Призрак вежливых (СИ) - Страница 3

И ещё в тот же день успел встретиться с тем, за кого себя выдавал - с родным отцом, а за компанию и самим собой, только на четверть века моложе.

Дабы повествование обрело ясность, начать требуется издалека - с жизнеописания отца. Ибо повторная легализация в 20-м веке стала возможной для меня только по его документам и исключительно благодаря огромному с ним внешнему сходству. Родиться ему довелось в голодном 1919-ом, после краткосрочного отпуска с гражданки деда. Образование ограничилось четырьмя классами школы сельской молодежи, а затем начался дармовой труд на колхоз: пошлют то молоко возить, то ветеринару помогать скот кастрировать. Чуть сытнее жизнь пошла, когда удалось уйти с отцом-плотником на стройку Молотовска. Но долго махать топором и тут не вышло - во время добычи значка Ворошиловского стрелка открылся талант. Оказался снайпером-самородком, и забрал его ОСАВИАХИМ к себе инструктором, других учить стрелять. А как война началась - сразу назначили сержантом в формируемый в городе отдельный лыжный батальон.

Есть моменты, которые всякий солдат помнит до смерти: первый бой, первую бомбежку, первого убитого. Так и тут врезался в память их разбитый эшелон под Торжком, суматошная встречная атака в болотистом лесу и первый застреленный немец, к которому удалось подойти и рассмотреть мертвые глаза. Это случилось, когда выходили из окружения. На 36 выживших больше командиров не нашлось, и пришлось сержанту их возглавить, пробивая в снегу тропу. А для борьбы с такими деморализованными группами немцы применяли снайперов-кукушек - для ликвидации командиров. Потеряв лидера, отряд обычно распадался и сдавался в плен. Спас отца от смерти шедший следом неизвестный пожилой солдат, видно раньше заметивший шевеление в еловых лапах. Он не только толкнул единственного командира, но и сам упал на него, получив уготованную не для него пулю. И точный ответный выстрел отец произвел уже под прикрытием мертвеца, спасшего ценой своей жизни, по сути, весь отряд. Когда вышли к своим, то дали отцу кубари. Через год, в 42-м, на Волховском получилось вернуть долг жизни, успев накрыть собой зеленного летёху, только прибывшего после училища, и схлопотать предназначенный тому осколок. Выжить, правда, удалось, но годным после плохого ранения признали только к нестроевой, так что пришлось осваивать интендантскую службу. Фронтовые продсклады немцы старались разбомбить даже сильнее, чем маршевые колонны. Но более страшным врагом являлся бес, нашептывающий дурное в ухо и сидящий у каждого на левом плече. Ибо в те поры ведомство Берии расстреливало даже за ящик пропавшей тушенки, и правильно делало. А раз позорной смерти избежал - значит чист. После войны сразу же женился на молоденькой курляндской хуторянке, у родителя которой на постой встал. Вскоре перевели старлея в Ригу, где очень кстати брат тестя проживал, вот у него-то и прописались. Это позволило дяде Мартину избегнуть иного подселения в его немаленькую квартиру почти в центре. Но уже в 47-м отправили отца в Кронштадт на краткосрочные офицерские курсы повышения квалификации. Так для мамы началась кочевая жизнь по съемным квартирам и общагам. Попутно явившейся прекрасной школой всего многообразия великого и могучего, съезжала она со съемной комнатушки с огромным багажом питерского диалекта даже без намёка на пресловутый прибалтийский акцент.

В процессе последующих перемещений по гарнизонам в небольшом городке под Ригой появился на свет и я. Правда, долго на Родине не пробыл, ибо годовалым последовал вместе с семьёй в Германию. Фуражируя по округам, отец и маму, знавшую немецкий, и меня (почти незаметного) брал в кабину, так что, слушая торговые споры с бауэрами, вместе с родным ко мне приклеился и язык Гетте, также без акцента. Когда Хрущёв разгонял армию, то возвращаться нам было куда. Отец, благодаря фронтовой выслуге с 41-го, смогу получить полную пенсию. Но и работу в родной армии ему предложили уже не военнослужащим, а служащим СА. Помог и огромный опыт, и помнившие честного интенданта фронтовые товарищи, да и других желающих на смешную зарплату немного набежало. Отцу же из-за пенсии более сотни в месяц получать не полагалось, а не служить он не мог.

Меня определили в расположенную неподалеку школу: она оказалась с углубленным изучением немодного в ту пору немецкого языка. Но меня этот факт не расстроил, ведь дядя Мартин и дедушка ещё и латышскому исподволь обучили без всякой зубрёжки. Кстати, дядя перебрался на жительство в пахнущую морем и хвоей Курляндию, то есть на дедушкин хутор, не уступавший достоинствами юрмальским дачам. Голодно было в Риге. Только мне как первоклашке выдавали в школе одуряюще благоухающую саечку белого хлеба. Всей квартирой завладело наше семейство, пополнившееся ещё и дедом с бабкой, не грузя власть разрешением жилищного вопроса.

Может по этой причине, а может ещё по какой, но на батю наложили еще и общественную нагрузку. Зам. начальника хоз. отдела штаба ПрибВО на долгие годы стал ещё и председателем Квартирной комиссии. Хлопотать о себе потребности не имелось, да и к взяткам с прочим воровством даже в совсем голодные военные годы не приучился. Все же фронтовики были из другого теста - они осознали то, что есть и более весомые ценности.

Неподалёку от дома располагалась станция юных техников, поэтому хорошо успевающему школьнику-лингвисту было дозволено её посетить для расширения кругозора. Но, только вступив в просторную радиомастерскую, настолько интересно защекотал ноздри запах разогретого припоя, что последующие 10 лет я накрепко закрепился за верстаком так, как и за партой. Плюя на то, что формально готовлюсь к гуманитарной стезе, детекторный приёмник спаял ещё на первом году параллельного своего образования. К окончанию школы, не смотря даже на мой берлинский говор, золотая медаль мне не светила, как и престижные языковые ВУЗы. Да не очень-то и хотелось - в Риге имелся очень высоко котирующийся за рубежом институт инженеров ГВФ с радиотехническим факультетом, который весьма успешно потом и одолел. После него оказался призван лейтенантские свои погоны отрабатывать. Но, к счастью, не в Афган, а инженерить с паяльником в Куйбышевский летный УЦ ДОСААФ. Так как толковый рукастый мужик нужен оказался многим, то и в качестве ответной приятности за быстро проскочившую службу попутно заимел шоферские права, пяток прыжков с парашютом, допуск на пилотирование Як-15 с 34 часами налёта и даже законную красавицу жену из поволжских немок, на родном языке не говорившую совсем. И, разумеется, третью звездочку к дембелю, с завлекалочками остаться ещё послужить.

Начинать семейную жизнь как родители - с общаг и коммуналок, когда у последних хорошая квартира полупустой стоит, было неразумно, да и труд на гражданке оплачивался лучше, так что молодая ячейка общества обосновалась в Риге. Странно, но жёнушка, трудоустроившись, попутно занялась ещё и изучением немецкого, а так как я с мамой ей в этом помогли, то вполне вскоре она прилично зашпрехала. Сам же устроился в конструкторское на радиозавод ВЭФ, и помимо оклада регулярно стал пополнять семейный бюджет ещё и премиями за рацухи. Так что народившуюся дочку было на что растить.

Но с началом перестройки завод залихорадило, ибо даже из Карабаха поступали комплектующие, а там разгорелась война. Стали выпускать за рубеж этнических иностранцев, и женушка, вспомнив тут свои корни, записалась на репатриацию, а я, потянувшись за семьёй, также на немецщине оказался. Разумеется, пока там осваивался и тыркался повсюду, бойкая женушка нашла обеспеченного местного (правда, курда), и наши пути разошлись. Вскоре и мне удалось себя показать в медицинском отделении Сименса и опять преуспеть благодаря паяльнику и мозгам. Но семью уже не вернул, как не старался.