато – по пять пфеннигов за фунт. Только талеров не давай!

– Вот, у меня как раз пфенниги есть! – обрадовался я.

Вчера, по совету господина Мантиза, разменял у него меди на пять талеров. Кошель получился увесистый. Развязав горловину, покосился на Курдулу:

– Сколько монеток дать? – Махнув рукой, высыпал горсть. – Бери, на хозяйство тебе. И сыр купи.

Курдула, цепко ухватив медяки, укоризненно покачала головой:

– Вот я и говорю, господин Артаке, – расточительны вы сверх меры. Ну разве можно столько денег служанке давать, да еще без счету?! Как я их до дома-то донесу? Эх, беда с вами, господин Артаке…

Кухарка принялась упрятывать монеты – что-то засунула за пазуху, что-то припрятала в переднике и даже приподняла юбку. Эх, будь она помоложе лет на двадцать, мне было бы интересно. «А ведь из нее вышла бы неплохая экономка! – подумал я, но тут же отсек эти мысли. – Ну какая экономка из сумасшедшей старухи?»

– Подожди, – остановил я стряпуху, уже взявшуюся за дверь. – Я же велел вам с мужем одежду купить. А вы, как я понимаю, все на камень да на рабочих извели. Говори, сколько вам еще нужно?

– Одежда, господин Артаке, она подождать может, – отмахнулась стряпуха. – С чужого плеча не хочется, а на портного время нужно – мерку снимать, шить. К тому ж нам девочку вначале надо одеть…

– Девочку? – удивился я.

– Ой, да какую девочку? – фальшиво удивилась кухарка. – Это я так, оговорилась. Это я себя, дура такая, все девочкой называю. Пойду я, господин Артаке. Дел у меня много.

Курдула поспешно удалилась. Кажется, сболтнула что-то лишнее. Дочка? Если у Томаса с Курдулой есть дочь, то и лет ей должно быть столько же, сколько мне – далеко за сорок. Ну, может, чуть помоложе. Но для родителей она все равно останется девочкой, будь ей хоть сорок, хоть шестьдесят.

Курдула ушла, а мне решительно нечем было себя занять. Навестил коняшек. Прошелся по городу с одного конца до другого, вернулся обратно. До обеда еще было далеко, да и есть после утреннего изобилия не хотелось. Посему оседлал Гневко и решил прокатиться в сторону своего имения. Надо же мне было посмотреть, как там дела.