Призраки - Страница 12
Гастоне. Нет! Нет!
Армида (убегает, ища места, где ей никто не помешает принять яд). Труп…
Гастоне догоняет сестру, и вместе с Альфредо, ревущими детьми и стариками они образуют группу в углу сцены. Идет яростная борьба за жизнь Армиды. Слышатся мольба, проклятия, мелькают воздетые к небу руки. Время от времени они образуют аллегорические группы, напоминающие олеографии с изображением душ чистилища. Гроза приближается. Все чаще следуют один за другим электрические разряды. Прибежавшие на крик Кармела и Раффаэле застывают в глубине сцены. Кармела кричит, как безумная, и судорожно пытается воспроизвести ту сцену, когда она увидела «призрак» на террасе.
Паскуале, вне себя от ужаса, не в силах больше следить за призраками, ищет спасения на одном из балконов. Захлопнув за собой дверь, смотрит в щелку на происходящее в комнате. Какие-то прачка и п р и с л у г а, шедшие по черной лестнице, услышав крики, также появляются на сцене и начинают обсуждать происходящее. В окошечко высовывается повар. Гроза принимает апокалипсические размеры. Чувствуется, что вот — вот хлынет ливень.
Альфредо. Армида, Армида, перестань, ради бога перестань!
Раффаэле. Перестаньте ради мадонны!
Гастоне (которому удается вырвать яд из рук Армиды, говорит Марии, появившейся в этот момент на пороге комнаты слева и застывшей в неподвижности). Вы видите? Вы видите? Теперь вы довольны? Оставь этот дом, Альфредо, приди в себя. Я приказываю тебе!
Дети. Папа — а-а-а!..
Мария возвращается в свою комнату. Армида в обмороке, и ее несут к входной двери Альфредо и Гастоне, за ними идут ее родители и дети. Вдруг на Паскуале обрушиваются потоки воды. Он старается хоть как-нибудь укрыться от ливня на балконе, не осмеливаясь вернуться в комнату. Гроза в разгаре. Благодаря расположению декораций и той роли, которую играют балконы по обе стороны сцены, у зрителей должно создаться впечатление, что и они, подобно Паскуале, находятся под открытым небом.
Паскуале (который с балкона подсматривает в комнату, испуганно отшатывается от двери. Поворачивается лицом к улице, замечает профессора Сантанну и, разумеется, старается принять непринужденный вид и казаться в хорошем настроении). Все тихо, профессор, все спокойно! (Вновь принимается подсматривать и вновь отшатывается, испуганный, так как в комнате все кричат и жестикулируют, словно души, осужденные на вечные муки. Снова обращается к профессору и говорит ему, истерически смеясь и по — детски хлопая в ладоши.) Ха… Ха… Ха… Неправда, ничего нет, профессор… Ха… ха… ха… Неправда, ничего нет, профессор… Ха… ха… ха… Неправда! Никаких призраков нету, их выдумали мы сами, мы сами призраки… Ха… ха… ха…
Продолжается гроза, ссорящиеся, громко бранясь, доходят до порога входной двери. Паскуале, чтобы казаться более непринужденным, начинает напевать: «Ах, что ты делаешь, любовь…»
Действие третье
Те же декорации, что и в двух предыдущих действиях. Только повсюду видны следы некоторого запустения и беспорядка. Исчезла почти вся мебель. Нет радиолы. Исчез также и столик — бар. Книжный шкаф пуст. Видно, что телефонный аппарат недавно спят: в самом деле, можно заметить обрезанные и загнутые кверху провода, а также там и сям дырки в штукатурке от вытащенных гвоздей и снятой проводки. Поздний вечер, почти половина девятого. Комнату освещает свеча. Прошло два месяца. Когда поднимается занавес, мы видим Марию и Гастоне, сидящих за столом друг против друга.
Гастоне (продолжая начатый разговор). Я должен был ему уступить. Вы понимаете, вот уже почти дна месяца, как он вернулся к жене и детям, как он ведет тихую, спокойную жизнь… Вы были столь добры, что содействовали его возвращению в семью… За это я вам бесконечно признателен и, право, не нахожу слов, чтобы выразить благодарность моей сестры, которая наконец поняла, что имела дело с женщиной по — настоящему благородной… Но он просто сходит с ума! Я мужчина и могу его понять. Бедный Альфредо… он впал в меланхолию, стал апатичен, со всем соглашается, но без внутреннего убеждения, без энтузиазма. Вчера вечером он сказал мне, что хочет вас видеть… Прося меня об этом, он говорил такие нежные слова, что я не мог ему отказать…
Мария. Иначе я не могла поступить.
Гастоне. Вы святая, самая настоящая святая! А что… ваш муж?..
Мария. Еще более беспокойный, чем всегда. Бывают минуты, когда я боюсь его… Он весь в долгах, продал большую часть мебели. Пансион, быть может, и мог бы начать приносить доход, потому что кое-кто уже хотел у нас поселиться, но, знаете, ведь многого еще не хватает. Мастер, который оборудовал ванные комнаты, потребовал, чтобы у нас описали имущество… А знаете, что сказал мне мой муж вчера вечером? Ты, говорит, не волнуйся, тот, благодаря кому я находил деньги, больше не показывается, но ты увидишь, он еще вернется.
Гастоне. Вот проходимец! Что за человек… Неужели он даже не пытается найти работу?
Мария. Прежде пытался, даже перепробовал множество профессий, чтобы заработать на жизнь. Иногда это ему удавалось, иногда нет… Но теперь наступил такой период в нашей жизни, когда я больше его не понимаю!
Гастоне . Зато я вполне понимаю… Это, скажу я вам, просто несчастье!
Mapия. Сказал, что сегодня вечером он должен уехать… Уложил чемодан, написал две телеграммы.
Гастоне. Куда он собрался?
Мария. Ах, кто его знает. Мы и раньше-то редко разговаривали, а теперь и совсем не смотрим друг на друга. Он только сказал: «И должен ехать, мне надо разыскать одного своего друга».
Гастоне. А не кажется ли вам, что этот тип собирается отправиться на поиски Альфредо, чтобы попросить у него денег?
Мария. Нет — нет, до этого, я думаю, он еще не докатился.
Гастоне. Вы думаете?.. Такой человек, как он!.. (Опомнившись.) Ах, простите меня…
Мария (опустив глаза). Нет, ничего.
Гастоне. Впрочем, это и лучше, если он уедет, это к лучшему! Не будет неприятной встречи. Так, значит, Альфредо, как я вам уже сказал, сегодня вечером хочет вас видеть. Комната, которую он снимал, еще за ним, он снял ее на год. Сегодня он будет там ночевать. Моя сестра тоже все поняла, но я сам посоветовал ей сделать вид, что она ничего не знает. В котором часу уезжает ваш муж?
Мария. В девять часов, по крайней мере, так он сказал.
Гастоне. Это значит, что Альфредо спустится сюда в девять, минут десять десятого. Я тоже с ним приду, а то чего доброго ему еще что-нибудь взбредет в голову. Он успокоится, это придаст ему хотя бы на короткое время новые силы.
Мария. Да, конечно. Ну а мне?
Гастоне. Надеюсь, вам тоже. Что поделаешь?.. Это несчастье! У каждого свои горести, каждый несет свой крест…
Мария. Значит, и вам нелегко?
Гастоне. Мне нет… мы с женой живем более или менее дружно! А почему?.. Только потому, что я терпелив и всегда готов тысячу раз уступить. С другой стороны, бедная девочка, что она видит в жизни?! Прикованная к постели…
Мария. К постели?
Гастоне. Ах, дорогая моя, я же вам сказал: у каждой семьи свой крест. Вот уже восемь лет, как мою жену разбил паралич.
Мария. Ах!.. Сколько же ей лет?
Гастоне. Тридцать один… тридцать один год!
Мария. Несчастная женщина!
Гастоне. Это настоящая пытка… Конечно, мне жаль ее… Чего бы я только не отдал, чтобы вновь видеть ее на ногах, потому как, вы сами понимаете, такое состояние отражается и на настроении… Она не хочет никого видеть, всегда в комнате, в полумраке… из нее еле вытянешь слово… Что мне делать? Я привык жить один и в тридцать пять лет засох, как старый дуб…
Мария. Вот уж не могла бы подумать…