Принцип вины - Страница 17

— Лучше б не поднимал...— Толстых мрачно взглянул на хозяина кабинета.

— Я же предупреждал, что у нас не Швеция... Ну, мы свои условия выполнили, теперь ваша очередь.

— Извините, Сергей Аркадьевич, но... — В эту минуту Тостых выглядел как олицетворение мировой скорби.

Улыбка сползла с лица Егорова, радость сменилась недоумением:

— Что «но»?...

Толстых поднялся со стула и, глядя куда-то в пространство, произнес:

— Закрыл я фирму...

Челюсть начальника поехала вниз.

— Как «закрыл»?!

— Не хочу иметь с ними ничего общего...

Толстых поднялся, аккуратно задвинул стул и направился к двери. На пороге он обернулся:

— Вы были правы. Не стоит с ними связываться...

Егорову понадобилось несколько минут, чтобы выйти из ступора. Он с ужасом вспомнил, что на этаже остался всего один мужской унитаз.

Каких-то семь цифр на клочке бумаги — и многое изменилось. Такие события лежат за гранью предсказуемости, находятся во временных точках, где сходятся линии людских судеб, а потому воспринимаются как нечто привнесенное извне. Одни называют их случаем, другие — фатальной предопределенностью, но, как ни назови, суть остается неизменной.

Получив добро у начальника, Рогов и Плахов тут же, оседлав маршрутное такси, помчались на квартиру к отставной любовнице Корнилова. Та с большой неохотой выложила на стол его давнишний подарок — старинную икону в серебряном окладе. С тех пор как она рассталась с Корниловым, Ира не раз переживала трудные времена, но реликвию так и не продала, даже не закладывала в ломбард, чтобы выручить немного денег. Женщина верила, что ей помогла Святая Ирина, изображенная на иконе... И вот теперь, когда в жизни все наладилось, явились двое мужчин, показали удостоверения сотрудников уголовного розыска и унесли «образ» с собой. Как вещественное доказательство.

Закрывая за оперативниками дверь, Ира испытывала тяжелые чувства. Дело не в том, что ее лишили дорогой вещи, и даже не в том, что икона проходила по уголовному делу. Ей показалось, что она расстается со своей покровительницей навсегда...

Через час икона лежала в кабинете оперов. Мужчины разглядывали реликвию, лежащую на столе, оценивая ее как предполагаемый вещдок по делу о контролере-убийце.

— Она с ним уже лет шесть не живет. И не видится,— заметил Плахов.

— А икона?..— Виригин взглянул на коллегу.

— Давно подарил. На именины.

— И что ж, она все это время не знала?..— По лицу Макса скользнула тень недоверия.

— Говорит, нет.— Плахов вспомнил растерянное лицо женщины.

— С трудом верится...

Попытка «обкатать» версию сговора поддержки не встретила. Плахов пожал плечами:

— На вид вроде ничего. Портнихой работает.

— Чего с камикадзе-то этим будем делать?..—сменил тему Рогов.— Который телефон дал?.. Отпустим?..

— Да выпустили его уже,— отмахнулся Игорь.— Он свою миссию выполнил. И впечатлений набрался. До конца жизни хватит.

В дверях кабинета появился Любимов, его лицо сияло, как начищенная солдатская бляха. Он извлек из кармана блокнот.

— Есть контакт, мужики! Икона «паленая»!.. Стоит на учете. Похищена девять лет назад из частной квартиры на канале Грибоедова. Святая Ирина в серебряном окладе,— прочел он выписку из блокнота.

— Отлично!

— Дальше еще лучше,— продолжил Любимов.— Хозяйка, Борисова А. С. , пенсионерка, убита ударами молотка. Квартира ограблена.

— Здорово! — обрадовался Плахов.

— Мужики, вас бы кто со стороны слышал!..— Рогов укоризненно взглянул на коллег.

Замечание отскочило от Плахова, как целлулоидный шарик от теннисного стола.

— Спокойно!..—Жора повернулся к Рогову,— Но дальше — самое интересное. Убийство это раскрыто.

— Не понял?..— На лице Виригина отразилось неподдельное удивление.

Любимов снова уткнулся в блокнот:

— Обвиняемый — Григорьев Валентин Андреевич, пятьдесят седьмого года рождения, зять потерпевшей.

Рогов издал звук, похожий на свист.

Плахов нетерпеливо спросил:

— И где он?

— Приговорен по статье сто второй, пункту «е» старого кодекса к высшей мере наказания, расстрелу. Скончался в камере, не дожидаясь исполнения приговора. От сердца, наверное.

В кабинете повисло тяжелое молчание. Первым его нарушил Рогов:

— Почему же тогда икона до сих пор на учете?..

— Обычный, Вась, наш бардак! — усмехнулся Любимов.— Поставить поставили, а снять — забыли. Такое бывает. Ты сам хоть раз снимал что-нибудь с учета?

— Нет. Не до того.

— Вот видишь.

Плахов с этой версией не согласился:

— Бывает, у девушки муж умирает, а у вдовы живет!.. Нет, тут что-то не то... Надо разобраться. Давайте, я в тюрьму к Корнилову съезжу, а вы узнайте, кто делом занимался.

— Уже узнал. Даже дело в суде полистал.— Любимов не без удовольствия продемонстрировал профессионализм.— Старший опер Мухин. Нынче охраной в банке заведует.

Направляясь в СИЗО, Плахов думал не о том, как будет беседовать с Корниловым. Это уже не интересно, так же как доигрывать заранее выигранную партию. Он размышлял о том человеке, который погиб по ложному обвинению. Принять смерть во цвете лет за то, чего не совершал. Что может быть страшнее?..

Корнилов испытывал совсем другие чувства. Проходя по тюремным коридорам, Александр переживал предчувствие страшной неизбежности. В кабинете следственного изолятора сидел его злой гений, его упорный могильщик, который с усердием рыл яму, чтобы похоронить его, Корнилова, на долгие годы, а может, и навсегда.

На этот раз они беседовали с глазу на глаз, хотя Корнилов опять потребовал адвоката. Плахов не стал ходить вокруг да около — он сразу выложил перед заключенным фотографию иконы.

— Узнаешь?.. Бывшая подруга все подтвердила. Все тот же почерк.

— Чего уж тут темнить, раз накопали.— Корнилов мрачно взглянул на снимок.— Да, моя работа.

— Я же предупреждал...— глядя на поникшую фигуру собеседника, почти ласково произнес Плахов.

— Все равно больше пожизненного не дадут... — обреченно ответил убийца.— Верно, на Грибоедова это было. Лет десять назад. Тоже молотком.

— Что еще взял? — уточнил Игорь.

— Видик, золотишко... шубу, кажется. Вещи продал, а икону Ирке подарил.

Он усмехнулся, вспоминая, как обрадовалась его бывшая любовница.

— От избытка чувств...

— Она в курсе была?..

— Конечно, нет... Говорил, халтурил.

— Пиши подробно... — Игорь пододвинул обвиняемому лист бумаги и ручку.

Начальник службы безопасности банка Илья Мухин относился к тем людям, которые привыкли отдаваться делу со всей душой, а здесь, в уютном, стерильно чистом кабинете, жизнь казалась ему пресной и предсказуемой, словно меню в общественной столовой советских времен. Казалось бы, отличный оклад, интересная работа, начальственное кресло, большие возможности и определенная независимость...

Другой бы на его месте считал, что карьера удалась, жизнь устроена, и можно почивать на лаврах. Однако где-то в глубине души Илья Сергеевич Мухин немного скучал по старым временам. Ему не хватало команды единомышленников, непредсказуемости ситуаций, необходимости быстро решать задачи, всех этих напряженных моментов, которые возникают в жизни оперативника. Да, банк, престиж, собственный «мерс», но друзей он здесь так и не завел, а со старыми виделся все реже и реже...

Здесь царила совсем иная атмосфера: корпоративность только декларировалась, а в земной реальности даже приятельские отношения не очень приветствовались. Целая команда стукачей неусыпно следила за микроклиматом в коллективе, добавляя к.устным отчетам информацию, ускользнувшую от «прослушки».

На прежней работе Илья пользовался услугами информаторов, но там это делалось в интересах следствия, здесь же этим дышали, строили на этом карьеры, продвигаясь по чужим головам, как по лестнице. Новое поколение «молодых да ранних» уже не чтило никаких кодексов, в том числе правил элементарной порядочности.