Принцип Новикова. Вот это я попал (СИ) - Страница 5

— Да, Лизонька, только ты меня понимаешь. Не нужно медикусов, это я от волнения сильного духа лишился, но мне уже лучше. Только не покидает ощущение, что Наташенька смотрит на меня с небес и только головой качает о том, что стыдно ей перед ангелами за Петрушку, брата своего беспутного. Вот, думаю, что в уединении и в молитвах покаяние вымолить, а там может и сжалится сестренка надо мною, подскажет, как дальше жить мне теперь.

— Ты на богомолье что ли собрался? По святым местам? Зимой? — Лиза впервые выглядела искренней. Как не хотелось ей корону Российской империи на себя примерить, а понимала она, что пока ей выгодно, чтобы обожающий ее Петр жив был и относительно здоров, потому что после его смерти никто не знает, как может повернуться в какую сторону. Верховный тайный совет имеет реальную власть и за нее в нем только, пожалуй, Голицын. Остальные на себя начнут одеяло тянуть, что и закончится воцарением Анны Иоановны. — Нет, ты как хочешь, Петруша, но я пришлю Лестока попользовать тебя. Чтобы, ни приведи Господи, какую-нибудь тайную болезнь не пропустить. А то, как ты в церкви упал, живо мне батюшку напомнило. А ты весьма с ним схож, вон, даже иноземные послы об этом талдычат. Может и хворь его тебе передалась.

А, точно, вроде бы, согласно некоторым источникам, Петр первый страдал эпилепсией, или падучей, как ее тогда называли. Вполне возможно, что болезнь перешла на его внука. Такие случаи известны. Ну Лесток, так Лесток. Надо же посмотреть на нежного друга Лизки, который довольно долго фактически правил через постель, если верить злым языкам.

— Хорошо, Лизонька, только ты и печешься о моем здоровье, — я отнял руку ото лба. — Извини, родная, но устал я. Поди, позови Лестока, а то мне и впрямь нездоровится.

Если она и хотела посидеть с больным императором подольше, то ни по ее поспешному уходу, ни по выражению лица, заметно этого не было. Ясно, моя болезнь — это повод для многих засвидетельствовать свое почтение и что-нибудь провернуть походя, не без этого. Но, император я или не император? Хватит на сегодня посетителей.

— Иван! — заорал я, не найдя на прикроватном столике пресловутого колокольчика, в который необходимо было звонить, чтобы хоть кто-то потрудился выяснить, что же надобно государю-императору. Дверь тут же распахнулась и в комнату влетел Долгорукий. — Ну наконец-то. Я уже думал, что могу и помереть, вот так всеми брошенный, и найдут мое тело остывшее, только когда вонять начнет. — Долгорукий побагровел от несправедливого упрека, но сдержался и ничего не ответил. Похоже, вспыльчивому Ваньке хвоста родитель его накрутил. Раз удалил из спальни, когда плохо себя чувствовал, значит, недоволен, а так и до опалы недалеко. Вот и сидит возле дверей, спальню караулит, вместо того, чтобы гулять и развлекаться, как привык.

— Я чем-то прогневал тебя, Петр Алексеевич? — ого, а обида в голосе все равно нешуточная звучит. Но ничего, тебе полезно понервничать. А ведь видно, что действительно переживает за своего малолетнего патрона. Один, наверное, кто искренне беспокоится. Ну тут тоже все понятно, Долгорукие без Петра — вообще никто, пережуют их и не поморщатся, есть за что переживать-то.

— Извини, Ваня, что сорвался на тебя, — я покачал головой. — Только нехорошо мне действительно. Может Лиза права, и хворь дедова мне перешла?

— Да что ты такое говоришь, Петр Алексеевич? Пошто на себя наговариваешь?

— Вот поэтому и прошу, Ваня, надежного человека у дверей поставить, и никого без моего на то указа не пущать. Только Лестока пропустить, его ко мне Лиза должна пригнать. Пусть медикус меня попользует, — я запнулся на этом слове, которое в мое время пробрело не совсем приличный оттенок, но затем решительно добавил. — И еще, Ваня, тебе самому незачем здесь дневать и ночевать. Ежели понадобишься, я пошлю за тобой.

Долгорукий снова пристально посмотрел на меня. Сейчас было отчетливо видно, что и остаться ему вроде бы надобно, и погулять хочется, я-то выгляжу вполне здоровым, вроде бы откинуть тапки в ближайшее время не собираюсь... Эти муки выбора были написаны на его породистом лице большими буквами. И, наконец, победила гульба.

— Воля твоя, Петр Алексеевич, я же как раб верный все исполню, как велено, — и он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я же соскочил с кровати и расстегнул пару верхних пуговиц на рубахе.

Было душно, и от духоты да от перенесенной недавно истерики начала болеть голова. Болела она не так, как в то время, когда я катался по полу, стеная от невыносимой боли, но довольно ощутимо, чтобы доставить определенный дискомфорт. Подойдя к окну, решительно его распахнул, впуская в комнату холодный зимний воздух. Сам встал недалеко от окна, чтобы ветром меня не слишком задевало — не хватало еще простудиться. Как тут лечат, лучше сразу идти и самому могилку себе выкапывать. Порыв ветра всколыхнул штору и обдал меня холодом. Обхватив себя руками за плечи, я поежился, но в голове заметно прояснилось, хотя меня начинала подбешивать тормознутость мозговых процессов юного императора. Я-то привык думать совсем с другими скоростями. Петр же, похоже, не привык думать вообще. Но, он же император, мать его ети! Так же нельзя...

— Что вы делать, ваше величестфо?! — я резко обернулся и посмотрел на высокого, довольно плотного господина, одетого по последней моде, и в высоком парике. Глядя на его парик, я почувствовал, что меня начинает подташнивать от этого предмета. Судя по акценту, господин явно иностранец, а ожидаю я прибытия только одного иностранца — Лестока. Ну, здравствуй шпион Шетарди. Или сейчас во франкском посольстве не Шетарди сидит? Как же плохо быть не в теме. Но, господин Лесток ждет от меня ответа.

— Проветриваю комнату, господин медикус, а на что это еще похоже? — я кивнул на раскрытое окно.

— Зачем? Ви же нагонять много болезней через этот жуткий мороз, — он действительно выглядел растерянным. Не привык бедняга к шизующим императорам. Ничего, или привыкнешь, или домой поедешь, вместе с Шетарди, или кто там в посольстве сейчас рулит, ну, или вместе с Шетарди на охоту пойдете на медведя с одними рогатинами, а там как знать, охота опасная, может и трагично закончится, но, с кем не бывает? А так как Франции ссориться с набирающей силу после победы деда над шведами Россией не с руки, они быстро утрутся и найдут вам замену. Свято место, как известно, пусто не бывает, а вы не настолько большие шишки, чтобы ради вас рисковать испортить отношения. В это время войны и из-за меньшего случались, чем необоснованная предъява. Я что ли всех медведей у себя контролировать должен?

— У меня сильно заболела голова после приступа, а холодный воздух отпугнул боль, — совершенно искренне я попытался объяснить ему зачем мне понадобилось выстужать комнату. — Здесь очень душно, наверное, истопники сегодня перестарались.

— Это не допустимо, ваше величестфо, — Лесток прошел через комнату мимо меня, и решительно захлопнул окно. — Это антинаучно! — ну конечно, наука прежде всего. Это я могу понять, я жизнью ради науки пожертвовал, вот только не в ваших устах, господин хороший. Я отвернулся и подошел к кровати. Подобрал с пола камзол, набросил его себе на плечи. Лесток же тем временем, проверив насколько тщательно закрыто окно, подошел ко мне. — Ваше ввеличестфо, расскажите, что с вами произошло? — он очень хорошо говорил по-русски, вот этого у него было не отнять. Я покосился на лейб-медика Елизаветы и промолчал. — Ваше величестфо, не будьте ребенком. Ее высочестфо очень переживает. Боится, как бы в вас болезнь Петра Алексеевич не проснулась.

— Я почувствовал головокружение в церкви и упал в беспамятство. Но там было слишком людно и слишком пахло ладаном и горелым воском. Меня не била падучая, если ты об этом спрашиваешь. Так что царевна Елизавета зря волнуется. Я много думаю о Наталии, сестре моей бедной, и мне плохо через это. Но это пройдет, — я махнул рукой. — Отмолю прощение у сестренки, и точно все пройдет.

— Хм, — Лесток подошел еще ближе и бесцеремонно схватил меня за руку. Нащупав пульс, он на минуту закатил глаза к потолку. — Покажите мне свой язык, ваше величестфо.