Призрак самого Отчаяния (СИ) - Страница 17
- По дурости. Доверчивым я не был никогда, но недооценить врага – это значит проиграть. Злыдни, хоть их считают примитивными, не так глупы, как может показаться. У них есть множество тактик и приемов, и что самое страшное, они их постоянно совершенствуют. Первый раз попался на тактику «загонщика»: одна из них заманивает, а вторая крадется сзади и перерезает путь к отступлению. – он помолчал. В тот раз, я помню голос, в темноте. Он кричал, что-то очень похожее на «помогите!» и плакал как ребенок. Их там оказалось несколько, и я попался. Одна из них рванула когтями по шее, я почти потерял сознание, но вовремя выстрелил. Я почти ничего не видел и стрелял из последних сил, зажимая рану рукой. Самое интересное – боли не было. Но была страшная слабость. И запах ржавчины. Мне повезло. Я попал. Чисто автоматически. Так же, на автомате, я выполз, потом смог встать. Артерия была не повреждена. Но кровопотеря была огромной. Я оставлял за собой следы и шел. Просто шел, опираясь на стену, а когда не смог идти упал в снег. Это будто засыпаешь. Но я был уверен, что не проснусь. Я был в отчаянии. Смерть раньше меня не пугала, но когда она была так близко, я боялся. И тогда я попросил. Попросил у Бога. Но он мне не ответил. И в минуту самого крайнего отчаяния я увидел женщину. Она сказал, что услышала мою просьбу. Мне повезло. Я чувствовал тепло, чувствовал, как игла протыкает мою кожу, я чувствовал боль – значит, я был жив. Я выжил, но что-то изменилось. Мое желание сбылось, так как я и не мечтал. Я стал таким, каким ты меня видишь. Но за каждое желание нужно платить.
- Неужели она потребует расплату? – я почувствовала холод по спине.
- Значит, ты тоже встречала Черную Мадонну. – задумчиво сказал он. – Значит, ты тоже была в отчаянии.
- Что за расплата? – я заметно нервничала.
- Я должен был сохранить жизнь одному человеку. Любой ценой. Я хотел нарушить данное обещание. – он горько улыбнулся. – Но потом понял, что не обещание, данное в момент отчаяния, мешает мне это сделать. Я сам не мог так поступить. Это была не просто человечность, которая проснулась во мне в ненужный момент. – он посмотрел мне в глаза. – Жалость... Если ты нарушишь обещание – она заберет у тебя самое ценное, что есть. В моем случае – это была жизнь. Но расплата обернулась для меня кучей проблем... Ты, наверное, замерзла, пока стоим. Нужно идти.
- Да... Есть немного...- его слова заставили меня задуматься. Жалость. Просто жалость. Я не такая дура, чтобы не понять. Я – была его расплатой. Только для чего? Почему наши судьбы переплелись таким странным образом? Почему из всего экипажа выжить должна была только я? Я – часть ее плана? Какова будет моя расплата, за желание, загаданное потому, что жалость иногда так похожа на нечто другое?
- Ты идешь или нет? – спросил он, отойдя на пару шагов.
- Нет. Мы возвращаемся. Мне холодно. – сказала я тихо.
- Черт, давай я тебе пальто отдам... – он смотрел с недоумением, зажав верхнюю пуговицу пальто между пальцами.
- Не нужно. – в его глазах читалась растерянность. – Лучше вернемся. Мне очень холодно. – я посмотрела ему в глаза.
Он снял пальто и, держа в руке, протянул его мне, оставаясь в черном свитере с воротом.
- Накинь. – тихо и неуверенно сказал он. – Я не хочу, чтобы ты заболела...
- Мне... не... нужна... твоя ... жалость. – я произнесла это четко и ровно. Я отвернулась, чтобы он не видел моих слез, бегущих по замерзшим щекам, и пошла обратно, в центр. Он не бросился догонять меня, выяснять причину столь резкой перемены. Не плачь, Нао... не плачь... Он не стоит слез.
- Какого черта ты ушла? – мы стояли в холе. Он нагнал меня перед самой дверью.
- Замерзла. – процедила я сквозь зубы, снимая куртку.
- Хорошо. – отстраненно произнес он.
- Жаль, что ты меня не слышишь. Жаль, что тебя не волнуют мои внутренние проблемы. Жаль... От этого так... холодно.
- Да, я такой человек. Я слышу только то, что хочу слышать. А ты видишь, только то, что хочешь видеть. Ты не лучше. – как приговор слетели эти слова и разбились звоном тишины. – Может, так и должно быть.
-
Они сидели на диване, почти потушив свет. Я различала их силуэты. Это было как картина в пастельных тонах. В постельных. Потому, что она гладила его волосы, а он обнимал ее за плечи. Внутри меня что-то оборвалось. Тело стало тяжелым-тяжелым, а сердце билось со скоростью стоящих часов. Я стиснула зубы, пытаясь подавить в себе желание заплакать. Я кусала губы в кровь, а боли не было. Я не могла на это смотреть, но уйти у меня не было сил. Слава Богу, в коридоре было темно. Я старалась не смотреть, как он прижимается губами к осени ее волос, как она тихо смеется. У меня хватило сил оторваться от стены и пойти бездумно куда-то в темноту. Только бы дойти до комнаты, там можно плакать, там можно кричать, а здесь нет. Я дошла до комнаты, пустила воду во весь напор и умылась. Какая тут экономия??? Я пыталась заплакать, а слез нет. Почему я не могу заплакать. Я бросилась на кровать и под шум крана истерически смеялась. А слез все не было. Мне было все равно. Теперь мне было все равно. Я была лишней в их мире, в нашем мире, в этом мире... Я так и не смогла уснуть. Я хотела отомстить, но что – то говорило, что виновата сама. Почему о таком я не могла даже подумать? Почему я думала, что нужна ему? Я не нужна... Жалость..... Это было самой большой ошибкой в моей жизни. Просто забудь. Просто улети со следующим вертолетом. Просто забудь его имя, его лицо, его глаза, его поцелуй и начни жизнь снова. Разве это будет жизнь? Я не могу желать его, потому что он принадлежит другой. Он счастлив, обнимая ее, как ребенка. Нельзя быть эгоисткой. Я желаю ему счастья. Пусть он будет счастливым, даже если в его объятиях засыпает другая. Кто-то сказал, что любовь дает крылья. Любовь дает эти крылья, чтобы потом сломать их и бросить вниз.. Можно жить и без него. Можно. Просто убить в себе. Так больно... Больно... За что? Я гнала от себя мысль о том, как они целуются. Я сильная. Я выдержу. Я переживу. Держись, Наора...
- Наора, вот тебе свежие данные по персоналу. Вбей их в компьютер. -Мирьям подала мне флешку. – просто загрузи их и все.
Я, крутя флешку на пальце, дошла до собственной комнаты, достала ноутбук. Ввела логин и пароль, а потом поставила на загрузку. Замелькала заставка. Я решила, налить себе кофе и кое-что посмотреть. Чашка стояла на самом краю, а я автоматически выбивала пальцами его имя. «Франсуа Элис». Появилась фотография. Бледный, полноватый мужчина с серо-зелеными глазами, в очках и с короткой стрижкой. Только нос и улыбка выдавала в нем того человека, которого я знаю. Ну ничего себе! Он такой был раньше. А раньше – это когда?
«возраст 36 года»
- Сколько??? Да он ровесник моей мамы. – чашка на столе угрожающе поехала к краю.
«Образование: юрист»
- А я когда-то усомнилась в его способностях читать. Боже, как стыдно...
Я открыла пачку сигарет. Последнее время я начала курить. У нас тут все курят. Сигарета лежала между пальцами, а зажигалка где-то в кармане. Тут дальше идут загруженные в разное время обновления. Он был ответственен за самые сложные, самые рискованные и кровавые операции. Самой популярной формулировкой задания было: «ликвидировать, уничтожить, обезвредить». На его счету такое количество трупов, что трудно посчитать сразу. Он убийца, спокойный и жестокий. Он ни разу не провалил ни одного задания, ни разу не упустил жертву. Нет один раз упустил... И эта жертва сидела сейчас с незажженной сигаретой, положив руки на клавиатуру.
Чтобы сделала глупая героиня фильма, которая узнав о том, что ее возлюбленный отправил на тот свет такое количество народа? Расплакалась или подумала «какой он крутой»? А я просто Наора, Наора Герус зажгла сигарету и втянула горький дым. Не мне судить его.
Через пять секунд закончиться загрузка... По экрану побежали кубики и линии, а потом выскочило сообщение: «Извините, данные были перемещены из-за смерти запрашиваемого объекта». И сигарета упала на пол. Кружка медленно наклонилась и, разливая горячий кофе прямо на линолеум, полетела вниз. Только запах кофе, дым умирающей сигареты, дрожание рук и воздух, пойманный, но не выпущенный, с горьким, приглушенным криком, летел между пересохших губ. Я не помню, как встала и тут же упала опять на стул.