Принцессы не прощаются (СИ) - Страница 35

 Он провожал меня взглядом и больше ничего не сказал. А я решила для себя, что больше с ним не заговорю, если только ты не захочешь восстановить отношения с родственничком.

Лида прыгала по парковке, а семья смотрела на неё хмуро, с сомнением. Они не понимали, чему она радуется, потому что Егор был в реанимации, а на полное восстановление был только “шанс”. Но так долго Лида держала себя в напряжении, что теперь просто сходила с ума, чувствуя в себе тонны сил и желания бороться до конца с любой неразберихой.

 Она была сейчас кругленькой, хорошенькой в своём джинсовом комбинезоне, с неизменно-идеальными локонами. В окружении серолицей, угрюмой семьи, которая нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу  и ждала новостей, Лида выглядела как минимум лишней.

 — Что с тобой, блин? — воскликнула Люся, которая от напряжения так сильно хмурила лоб, что морщина уже не разглаживались.

Она демонстративно вставала подальше от Ильи и пряталась то за Викторию (которую считала болонкой), то за бабушку.

 — Ничего особенного, а вы своими кислыми моськами — Егору не поможете!

 — Ты так наследника растрясёшь, — проворчала не менее напряжённая чем Люся, баб Мотя.

 — Ой, завели пластинку, — махнула рукой Лида. — Он справится без ваших серых лиц… Я-то знаю.

 Лев Аристархович бросил на почти-невестку хмурый взгляд и покачал головой.

  — Знаю, — уже совсем тихо шепнула Лида, глядя на окна пятого этажа.

Глава тридцать пятая. Конец тетради

 Точка, милый. Моя последняя глава для тебя. Ты сейчас там почти пришёл в себя и меня скоро пустят в палату. Скоро я почувствую, как ты меня обнимаешь. Скоро услышу твой голос, даже если ты произнесёшь только пару слов… надеюсь, ты выберешь самые лучшие.

 Я всё время думаю о той женщине, Неле, её муж был в той же аварии, я уже рассказывала. Я всё время думаю… каково это забыть прошлое? Забыть годы отношений, детей, все прекрасные моменты, что остались позади? Я может наивна сейчас… да, наверняка это так.

 Сейчас мне кажется, что наше “завтра” будет совершенно светлым и безоблачным. Если в будущем ты поймёшь, что всё изменилось — обещай, что достанешь этот дневник.

 Обещай, что прочитаешь мои слова, вспомнишь, как впервые меня поцеловал, как приходил утром после дежурства, как ставил ёлку, как уснул вместе со мной на диване и как хранил меня для себя, для нашего особенного момента.

 Ты прочитай и дай прочитать мне, тогда я тоже стану уверена, что всё у нас будет хорошо. Иногда же просто нужно вспомнить.

 Какое воспоминание будет последним в нашем дневнике?..

Пожалуй, вечер, когда я пришла к тебе в тот ледяной день. На улице был настоящий жуткий мороз, только-только прошёл Новый Год и Люсю увезла на море мама, а твоя бабушка поехала с ней “отдохнуть” от нас.

 Мы с тобой приняли решение жить вместе, приняли решение, что сдадим мою квартиру, что начнём всё строить вдвоём и что-нибудь придумаем. Решили, что дом, устроенный с такой любовью твоей бабушкой — не должен быть продан.

 Я пришла к тебе с последними вещами, поставила в гостиной сумку и глубоко вдохнула запах своего нового дома. После холода там было невероятно тепло. Пахло мясом, ты обещал мне сочный бургер и жарил на гриле котлеты. Тихо мурчал очередной мюзикл, мы так и не скачали новой музыки, просто приняли её, как часть обстановки. 

 Ты вышел ко мне.

В домашних штанах, футболке. Кудри в неряшливом куцем хвосте. Сложил руки на груди, усмехнулся и провёл ногтём большого пальца правой руки по губе, милый застенчивый жест. Ты смотрел на меня исподлобья, улыбаясь, будто знал какую-то тайну обо мне. Тайну, о которой я не имела понятия.

 — Привет, — ты пробрал меня до мурашек своим тоном. Говорил тихо, бархатно, будто обнимал. Я невольно засмеялась.

 — У меня вопрос…

 — Мм?

 — Когда ты уже отдашь мне мои чёртовы духи?

 — Когда рак на горе свистнет, — усмехнулся ты в ответ. — Я же сказал, когда в твоём паспорте будет штамп! Когда буду точно знать, что ты моя жена и никуда не сбежить. Ну словом… открывать только в случае экстренной ситуации.

 — Понятно, — улыбнулась я. Я знала тайну, которую совсем уж точно не знал ты. — И когда это будет? Летом?

 — Хочешь — завтра.

 — Хочу, — я кивнула.

 — Без проблем, — ты пожал плечами. — Не знал, что ты так страшно хочешь духи. Знал бы, купил такие же, мне не трудно. Хотя… я же теперь нищий студент… Ну не совсем студент, но тем не менее. Даже и не знаю, как поступить… — ты стал шутливо рассуждать, а я смеяться.

 — Да уж… я безработная, ты студент-медик… Мы просто ужасно нищие… Нашему ребёнку страшно не повезло.

 Ты не бросился таскать меня на руках или вроде того. Продолжал улыбаться, иногда твои губы подрагивали, будто ты собирался что-то сказать, но никак не решался, а пальцы касались губ.

Ты склонил голову, прокашлялся и кивнул. Раз, второй, третий.

А потом развернулся на месте и уставился в окно гостиной. Был ужасный мороз и лёгкий ветерок поднимал с подоконника снежинки, они низко стелились, будто тонкий шифоновый шлейф платья.

 Мои плечи содрогались от беззвучных тихих слёз, а ты молча улыбался. Ты, должно быть, запоминал этот момент, записывал его в своей памяти, а я запоминала тебя.

 — Пойдём, я тебя накормлю, — сказал, наконец, ты. Протянул ко мне руку и пошевелил пальцами, торопя, чтобы я скорее вложила в неё свою.

 Мы молча ели бургеры, иногда переглядывались, будто теперь оба хранили нашу тайну. Ты налил мне горячего чаю, и я с наслаждением пила его, согреваясь внутри и снаружи сразу.

 От мысли, что ещё две недели мы будем одни в этом заснеженном, занесённом домике у меня всё в душе пело, мне казалось, что нас отрезали от мира и дали долгожданную паузу. Для двоих, только для нас.

 — Ты как? — спросила, наконец, я, когда тишина потребовала что-то сказать. Я не переставала при этом улыбаться, и вопрос вышел неуверенным и глупым.

 Ты обогнул стол, сел на колени передо мной и взял мои руки в свои.

 — Не хочу всё испортить словами, — ты поцеловам мои пальцы и по ним прошлось твоё дыхание.

 — Спасибо, — кивнула я, наклоняясь и целуя тебя в макушку.

 Так мы и сидели. Ты с моими руками у губ, а уткнувшись в твои волосы. Нам казалось в тот момент, и я уверена и за тебя и за себя, что чувство счастья было абсолютным.

 Прошло не меньше четверти часа, прежде чем мы встали и пошли в комнату, прежде чем легли в кровать и сжав друг друга так крепко, что заболели кости, уснули.

 Я помню этот вечер, как самый тёплый, как самый безумный. В тишине и такой любви, что от неё внутри и правда всё ныло и жгло, от страха за эту любовь кружилась голоса. Любовь, за которую и от которой страшно — самое странное, что могло бы произойти.

 Отними у меня тебя и, быть может, я бы тогда растеряла всю свою супер-силу.

 Сейчас меня позовут и разрешат к тебе войти.

 Я провела столько дней, наблюдая за тобой спящим, что больше никогда не захочу смотреть на себя по утрам. Буду лежать зажмурившись и ждать, когда ты сам откроешь глаза.

Ну, я пошла.

Люблю тебя.

Глава тридцать шестая. Знакомый незнакомец

Дверь палаты распахнулась, как распахиваются кулисы перед грандиозным стартом премьеры. Там, в глубине сцены под светом пушки, окруженный софитами один человек — солист. И он исполнит ту роль, что перевернёт души многим, он заставит всех свернуть в восхищении головы и отбить ладони в аплодисментах.

 И Лида замерла на пороге. Егор не слышал, как открылась дверь, он лежал повернув голову к окну и свет оттуда терялся в его волосах пыльными дорожками, будто кишащими крошечными полупрозрачными фейри. Его уже давно не украшали синяки, но лицо по прежнему было бледным, осунувшимся.

 Лида топталась на пороге.

 Лида не хотела упустить этот момент.

 Она сделала два шага и остановилась. Он услышал, медленно обернулся и на миг её сердце упало. Ей на один короткий миг пришла на ум несчастная женщина Неля и её несчастный муж Марк. Марк — ничего после аварии не помнил, а... Егор?..