Привычка умирать - Страница 65
— Что значит “ваших”? — нашел наконец я зацепку для вопроса. — Вы что, хотите сказать, что вы не наш? — я растерянно поглядел на Алекса.
— То есть не человек? — с усмешкой развил он мою мысль. — Вы угадали. В какой-то мере, — спокойно ответил Рунге. — Я только воплощение принципа мировой саморегуляции, или, если хотите, функциональное звено в механизме стабилизации данного участка Вселенной.
Мы с Алексом переглянулись, словно спрашивая друг у друга: “А ты веришь, что этот лысый перец, идущий впереди, — воплощение разума Вселенной? Новый мессия?”
— Я правильно понял, — сказал Алекс, — что вашего следующего прибытия с инфинитайзером под мышкой следует ожидать через несколько тысяч лет?
— Да, такова примерная периодичность моей работы. Вы, люди, — наверняка не последние и далеко уже не первые нарушители стабильности мироздания в моей области.
— Что, были и до нас? — едко полюбопытствовал Алекс.
— До вас были те, кого вы называете аспидами. Поистине совершенные завоеватели пространств. Во избежание рецидива, в новом витке они были лишены свойства, именуемого инициативой.
— А граллы? — спросил я, начиная подозревать неладное.
— Были и граллы. Бессмертие ожесточает, — туманно намекнул он. Но я, кажется, понял намек.
— Значит, эти, во избежание рецидива, сделались неразборчивы в еде?
— Да. Они стали пожирать даже себе подобных, не исключая ближайших родственников и собственных детей.
Я похолодел. И задал последний, наиболее важный вопрос:
— Ну а чем же ее величество Мировая Стабильность наградит оставшееся человечество, чтобы оно больше не высовывалось?
— Об этом вы скоро узнаете, — сказал он, касаясь последнего аппарата, и обернулся к нам с многообещающей улыбкой.
Мне, честно говоря, было не до улыбок, а вот Алекс усмехнулся:
— Рассчитываешь зародить в нас веру, Твое Святейшество?
В ответ на мой недоуменный взгляд он пояснил:
— Перед тобой руководитель КОЗа (“Так вот почему “старый козел”, — догадался я), он же, как я понимаю, профессор Рунге, он же главный директор и создатель этой фабрики. Сначала он подпустил к нам своего клона, — Алекс кивнул в противоположную часть зала, где вытянулось на полу серое тело, — а теперь заговаривает зубы, надеясь уйти живым.
Его Святейшество старый хрыч Рунге пожал плечами — жест выглядел крайне беззаботным:
— Я ненадолго задержался здесь в ожидании вашего прибытия, хотя Система могла быть остановлена и без вас, — сказал он. — Просто мне хотелось взглянуть в последний раз на вас обоих.
— Так вы поджидали нас здесь специально для торжественного выключения? — наконец-то усмехнулся и я. — С чего бы такая честь?
— Ни одна сильная раса, сумевшая завоевать Галактику, не уходит без борьбы, — ответил Рунге. — Это всегда агония для масс и испытание для лучших, но и они обречены на поражение, коль скоро речь идет о мировой предопределенности. Вы — первые, кому удалось войти в этот зал вовремя. Знание — единственная награда достойнейшим из проигравших.
— С какой стати ты записываешь нас в проигравшие? — Алекс угрожающе прищурился. — Мы разгромили твой КОЗ, мы сумели прийти сюда, и сколько бы ты ни изображал добрую волю, но это мы заставили тебя отключить производство!
— Вы двое, безусловно, выиграли, — смиренно согласился Рунге. — Но ваша раса проиграла.
— Все, что ты тут наплел, — не более, чем твоя собственная выдумка, положенная в основу культа. Ведь ты не зря поставил все это на религиозные рельсы: инфинитайзер — неплохой аргумент в деле веры, с ним можно объявлять себя пророком мирового разума, и толпа пойдет за тобой, не подозревая, что в основе новой религии — бред старого параноика!
Впервые на моей памяти жесткое профессиональное спокойствие изменило Алексу. Он просто не хотел, не мог поверить в то, что наша победа, после стольких усилий вырванная у судьбы, ничего уже не изменит и никого не спасет.
— Мы сумеем возродить наше, человеческое господство, — твердо проговорил Алекс, — и скоро вернемся сюда, чтобы разнести в пыль твой проклятый астероид.
— Мало ли в Галактике астероидов, — мимолетно улыбнулся Рунге. — А непреложная истина останется таковой, вне зависимости от вашей веры в нее или неверия. Но доказательство своей доброй воли я вам все же предоставлю…
— Будь любезен! — С этими словами Гор сделал короткое резкое движение рукой.
Если бы я это предвидел, то нам с советником, возможно, впервые пришлось бы помериться силами в рукопашной.
Но было уже поздно.
— Зачем?.. — только и спросил я, глядя, как Рунге падает, схватившись обеими руками за горло, куда по самую рукоятку вошел брошенный Алексом стилет. Как выяснилось, советник, в отличие от меня, не совсем разоружился. Во мне зашевелились было неясные подозрения, но тут же бессильно увяли: в чем его можно было подозревать в довершение всего? В собственном отдельном заговоре? Бред. — Послушай, Алекс, он же говорил о каких-то доказательствах!
— А-а, своей доброй воли? — Алекс был непоколебимо скептичен. — А зачем это нам теперь — для смягчения его приговора? Вот лучшее доказательство, — он выдернул нож из шеи еще возящего ногами Рунге. Кровь плеснула волной, советник вытер лезвие об его костюм и спокойно произнес: — Будь он мессия — его бы и деструктор не свалил.
— Если только его миссия уже не закончена, — буркнул я.
Алекс взглянул на меня с оттенком сочувствия:
— Этот редчайший гений — с чем я не спорю — был глубоко болен, с психической точки зрения. Такие сумасшедшие бывают дьявольски хитры и изобретательны. Вот даже и ты, я вижу, ему поверил, хотя его адепты и обозвали тебя еретиком.
На самом деле я не то чтобы проникся верой. Но слова Рунге на многое проливали свет, складывая разрозненные элементы событий, хаотично толкавшиеся в моем сознании, в целостную и безупречную картину.
— Тебе просто легче объяснить все клиникой, чем поверить в существование мирового разума, — сказал я.
— Да потому, что это действительно все объясняет! Любой суд признал бы его невменяемым и оправдал бы. Но мы просто не имели права оставлять его в живых: он был создателем инфинитайзера и единственным носителем информации по его устройству. Ты упустил его на Р66, когда существовал всего один аппарат; результатами стали этот завод, КОЗ и все то, что мы на данный момент имеем. Но теперь я, надеюсь, поставил в этом деле точку.
— Если только где-то тут не прячется еще парочка святейшеств, — раздался насмешливый голос от двери, через которую несколько минут назад входил Рунге (вот уже дважды). Я бы не удивился, вновь увидев его на пороге — думаю, что и Алекс тоже; не сомневаюсь, что он готов был прикончить и третьего Рунге, а окажись, что весь здешний персонал состоит из одних только Рунге, он бы не успокоился, пока не уложил бы их тут штабелями. Кажется, Рунге, кем бы они ни были, тоже это понимали, по крайней мере, больше не показывались.
На пороге пресловутой двери стоял Лосев. Наш бессмертный, в очередной раз героически погибший генерал оказался поистине неубиваем — даже вместе с планетой. Конечно, Рунге, удирая оттуда, мог захватить его с собой на всякий случай, в целях дальнейшего шантажа. Но почему же тогда он этим не воспользовался? Даже словом не упомянул о генерале, а добровольно, выходит, впустил нас сюда и вышел к нам один, совершенно беззащитный… Я понял, что оставленный в живых Лосев как раз и мог являться доказательством его доброй воли.
— Ты, конечно, опять подозреваешь меня в сговоре с врагом, — произнес генерал, останавливаясь в нескольких шагах напротив Гора.
Вместо ответа Гор перешагнул через неподвижное тело Рунге и обнял генерала. Я не рассчитывал на дружеские жесты со стороны Лосева, но он кивнул мне и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием. Потом еще раз молча огляделись.
— Здесь еще кто-нибудь был, кроме этих? — спросил Гор.
— Я ничего тут толком не видел, потому что сразу же потерял сознание, — признался генерал. — Очнулся только что, в той комнатушке. Там, кроме кушетки, ничего нет.