Принцип Полины - Страница 26

Когда экспресс выехал из туннеля под Ла-Маншем, я проснулся. Максим сидел, уткнувшись в мою рукопись. Я разозлился и вырвал у него листки:

– Я же тебе сказал, не надо читать, это еще черновик!

– Не волнуйся, я разбираю одно слово из трех. Почему ты назвал меня Фредом?

– Чтобы защитить твою частную жизнь. И по этой же причине заменил Сен-Мартен-де-Ре тюрьмой Бометт.

– Я терпеть не могу сокращений. Те, кто называл меня Максом, уже не смогут этим похвалиться. Шучу, шучу. Но ты бы лучше писал «Фредерик». Ты уже отрезал мне конец на фотке, не кастрируй еще и имя.

Я объяснил, что это сокращение для внутреннего пользования, чтобы писалось быстрее. Он принял к сведению, не преминув заметить, что и Полину надо называть Мелани, а не Мел.

– Ты оставишь меня в покое?

– А я что, это в твоих же интересах. Кстати, имей в виду, что Бометт – это пенитенциарный центр, а не тюрьма для долгих сроков. Неправдоподобно у тебя получается.

– Спасибо, – сказал я, сделав пометку.

– Рад стараться.

На Северном вокзале две роскошные девицы ждали у первого вагона с плакатиком, как у таксиста, прибывшего по предварительному заказу: Куинси Фарриоль.

– Я вызвал их на твое имя, мне незачем светиться, а тебе реклама.

– Реклама?!

– Это привлечет твоего читателя куда лучше, чем вон та фигня, – добавил он, указывая на афиши с лицами авторов вокзального чтива, вывешенные для уезжающих в отпуск. – Какую выбираешь?

Я остановился посреди перрона. И сухо ответил, что у нас разные методы: мне бы и в голову не пришло отвыкать от Полины в объятиях шлюхи.

– Выбирай выражения, пожалуйста. Говори хостес. Барбара и Мари – птички очень, очень высокого полета. Я нанимаю их для авиасалонов, международных переговоров, мирных соглашений…

– Кончай заливать.

– А как, по-твоему, делаются дела в стране? Такие как я выполняют всю работу за политиков. Потому что уж кому-кому, а нам можно доверять. Мы дорого заплатили, чтобы это доказать.

– Да кто ты все-таки такой, Максим? Сутенер?

Он длинно вздохнул, поправил ремень сумки на плече.

– И не скажешь, что ты писатель, при таком-то словарном запасе. Мари закончила Национальную школу управления, Барбара на последнем курсе Высшей коммерческой школы. Я унаследовал сферу влияния, вот и все. Я обеспечиваю ее устойчивость и развитие. Итальянские партнеры президента отблагодарили меня за верность, и я должен оправдать их доверие. У меня только эти две непристроенные остались, и мне так или иначе надо выдать их замуж, для приличия и для прикрытия. Выбирай, на которой ты женишься.

– Да пошел ты…

Больно ткнув локтем, он прижал меня к вагону Евростара:

– Это не просто для отвлечения, Фарриоль, это лекарство! Мне невыносимо, что меня после всех этих лет бросила единственная женщина, которую я любил, и как раз теперь, когда она больше ничем бы не рисковала, связав со мной жизнь, я от этого сам не свой, меня пришибло, ясно? Вот я и лечусь подручными средствами.

Он отпустил меня. Я пошел по перрону, сжимая в руке папку с моим лекарством. Единственный антидот моей жизни. Бальзам и яд в одном флаконе.

Он догнал меня, чтобы попросить прощения.

– Не подумай плохого, я только хочу, чтобы ты стал кем-то, Фарриоль. И заставил ее ревновать. Для ее же блага. Пусть поймет, что она потеряла, когда увидит тебя в «Пари матч» под ручку с невестой такого пошиба. Так ты и отомстишь, и утешишься.

Сделав над собой усилие, я заговорил мягко и убедительно:

– Я в том же состоянии, что и ты. Представлять себе Полину матерью семейства с этим типом для меня нож острый. Но я не хочу ни мстить, ни утешаться. Только разобраться в себе, понять, почему мне так больно ее терять.

– Мы ее не потеряли, – пробормотал он скорее для себя, опустив голову. – Она к нам вернется, мы ждем ее, вот и все.

– Но в разных залах ожидания.

Я кивком попрощался с девицами, державшими табличку с моим именем, и поехал домой на метро.

Почти год я не видел Максима. Он позвонил мне один раз, через несколько дней после нашей ссоры на Северном вокзале, и сообщил, что Полина вернулась с мужем во Францию. Я в это время писал жалобу в налоговую инспекцию и ел консервированные равиоли из банки у себя на кухне. Я ответил, что теперь это не мое дело.

– А как твоя книга, продвигается, надеюсь? Когда захочешь спросить моего мнения, посылай ее мне в штаб-квартиру сети «Софитель» в Эври. Там всегда знают, куда пересылать мне почту – Я думаю, будет лучше, если наши пути разойдутся, Максим.

Пять секунд я слышал в трубке плеск волн и рев глиссеров. Он, надо полагать, был где-нибудь в Сен-Тропе или на Корсике по своим делам. Он ответил обиженно:

– Как хочешь. Если передумаешь, мой телефон у тебя есть.

Повесив трубку, я почувствовал себя намного лучше. Этот пластырь давил на меня, с тех пор как вышел из тюрьмы, а теперь вдруг отпустило. Я снова был свободен. Волен бередить свою рану. Волен жить как хочу и идти куда хочу По крайней мере, так я думал.

Набросав в общих чертах новый план, я предполагал закончить роман за полгода; в «Клиши-Палас» мне на этот срок предоставили отпуск без сохранения содержания. Но тут мой издатель пригласил меня пообедать, чтобы передать предложение, которому сам первый удивился: некая продюсерша купила права на экранизацию моей первой книги и хотела, чтобы я сам переработал ее в сценарий для телевидения. Единственная проблема: дело не терпело отлагательств. Она могла начать съемки уже будущей весной, с популярнейшей звездой в роли меня, так что приступать надо было немедленно и работать не покладая рук.

– Вы свободны прямо сейчас?

От этого так и шибало Максимом. Но мог ли я отказаться? Тем более что из-за короткого замыкания выгорела половина мастерской на Монпарнасе, Луиза со своей художницей были вынуждены перебраться на Монмартр, и мне ничего не оставалось, как снять номер в отеле и искать новое жилье.

Благодаря подписанию контракта на сценарий я смог поселиться в двухзвездочной гостинице несколькими улицами ниже. Мой рабочий стол стоял у окна, и я весь день слышал гомон толпы на излюбленной туристами монмартрской площади, на неровном булыжнике которой ежедневно ломались две-три шейки бедра. Вот в таком пейзаже с открытки я, оторвавшись от новой книги, с энтузиазмом принялся перекраивать старую. Всего лишь перерыв ради заработка, легкомысленно убеждал себя я. Это оказалось одной из самых тяжких ошибок в моей жизни.

Через восемь месяцев я представил первый вариант сценария, которым был вполне доволен. Как выяснилось, только я один. Продюсерша как раз передала мне замечания канала, касающиеся моей точки зрения на моих же персонажей, когда я получил, снова через издателя, очередное уведомительное письмо. На сей раз я вскрыл его немедля.

Под фамильными гербами Полина приписала несколько строк от руки рядом с фотографией младенца, прикрепленной скрепкой к письму:

Я была бы счастлива пригласить вас в крестные. Увы, в семье Эмерика крестного выбирает отец, а крестная может быть только одна и женского пола. Поскольку он пригласил своего кузена, я сочла себя обязанной выбрать его кузину. Им это в радость. Но они Вернуай, и этим все сказано, поэтому я официально назначаю каждого из вас «shadow godfather»[29] – на случай, если у Сева когда-нибудь будут в жизни трудности.

Я надеюсь, что вы счастливы, как счастлива я. Я не забываю вас, мальчики. Наоборот.

Но из уважения к моему мужу пусть все останется как есть.

Ваша Полина