Прислушайтесь к городу - Страница 5

Она вздохнет:

— А вы попробовали? Получилось?

И ведь ничто в жизни не проходит бесследно. Как после аукнется в подростке затеянная папой мелочная тяжба?

При мне к Татьяне Владимировне заглянул человек спортивного вида. Совсем другая история. Сложная, запутанная.

Начинается она с жалобы матери на сына. Подросток отбился от рук, грубит, и вот дошел до того, что поднял руку на мать.

Разговор с подростком. Такая ненависть к матери, что даже страшно. Хочет жить с отцом. А младший брат пускай остается с матерью.

Согласна ли мать отдать сына бывшему мужу?

Согласен ли отец взять на себя заботу о сыне?

И где в конце концов подростку будет лучше? Главный вопрос для Татьяны Владимировны. Ее новый подопечный учится в техникуме. Там ничего не знают о его семейной драме. И не надо, чтобы знали. Он учится хорошо и пускай себе спокойно учится. Но от подростка, попавшего в такой житейский переплет, всегда можно ждать самого неожиданного. И непременно нужно показать его опытному психиатру, причем, конечно, сделать это так, чтобы парень и не догадался о специальном медицинском обследовании. Каждый шаг, предпринятый ради него, должен быть взвешен и обдуман. Не травмировать, но и не выпускать из вида.

Во всей этой запутанной истории есть еще и юридическая сторона. После развода мать и двое детей получили большую трехкомнатную квартиру. Отец — комнату в общей квартире. Ему много не нужно. Он тренер, постоянно в разъездах. Но теперь их будет двое.

Опять размен? Мать категорически не согласна. Хотел жить с отцом — живи. В семейных драмах не так уж редко встречается подобное ожесточение. Глядя со стороны, легко сказать: человек должен быть выше мелочей, плюнь и уходи. По закону подросток имеет право на жилье, стало быть, это право должно быть защищено всеми мерами, какие есть. Только так.

Я спрашивала Татьяну Владимировну, кто, на ее взгляд, больше повинен в сложившейся ситуации. Мать? Отец?

Она говорит, что не берется быть судьей в отношениях, сложившихся между двумя взрослыми людьми. Ее дело — защитить интересы подростка, защитить его самого, уберечь в нем человека. Практически она сейчас помогает отцу. Он платил алименты на двоих. Теперь должен платить на одного, потому что старший сын уже перешел к нему. Но бывшая жена не согласна на уменьшение алиментов. Ее уговаривала комиссия по делам несовершеннолетних — и безрезультатно. Придется решать вопрос через суд. Неприятная процедура? Еще бы! Но что же прикажете делать, если все разговоры оказались бессильными.

— А в квартире матери должна оставаться комната, принадлежащая старшему сыну. Даже если он там не живет. Его стол, его кровать. Здесь закон умнее матери. Ведь это нужно прежде всего ей самой, на будущее…

Значит, и такая есть работа у инспекции по делам несовершеннолетних.

Мы сидим в кабинете Татьяны Владимировны, выходящем единственным окошком во двор большого дома, типично московского, с множеством подъездов и магазинами на первом этаже. Я не знаю, скоро ли мы теперь увидимся. Ведь как ни говори, а мое пребывание тут мешает ей работать.

Что сказать на прощанье?

Что все эти дни, пока я ходила за ней, как тень, передо мной проходили разные печальные случаи. Но вместе с тем общее впечатление — самое светлое. Помню, заговорила я с Татьяной Владимировной о страсти нынешних подростков к вещам, к тряпкам, к «фирме». Казалось бы, непреложный факт, о котором знают и твердят все. А Татьяна Владимировна сказала, что не так-то уж сильно проник в среду подростков вещизм, это ее искреннее убеждение. Каждый подросток, узнай его поближе, мечтает, в общем, не о барахле. Ребят Татьяна Владимировна делит на две группы. В одной у нее фантазеры, в другой те, кому ничего не надо. Вот эти вторые ее тревожат больше: как же так, тебе ничего не надо?

При мне она звонила домой дочери-третьекласснице, спрашивала про уроки. Словом, все как у любой другой работающей женщины — работа и дом. Но не каждую женщину может поднять ночью телефонный звонок, извещающий, что задержан ее подопечный.

Однажды утром она проговорилась, что сидит с больной головой — не выспалась, подняли в шесть утра. И продолжает с улыбкой:

— Муж и дочка тоже поднялись. Давай, говорят, вместе позавтракаем.

Когда человек любит свою работу, дома это обязательно понимают.

О выдающихся личностях сказано и написано хорошо и много. Первооткрыватели, изобретатели, воины, космонавты, писатели, врачи, артисты, рабочие, пахари — да мало ли их, ярких, незабываемых, врезанных в память, в гранит и бронзу.

Несколько труднее описать так называемых рядовых, негромких тружеников будней, которых героями никак не назовешь. Это те, кого мы обозначаем полезными, надежными людьми. И если уж говорить о героизме, то у них он существует лишь в потенциале, который не просто разглядеть и вычислить его вес.

Существует геологический прогноз: он позволяет оценить богатство наших недр, объем и вес ископаемых, которых еще не коснулась рука человека.

Возможно, что сегодня мы уже подошли к тем рубежам, когда можно делать прогноз появления героев, разглядывая в каждом человеке и взвешивая его потенциал надежности, его еще не состоявшийся героизм.

Прогноз — штука зыбкая, вероятностная, ошибок здесь не избежать, но тем и привлекательней задача, что она трудна и достаточно неопределенна: разглядеть в любом из нас зародыш положительного поведения в критических ситуациях. Понятно, что в отношении к человеку все такие предсказания будут гаданием на кофейной гуще, если в них нет серьезной методической основы. А такая основа есть, она обретается уже в настоящем, в биографии личности, где, как крупицы золота, рассеяны зерна надежности и героизма. И для того чтобы оценить его потенциал, нужно промыть и отбросить пустую породу, скрадывающую эти зерна.

Когда я общался с майором Криулько Сергеем Петровичем (сейчас он работает заместителем начальника отдела Госпожнадзора Ленинского РУВД), назойливая, и разумеется невысказанная мысль не оставляла меня.

«…Нет, не герой, — думалось мне, — совсем не герой. Видно, человек хороший, во всех отношениях положительный, и в деле, наверное, тверденький, но… за что тут зацепиться? За какие подвиги?»

Да он и сам упирался:

— А почему, собственно, обо мне писать? Есть люди…

Ну и, как водится, о хороших людях вокруг себя. И тот, мол, и этот, замечательные мастера своего дела, работают отлично, опытные, заслуженные товарищи…

— Начальству виднее, — парировал я, и Криулько умолкал.

«…Дисциплинирован, — определял я, — сдержан, молчалив, не подумав, лишнего слова не обронит, серьезный работник, но что мне с того? Фамилия какая-то пародийная. Криулько. Хотя все-таки лучше, чем Иванов, Сидоров, фамилия с отметинкой, запоминается, пусть и с улыбкой. Да и внешность располагающая: открытый взгляд ладная фигура, но все-таки, все-таки мне чего-то не хватает. Ведь в наших делах пишущих часто наличествует такое мучение: общаешься с человеком десятки раз, знаешь все его ухватки и повадки, а образ не выстраивается, рассыпается на какие-то квадратики и треугольнички заметок и наблюдений, хоть умри! А иной раз достаточно прикосновения — и тут же нащупан стержень, а вокруг него складывается все остальное быстро и ладно…»

Кабинет Сергея Петровича на втором этаже дома в старом арбатском переулке; напротив, в окнах, лепка дореволюционная сохранилась, барельефные сильфиды приятно изогнулись, а здесь, на стене, натянулась излучина Ленинского района, разлинованная границами участков, помеченная кружками пожаров и возгораний.

— Самые аварийные месяцы, — объясняет мне майор, — у нас приходятся на осенне-зимний период, когда люди возвращаются из отпусков, и по вечерам в основном дома, у телевизоров.

— Телемания?

— Да, и особенно когда многосерийные фильмы показывают… интересные. От загораний телевизоров и убытки значительные, в прошлом году на первое место вышли после электроприборов бытовых и курения…