Пришельцы с небес - Страница 112
Но Гормот об этом не подумает. Единственное, чего он хочет, — завоевать Хостигос, а без помощи Дома Стифона он этого не может. И с его помощью тоже не может, потому что потерял маршрут вторжения. Через два дня после взятия Тарр-Домбры он послал две тысячи человек к устью Красивой и потерял при переправе через Атан не менее трехсот под артиллерийским огнем, пока его капитаны-наемники не взбунтовались, а на следующую ночь Хармакрос сделал вылазку в северный Ностор, поджигая фермы и деревни и угоняя лошадей и скот, опустошая все до конца долины Листры.
Может быть, Гормот теперь отброшен до зимы. Это значит — до следующей весны. «Здесь-и-сейчас» войн зимой не ведут — это против правил союза наемников. А к тому времени у него будет настоящая армия, обученная тактике, которую Калван извлек из своих воспоминаний об истории шестнадцатого и семнадцатого столетий. Четыре или пять батарей четырехфунтовок, каждая пушка на колесном лафете под четверку лошадей, и мобильность не хуже, чем у кавалерии. И достаточное число винтовок, и люди, обученные из них стрелять. И избавиться от этих медвежьих копий и кос на шестах, заменив их настоящими восемнадцатифутовыми швейцарскими пиками, тогда пехота сможет сдержать кавалерию.
Настоящий враг — это Дом Стифона. Гормота один раз как следует побить, он так битым и останется, а Сарраск из Саска — это как Муссолини рядом с Гитлером-Гормотом. А Дом Стифона огромен; он раскинулся по всем пяти Великим Царствам, от устья реки Св. Лаврентия до Мексиканского залива.
Большой, но уязвимый, и Калван знал его ахиллесову пяту. Стифон не был почитаемым богом, как, скажем, Драм; вот почему пятая колонна Ксентоса набирала в Носторе силу. Дом Стифона презирал простолюдинов и даже знать, он правил, давя на Великих Царей и их князей-вассалов, а как только они научатся сами делать порох, они повернутся против Дома Стифона, и народы их поддержат. Это не религиозная война, как были в шестнадцатом и семнадцатом столетии его бывшей истории. Это избавление от рэкета.
Он поставил кубок, встал, сбросив легкий халат, и стал одеваться к обеду. На миг подумалось, кто выиграет в этом году выборы, демократы или республиканцы — он был уверен, что в другом измерении времени именно этот год, — и как там холодная война и гонка в космосе.
Веркан Валл, закончив рассказ, откинулся в кресле. На террасе не было прямого света, только зарево на небе от городских огней, настолько тусклое, что ясно были видны огоньки сигарет. Их было четверо: начальник Полиции Паравремени, глава Комитета Паравремени, председатель Совета Паратемпоральной Торговли и помощник начальника Веркан Валл, который через сотню дней станет начальником.
— И вы не предприняли действий против него? — спросил глава Комитета.
— Никаких. Этот человек не представляет угрозы Секрету Паравремени. Он знает, что он не в собственном прошлом, и по признакам, которых он должен был ожидать, но не нашел, знает, что и не в будущем. Поэтому он знает, что присутствует в ином измерении времени, и знает, что некто способен путешествовать по времени вбок. Это я признаю. Но он держит это знание про себя. Как говорит идиома его собственной временной линии, он отлично устроился в Арийско-Тихоокеанском. И у него нет желания менять ситуацию.
Вот смотрите, что у него есть, чего он никогда бы не имел в Евро-Американском секторе. Он — из знатнейших дворян, а само это понятие вышло из моды в Евро-Американском секторе, где идеалом стал Простой Человек. Он собирается жениться на красавице принцессе, а это уже даже в детских волшебных сказках не встречается. Он — солдат удачи со шпагой, которые в нашем мире ядерного оружия давно исчезли. Он командует отличной армией, и собирается сделать ее еще лучше, и ему есть за что сражаться. Все отвлеченные рассуждения о пространственно-временном континууме он надежно запер у себя в черепе.
Обратите внимание на его легенду. Он рассказал Ксентосу, что был заброшен из далекого будущего злым волшебником. Чернокнижие в этой временной линии — вполне научное объяснение чего угодно. Ксентос, с его согласия, передал эту историю Птосфесу, Рилле и Чартифону под клятвенное обещание хранить тайну. Официально было объявлено, что он — князь-изгнанник из страны за пределами географических знаний. Эшелонированная оборона вокруг истинной тайны, и каждый получил приемлемое объяснение.
— А как вы об этом узнали? — спросил председатель Совета.
— От Ксентоса, на пиру. Я втравил его в теологический спор и подсыпал ему в вино немножко порошка правды. Он не помнит, что мне рассказал.
— Да, действительно, никто на той линии времени правды не знает и знать не будет, — согласился глава Комитета. — Но не рисковали ли вы, забирая из храма вещи Моррисона? Это действительно было необходимо?
— Ничуть не рисковал. Мы подогнали туда транспортер в ночь пира, когда в храме никого не было. Наутро жрецы в один голос завопили: «Чудо! Дралм принял пожертвование!» Я там был и сам это видел. Моррисон в это не верит; он думает, что их украли коробейники, ушедшие из Хостигоса наутро. Я знаю, что кавалеристы Хармакроса останавливали народ и обыскивали вьюки и фургоны. Официально, конечно, Моррисон тоже верит в чудо.
А необходимо ли было? Да. Вещи найдут в линии времени Моррисона, сначала одежду, потом бляху на гимнастерке, а затем, в связи с каким-нибудь преступлением, которое мы для этой цели организуем, и револьвер. Это ничего не объяснит, даже добавит таинственности, но таинственность эта будет обычного рода, из тех, что воспринимается как возможное.
— Что ж, это все очень интересно, — сказал председатель Совета Торговли, — но какое я к этому имею отношение — официально?
— Трент, вы меня удивляете, — ответил глава Комитета. — Рэкет Дома Стифона — превосходное средство для проникновения в этот подсектор, а туда лет через двести будет стоить проникнуть. Мы просто войдем в Дом Стифона и захватим в нем власть, как сделали в храмах Ят-Зара в секторе Халгана. Получим тотальный контроль над политикой и экономикой.
— Только вам придется держаться подальше от линии времени Моррисона, — сказал Торта Карф.
— Абсолютно верно! — подхватил Веркан Валл. — Мы эту линию времени превратим в университет для изучения и объявим абсолютный карантин для всех остальных. И пять соседних линий времени для контрольного опыта. Вы понимаете, с чем мы имеем дело? — У него глаза засверкали энтузиазмом. — Это же начало совершенно нового подсектора, и точка ветвления определена абсолютно точно — впервые мы можем выделить ее из истории. Здесь, сейчас, я уже представил себя этим людям как Веркан, торговец из Греффтшарра. Я вернусь через время, правдоподобное для возвращения верхом, и построю торговый склад. Здание, в котором вполне сможет поместиться траспортер…
Торта Карф засмеялся.
— Я знал! — сказал он. — Знал, что ты что-нибудь придумаешь.
— У всех у нас есть свое хобби. У вас — фруктовый сад и охота на кроликов на Сицилии Пятого Уровня. У меня это будет подсектор Калвана, Четвертый Уровень, Арийско-Тихоокеанский сектор. Мне сейчас всего сто двадцать, и через пару столетий, когда я буду готов выйти в отставку…
Урсула К. Ле Гуин
ОЖЕРЕЛЬЕ
Урсула К. Ле Гуин настолько признана как писатель и настолько почитается как один из самых глубоких мыслителей и тонких художников научной фантастики, что иногда забываются ранние дни, когда она впервые вышла на эту сцену. Тогда чаще всего ее сравнивали с Ли Брэкет — даже не раз называли «новой Ли Брэкет». И еще часто забывают, что ее первые книги — «Мир Роканнона», очень ван-вогтовская вещь «Город иллюзий» и лучшая из ее ранних работ, недооцененная и до сих пор мало замечаемая даже поклонниками Ле Гуин «Планета изгнания» — выходили в «Эйс» как космические оперы для массового чтения, причем самого расхожего сорта, с кричащими обложками и огненно-красными аннотациями вроде «Куда бы он ни попадал, его сверхнаучная мощь превращала его в легенду!» или «Это человек-метеор или бомба времени со звезд?» (Точно так же первые книги СэмюэЛа Р. Дилэни впервые публиковались как массовая космическая опера, причем тем же издательством и примерно в то же время.)
Как оказалось, Ле Гуин ждала судьба получше, чем просто звание новой Королевы Космических Дорог. И все же, хотя она стала куда более значительной фигурой и невероятно расширила территории литературы за пределы космической оперы, где-то в ней все еще прячется новая Ли Брэкет как жизненно важная часть ее натуры художника. Ее недавнее возвращение к раскинувшейся меж звезд вселенной, известной как Экумена (вымышленный мир, где разворачиваются события ранних романов), в таких повестях, как «День прощения», «Освобождение женщин» и «Другая история», показывает, что автор по-прежнему умеет закрутить сюжет Межпланетных Приключений и Интриг, придав ему такой темп, что невозможно оторваться, и такие вещи читаются не хуже, чем написанные кем бы то ни было и когда бы то ни было… но при этом исследуются политика и сексуальность, конкурирующие модели общества и модели цивилизаций, фундаментальные проблемы жизни и смерти, моральной ответственности, и, быть может, полнее, чем было бы позволено ранней Ле Гуин популярным издательством «Эйс». Но главным, что есть общего у нее с Брэкет и что прежде всего и заставляло критиков их сравнивать, так это то, что Ле Гуин никогда (или почти никогда) не забывает о Повествовании, а также о том, что бьющееся сердце любого Повествования создают люди, которые в нем живут. Это она. поняла в самом начале своего писательского пути, как хорошо показывает жутковатая и захватывающая история, которую вы сейчас прочтете, одна из первых опубликованных работ писательницы.
Урсула К. Ле Гуин, наверное, один из наиболее известных в мире писателей. Знаменитый роман «Левая рука тьмы» оказал колоссальное влияние на всю научную фантастику своего десятилетия и не мог не стать одним из долговечных классических произведений жанра, и даже если не говорить о других произведениях Ле Гуин, воздействие одного этого романа на последующую научную фантастику как жанр и на авторов этого жанра невозможно переоценить. (А написанный в 1968 году фэнтезийный роман «Волшебник Земноморья» оказал почти такое же влияние на авторов Высокой Фэнтези.) «Левая рука тьмы» получила и «Хьюго», и «Небьюлу», как и написанный через несколько лет роман Ле Гуин «Обездоленный». Еще одну премию «Небьюла» принес ей роман «Техану», написанный в 1990 году, и три «Хьюго» с двумя «Небьюлами» она получила за рассказы. Кроме того, Ле Гуин была удостоена Национальной книжной премии по детской литературе за роман «Самый далекий берег», входящий в трилогию Земноморья. Другие ее романы — «Оселок Небес», «Место начала», «Волшебник Земноморья», «Гробницы Атуана», «Техану», «Морская дорога» и мультимедийный роман с противоречивой репутацией «Всегда возвращаясь домой». У нее вышло шесть сборников: «Двенадцать румбов ветра», «Орсинийские рассказы», «Роза ветров», «Девушки-буйволы и другие звериные сущности», «Рыбак внутреннего моря» и самая последняя ее книга — «Четыре пути к прощению».