Приют охотника - Страница 2

Я мог выбрать один из трех путей на юг. Я мог сесть на корабль, хотя плавание в это время года небезопасно. Я мог дождаться каравана, следующего по Янтарному Пути, и дойти с ним до самых соляных озер, хотя дикие сыны степей опять устраивают набеги. Пожалуй, самое разумное – отправиться через горы Гримм – путь неблизкий, но чрезвычайно живописный.

Нельзя сказать, чтобы пребывание в северных болотах ничем меня не порадовало. Мой запас историй значительно обогатился. Я выехал из Лютцфройля солнечным морозным утром верхом на гнедой кобылке, в компании развеселых купцов, направлявшихся в туманные долины Винлянда. Разговор наш, яркий и искристый как иней на траве, не стихал все время, пока мы пробирались меж холмов. Я приобщил к своему собранию несколько тривиальных историй, по своему обыкновению отплатив за них другими.

Мы остановились в живописной лощине, чтобы подкрепиться и дать лошадям передохнуть. Вершины вокруг сияли на солнце во всем своем зимнем великолепии, хотя пейзаж – на мой взгляд, конечно – был слишком уж красив.

Впрочем, после полудня небо понемногу приобрело зловещий свинцовый оттенок, колючий холодный ветер все норовил забраться под теплые плащи, и мы въехали в темное лесное царство. Жилье здесь встречалось редко, да и то – одинокие избы лесорубов или углежегов. Мы посовещались, не лучше ли переждать непогоду в какой-нибудь хижине, но решили все-таки, что стоит поспешить – может, удастся одолеть перевал прежде, чем погода окончательно испортится… или исправится, ведь погода в горах переменчива.

Увы, беда пришла с другой стороны. Мы нарвались на шайку грабителей, преизобилующих в этих глухих местах. Они были оборваны, косматы и свирепы – отчаянные, бессовестные головорезы, – с такими моим миролюбивым спутникам не под силу справиться, даже будь их в пять раз меньше.

У меня имеются определенные навыки владения мечом, но как раз меча-то у меня в этот день с собой и не было. Я всегда предпочитал военную хитрость безоглядному натиску, а уж в нашем случае было куда предпочтительнее затаиться в засаде, чем рваться в бой с заведомо превосходящими силами противника. Когда моя кобыла испуганно попятилась, я вытянул руки вверх и ухватился за мощный дубовый сук, по счастью, нависавший над дорогой. Я подтянулся, уселся поудобнее, вытащил свой кинжал и приготовился прыгнуть на первого разбойника, который окажется в пределах досягаемости.

Я не надеялся остаться незамеченным, ведь деревья стояли голые. Тем не менее мне это удалось.

В ужасе наблюдал я за тем, как мои спутники были безжалостно убиты, их добро разграблено, их тела раздеты. Очень скоро стало ясно, что вмешательство мое ничего не изменит, я только совершу благородное самоубийство. И не прошло и получаса, как злодеи погнали караван в свое логово, оставив на дороге раздетые трупы.

Я оказался в затруднительном положении. Разбойники ушли на юг, в горы. Вряд ли они передвигались быстрее меня, так как не у всех были лошади. У меня не было ни малейшего желания догонять их и сообщать о том, что меня-то они и проглядели.

Единственное, что мне оставалось, – это продолжить путь на север в надежде добраться до жилья какого-нибудь лесоруба. Меж ветвей тем временем начали уже кружить первые хлопья снега.

Подождав еще немного, дабы убедиться, что разбойники не вернутся, я осторожно слез с дерева, с болью в сердце сказал последнее «прости» своим бывшим друзьям – принеся им при этом извинения за то, что не могу даже похоронить их как подобает – и отправился в одинокий путь через лес, подбадривая себя свистом.

Несть числа историям про троллей и прочих злых духов, подстерегающих путников в горах Гримм. Мне ни разу не доводилось говорить с человеком, который видел бы их собственными глазами, хотя это еще не доказательство того, что все эти россказни – брехня. Сам я, во всяком случае в тот вечер, не встретил ни одного. С чем я встретился на деле – так это со снежной бурей из числа тех, что сгубили больше путников, чем все горные тролли, вместе взятые.

В кромешной мгле бьющий в лицо снег уже не кажется белым – он угольно-черный. Снег забивается во все складки одежды, тяжелым грузом ложится на плечи, набирается в башмаки, щиплется, леденит, ослепляет. Я наверняка сбился бы с дороги, если бы лес не был таким дремучим. Уклоняясь в сторону, я неминуемо натыкался на дерево.

Но где же эти проклятые избушки? Через некоторое время пришлось признать, что я или прошел мимо, не заметив их, или просто заблудился. На перевал ведет несколько дорог, и я запросто мог свернуть не туда. Во всяком случае, никакой уверенности в том, что я найду у дороги хоть какое-то жилье, у меня не было.

Итак, ночь – все холоднее, ветер – сильнее, а сугробы – глубже. Я никогда не досаждаю богам своими молитвами, ведь их всеведению вовсе не нужны мои напоминания, но в ту ночь я совсем было приготовился встретиться с ними лично. Я достиг последней стадии отчаяния и усталости: это когда обещаешь себе отдых через пятьдесят шагов, потом еще через пятьдесят – зная, что стоит остановиться, и больше уже никогда не поднимешься.

И вдруг впереди, к моему удивлению и несказанному облегчению, забрезжил слабый огонек. Спустя секунду он мигнул и исчез, но это меня не обескуражило – я хорошо понимал, что, если ставень распахнуло порывом ветра, его постараются побыстрее закрыть. Важно одно – то, что где-то совсем рядом жилье и там кто-то есть. Наверняка они там не откажут в гостеприимстве одинокому честному путнику, тем более в такую ночь.

Я пробирался по пояс в снегу, держа курс на слабые проблески света. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы добраться до двери. Дверь распахнулась: в комнату ворвался снежный вихрь, и я рухнул на пороге. Таким, нельзя сказать чтобы тихим, образом оказался я вновь на постоялом дворе «Приют охотника».

Как и подобает постоялому двору, майне геррен, «Приют охотника» невелик. Так как это единственное обитаемое место на много лиг в обе стороны по Гильдербургскому тракту, здесь не жалуются на отсутствие постояльцев. И хотя это на первый взгляд странно, но переменчивая погода тут скорее союзница, чем недруг. Случается, зимою путники просто вынуждены по нескольку дней пережидать буран.

Предыдущие владельцы «Приюта охотника» умерли года два назад от чумы – и это вполне обычный исход для тех, кто имеет дело с путешественниками. Теперь заведением владели и, соответственно, вели все дела их дети. Фрица я уже упоминал. Кратко его можно охарактеризовать как блондина с дурным характером и – что уж явно перебор – огромного роста вдобавок.

Зато сестра его… у меня нет слов! Редко кому удается настолько околдовать меня. Но Фриде хватило для этого нашей непродолжительной встречи прошлым летом.

Ну конечно же, Фрида была юна и прекрасна. Одно ее слово кружило головы всем присутствующим мужчинам, а два лишали их остатков разума. Она была блондинкой, как и ее брат; и, пожалуй, даже высока для женщины – с меня ростом. Она заплетала свои золотые волосы в две пышные косы. Глаза ее – как бездонное летнее небо, щеки – спелые персики, губы манят обещанием райского блаженства. Она была стройна и легконога, и как ни старались тяжелые домотканые платья и необъятные передники скрыть ее фигуру, ни у кого не оставалось сомнений в том, что тело под одеждами столь же совершенно, как и лицо.

Предваряя ваш вопрос, майне геррен, поспешу признать: она изрядно преуспела в той части хозяйства, что ложится обыкновенно на плечи женщины, – весь дом благоухал чистотой, а от аромата ее яств слюнки текли даже у самых привередливых гурманов. Несколько недель на ее стряпне, и даже травяная змея растолстеет.

Не стану отрицать, мужчины слишком часто судят о женщинах по таким тривиальным качествам, но я настаиваю, что в данном случае они существенно дополняют общую картину. Поверьте мне, майне дамен, что за свою кочевую жизнь я встречал красавиц тысячами, а хороших кулинарок сотнями. А одна или две даже сочетали в себе и то, и другое. Но ни ее внешнее очарование, ни ее рагу из зайца не привязали бы меня к ней так, если б этим все и ограничивалось!