Привет, Маруся! (СИ) - Страница 34

— Мама, — перебила меня Даша, — разве у попугайчика может быть такое имя? Его же всегда Кешей называют.

— Конечно, может. Это же сказка. Слушай дальше. Волнистый попугайчик Князь начал во всем помогать Марусе: защищал от неприятеля, веселил и подбадривал, когда ей было грустно, во всем поддерживал. Маруся полюбила Князя, но он ее обманул, потому что на самом деле это был совсем не славный попугайчик Князь, а пудель Кутузов. Он просто притворялся попугайчиком.

— Так он был оборотнем?

— Ну… да, можно и так сказать. И Маруся его за это бросила.

— А пудель был хорошим?

— Сначала нет, а потом очень хорошим. Маруся его тоже полюбила.

— Мама, а зачем она тогда их бросила? Они же хорошие? Они же ее тоже полюбили?

— Кажется, да. А бросила потому, что не любит лжецов. Но потом Маруся простила оборотня. Прошло немного времени, и жар-птица прилетела в другую страну, где случайно снова встретила его и снова ему поверила, а он ее опять обманул.

— Он совершил плохой поступок?

— Он просто не сказал ей всей правды, и она очень обиделась. Они расстались. А вот как закончить эту сказку, я не знаю.

— Мама, давай закончим сказку по-доброму? Пусть жар-птица помирится с оборотнем, он ведь все уже понял, повзрослел и стал большим. Оборотень же хороший и добрый, ну как дядя Айболит, который сегодня был у нас в гостях.

Даша-Даша, как ты далека от истины и одновременно близка к ней.

Почему-то этой ночью я уснула спокойной. Тревожность, накопившаяся за день, куда-то улетучилась. Может, сказка помогла?

Утром, едва начало светать, Квашняк, прихватив свои сумки и чемоданы, отбыла в неизвестном направлении. Мне бы очень хотелось, чтобы это была наша последняя с ней встреча.

***

Понедельник преподнес новые неприятности. По заявлению родственников Ивановой Е.И. о халатности работников поликлиники, повлекшей смерть пациента, у нас начали работать следственные органы. Досталось и Лазаревскому, и Василию Васильевичу. Одному — за непрофессионализм, недобросовестность, другому — за недостаток контроля над молодым специалистом. Оказалось, что Игорь сам придумал историю о том, что Евгения Ивановна хотела на меня написать жалобу. Ничего подобного не было.

Сердобольная Катя выворачивала душу:

— Если бы ты знала, как мне жаль Игоря. Так хочется его прижать к себе, погладить по головке…

— Спеть колыбельную песенку, — хрюкнула я от смеха.

— Стаська, прекрати.

— Катька, налицо материнские инстинкты: прижать к себе, погладить по головке — бред. Это же Лазаревский. С ним так нельзя.

— А как можно?

— Он спортсмен. И его личная жизнь — некий спарринг. Вот так и веди себя: жестко и напористо. Сюси-пуси — такой вариант не пройдет. Нет, если будешь сюсюкаться, он мимо не проскочит и такую удачу не пропустит, только бросит бедную девушку через пятнадцать минут после тесного общения. А вообще, я тебя не понимаю: что ты нашла в Лазаревском кроме смазливой мордашки?

— Понимаешь, он мне просто нравится — и все.

— Ну, что ж, радуйся. Вон любовь всей твоей жизни плетется, слабо помахивая крылами, наверное, только от следователя. Ощипали уже совсем, похоже.

К нам подошел Лазаревский, поникший и сгорбившийся. Не глядя нам в глаза, сказал:

— Все очень плохо, Стаська. Я не знаю, что мне делать.

— Это стыдно не знать, но тебе простительно. Зато ты красивый.

— Стаська, прекрати, человеку и так плохо. Игорюш, тебе надо отвлечься. Пойдем в кино, а?

Мне было жаль Лазаревского, но еще больше пострадавшую. «Ничего, поделом ему, — подумала я, — меньше будет шашкой махать, а больше думать».

***

В субботу мы с Дашей собрались с ответным визитом в гости: Кутусов позвал на свою дачу. Мне не то чтобы не хотелось ехать, просто за неделю накопилось много дел: от готовки на всю неделю до стирки, от уборки до глажки. Я начала отказываться, но Стас призвал тяжелую артиллерию в лице Даши, сказав ей, что хочет показать домашний зоопарк: двух кошек и кота, собаку неизвестной породы, белочку, попугая и ежика. Ну, Кутузов: если не пройдет с главного хода, пролезет с черного. Заехав утром, часов в десять, он застал нас еще в теплой постельке, как в эпизоде фильма «Москва слезам не верит», когда Гоша приходит в квартиру главной героини, а последняя, забыв о предстоящей поездке, еще лежит под одеялком.

Кутусов был краток:

— Собирайтесь быстрее, сони. Я на машине. Жду вас.

Ехали мы с Дашей, вертя головами: кажется, всего-то пять километров от города, но какое вокруг буйство красок, в Энске такого не увидеть. Я ожидала узреть небольшой домик: три на четыре, стоящий на шести сотках, и не представляла, что у Кутусова двухэтажный особняк из стекла и бетона. Наверное, проектировали домик архитекторы — футуристы, на счету которых Москва-сити, не иначе.

Дочка визжала от радости, бегая по огромной гостиной, по спальным комнатам и лестнице. Конечно, ни дома, ни в садике такой спринт позволить себе было невозможно, а здесь — простор для такой непоседы, как Даша. Она радовалась всему: дому, чудесному ежику Бони, строящему себе нору на зиму возле невысоких елочек, белочке Соне, прыгающей по веткам возле ее домика, сделанного руками Кутусова. Остальные друзья человека — обитатели дома, кроме песика Марса и волнистого попугайчика Петруши, гуляли где-то по территории усадьбы, скрываясь за многочисленными деревьями. На то они и кошки: гуляют сами по себе.

Попугай, взмахнув крыльями, взобрался на батарею возле окна, постучал клювом по стеклу и гортанно прокричал:

— Кот, в клетку пойдешшшь?

— Мама, посмотри, попугайчик! Какой он умный, разговаривать умеет! — запрыгала от счастья дочь, захлопав в ладоши.

— Уймись, Петруша, хватит болтать, попей водички, — смеясь, сказал Стас.

— Пррривет, Маррруся! Стаська, я тебя люблю! — не унимался попугай.

— Ну вот, все семейные тайны раскрыл, — смутился Кутусов. — Пойдемте есть шашлыки, а то остынут.

Я чувствовала себя неловко после непроизвольных, заученных признаний попугая. Разрядила обстановку, как всегда, Даша.

— А мы еще не видели песика. Где он?

— Познакомлю тебя с ним после обеда, когда поешь, — ответил Кутусов.

— Стас, ты курочку поку-ушшшал? — прокричал в след попугай. — Молодеццц!

— Ваше сиятельство, да вы привереда, — засмеялась я.

Мне очень понравилась Ангелина Яковлевна, мама Стаса, чем-то напомнившая Марию Александровну. Увидев нас, она очень обрадовалась и повела показывать дом, а после ужина принесла альбом с семейными фотографиями. Дойдя до снимков, на которых был запечатлен Стас в детсадовском возрасте, она перевела взгляд на Дашу, потом на фотографии, снова на Дашу, но ничего не сказала.

Мы с дочкой остались ночевать в специально приготовленной для нас теплой и уютной комнате. За панорамным окном задувал ветер и накрапывал дождь. Даша попросила спеть ей какую-нибудь песенку. Ну, что ж в унисон моему лирическому настроению я тихонько запела:

Никого не пощадила эта осень,

Даже солнце не в ту сторону упало.

Вот и листья разъезжаются, как гости,

После бала, после бала, после бала.14

А в голове все кружились мысли: что же делать? Ведь это неправильно, что дочь называет отца дядей, а отец не знает о существовании своей дочери?

Где-то рядом, на лестнице раздались приглушенные голоса сына и матери:

— Дашенька очень мне напомнила тебя маленького. Поразительное сходство.

— Все дети похожи друг на друга. У Даши есть отец. И это, к сожалению, не я.

— Завтра надо разжечь камин, — сменила тему Ангелина Яковлевна. — На улице похолодало. — И послышались уходящие шаги.

Как выйти из такого положения без крови? Рассказать обо всем Стасу? Но он не поймет — и тогда конец нашей так тяжело выстроенной дружбе. А как мне без Кутусова? Никак. Я уже не представляла без него дальнейшей жизни. Кто бы научил, что делать, я бы ему в пояс низко поклонилась.