Притчи со всего света - Страница 9

Мудрый старец посоветовал ему повиноваться словам богини и заколоть быка для Посейдона, а самой Афине, его покровительнице, воздвигнуть алтарь.

Сделав все это, Беллерофонт без всякого труда поймал крылатого коня, накинув на него золотую уздечку, и, вскочив на него, полетел туда, где гнездилась ужасная Химера.

Пустив сверху стрелу в нее, он убил животное и свез его голову Иобату.

Тогда царь снова послал его, на этот раз уже с целым войском, против разбойничьего народа солимов, которые жили на границе с Ликией.

Но и на этот раз Беллерофонт вернулся с победой, счастливо одолев несметное количество врагов. Победителем же явился он и после битвы с мужененавистницами-амазонками.

Только теперь понял царь, что его гость не злодей, а храбрый герой и любимец богов. Он дал ему высокое положение в государстве и выдал за него свою дочь Филонею, от брака с которой родились у него два сына и дочь.

Ликийцы, любившие Беллерофонта, предоставили ему самые лучшие поля для обработки, так что его богатство непомерно росло. Пегаса он оставил у себя и совершал на нем всевозможные поездки для благоустройства страны, что навсегда прославило его имя.

С помощью этого же Пегаса, который так охотно повиновался ему и делал его знаменитым повсюду, он захотел однажды полететь на Олимп и проникнуть на собрание бессмертных. Но на этот раз божественный конь воспротивился этому преступному желанию и, подняв дерзкого в воздух, сбросил его в топкое моховое болото. Беллерофонт едва уцелел от падения, но его гордости был нанесен неизлечимый удар.

С этих пор он стал стыдиться и богов и людей и, одинокий, бродил повсюду, влача безмолвную горестную старость.

Брат Сизифа, Салмоней, царь Элиды, был несправедлив и высокомерен.

Он основал себе великолепный город Салмонию и в своем высокомерии зашел так далеко, что требовал от своих подданных божеских почестей. Он хотел, чтобы его считали равным Зевсу.

Как Зевс, разъезжал он по стране в колеснице, похожей на колесницу Громовержца, и при этом разбрасывал по пути горящие факелы, которые должны были заменять молнию, топот же копыт о железные мосты изображал гром. Он приказывал убивать невинных странников и говорил потом, что убил их своей молнией.

Долго наблюдал отец богов с Олимпа проделки безумца и, наконец, поразил его своим молниеносным ударом, в то время, как он разъезжал по городу. Молния разрушила также и построенный Салмонеем город, умертвив в нем почти всех жителей. В живых осталась только дочь его Тиро, которая вышла замуж за Кретея и была матерью Эсона, отца столь прославленного впоследствии героя Ясона.

Лай, сын Лабдака, из рода Кадма, был фивянским царем и жил в долгом и бездетном супружестве с Иокастой, дочерью знатного фивянина Менекея. Так как он страстно хотел иметь сына, то спросил об этом разъяснения дельфийского Аполлона и получил такое порицание: «Лай, сын Лабдака. Ты хочешь быть благословен детьми. Исполнится твое желание. Тебе будет дарован сын. Но знай, – судьбой предрешено тебе погибнуть от руки собственного ребенка. Таково веление Юпитера – Кронида, внявшего мольбы Пелопа, у которого ты отнял сына». Дело в том, что еще в юности своей Лай бежал из родной страны в Пелопоннес, при дворе царя Пелопа был принят как гость. Но он неблагодарностью оплатил своему благодетелю и на немейских играх похитил сына Пелопа, прекрасного Хризиппа. Сознавая свою вину, Лай поверил порицанию и долго жил в разлуке со своей супругой. Однако любовь, которую они питали друг к другу, снова свела их вместе, вопреки предостережению судьбы, и Иокаста родила своему супругу сына. Когда ребенок появился на свет, они вспомнили о предсказании и, чтобы избегнуть приговора бога, решили проколоть и связать ребенку ноги и бросить его на третий день жизни в диких горах Киферона. Пастух, который должен был выполнить это страшное поручение, сжалился над невинным ребенком и передал его другому пастуху, который в тех же горах пас стада коринфского царя Полиба. Сделав это, он предстал перед царем и супругой его, Иокастой, с таким видом, словно выполнил их поручение. Цари и царица решили, что дитя погибло там от голода и от диких зверей и что этим они помешали сбыться предсказанию. Совесть же свою они успокоили мыслью, что, жертвуя ребенком, тем охранили его от отцеубийства, и с тех пор стали жить с облегченным сердцем.

Между тем пастух Полиба, не знавший, кто и откуда этот переданный ему ребенок, развязал ему ноги с проколотыми ступнями и по ранам назвал его Эдипом, что значит опухшие ноги. После этого он принес его в Коринф к царю Полибу, господину своему. Царь сжалился над ним, передал найденыша своей супруге Меропе и воспитывал его как собственного сына, каким тот и прослыл при дворе и по всей стране. Достигнув юношеских лет, Эдип почитался самым знатным из всех граждан и сам жил в счастливой уверенности, что он сын и наследник царя Полиба, у которого не было других детей. Но скоро неожиданный случай бросил его из этой уверенности в бездну отчаяния. Однажды на праздничном пиру какой-то коринфянин, из зависти не расположенный к Эдипу, опьяненный вином, крикнул возлежавшему против него Эдипу, что он – не сын царя Полиба. Глубоко пораженный такими словами, юноша едва мог дождаться конца пира; все же, борясь с собой, он на весь этот день затаил свои сомнения. На утро же другого дня он предстал пред своими родителями, которые были, конечно, только его приемными родителями, и потребовал от них объяснения. Царь Полиб и его супруга сильно разгневались на клеветника, у которого вырвались такие слова, и старались рассеять сомнения Эдипа, не давая, однако, ему прямого ответа. Хотя и отрадна была ему любовь, которую он увидел в их ответе, но недоверие слишком глубоко засело в его сердце, слова его врага слишком глубоко запали в его ум. И вот тайно взялся он за посох странника и, ни слова не сказав родителям, обратился к дельфийскому оракулу в надежде услышать опровержения столько позорного для его чести наговора.

Но Феб-Аполлон не удостоил его вопроса своим ответом и открыл ему новое страшное несчастье, которое ему было уготовлено.

– Ты убьешь родного отца, – сказал ему оракул, – женишься на родной матери и явишь миру достойное презрения потомство.

Несказанный страх обуял Эдипа, когда он услышал это, и так как сердце все еще говорило ему, что исполненные такой любовью к нему Полиба и Меропа – его настоящие родители, – то он не посмел вернуться на родину: боялся он, что, гонимый роком, наложит руку на возлюбленного отца своего и, пораженный богами неотвратимым безумием, соединится нечестивым браком с матерью своей, Меропой. Уходя из Дельфи, он направился по дороге в Беотию. Он был еще по дороге из Дельфи к Давлиду, когда, дойдя до перекрестка, увидел подвигавшуюся навстречу колесницу, в которой сидели незнакомый ему старик с герольдом, возница и двое слуг. Возница и старик стали грубо гнать с дороги столкнувшегося с ними на узкой тропике пешехода. Эдип, от природы вспыльчивый, ударил дерзкого возницу; старик же, заметив, что дерзкий юноша все-таки идет прямо к повозке, размахнулся острым жезлом и сильно ударил его по темени. Эдип был вне себя от гнева. В первый раз воспользовался он геройской силой, дарованной ему богами: высоко поднял он в руки свой посох и с такой силой ударил им старика, что тот навзничь упал с сиденья на землю. Тогда дело дошло до кулачного боя. Одну свою жизнь Эдип должен был защищать против трех жизней своих противников. Но юная сила его победила: он убил всех, кроме одного, который убежал, и пошел дальше.

В его душе не возникло даже предчувствие, что случилось что-то другое: он был уверен, что расправился с каким-нибудь простым фокийцем или беотийцем и его слугами, вынужденный защищать свою жизнь. Ведь старик, столкнувшийся с ним, не носил никаких знаков, которые говорили бы о его высоком положении. На самом деле убитый был Лай, фивянский царь, отец Эдипа, и направлялся к пифийскому оракулу.