Принцесса с дурной репутацией - Страница 16
– Я хочу в райский сад с гуппи, – капризно сказала Оливия. – Я дочь герцога, мне можно!
Ну, сад так сад, гуппи так гуппи.
Мы по очереди принялись жадно затягиваться волшебным дымом.
– Ой, – сказала вдруг Оливия.
– Что?
– Никогда бы не подумала, что пальма в углу библиотеки может так классно цвести! Зацени!
– Оливия, там нет никакой пальмы.
– Протри глаза! Это самая настоящая пальма, веернолистная, классическое название – «пальмум суперпуперум». Растет… Да, растет по преимуществу в библиотеке моего отца…
– Дрын мне в зад, если я вижу там пальму! Оливия, там настоящая мраморная беседка. И в ней сидят гуппи! О, я узрела райских гуппи!
– Дура обкуренная, как рыбки могут сидеть?
– Не-не-не! Волшебная трава открыла мне истину: гуппи – это не рыбки! Это такие де-е-евушки…
– Да ладно!
– Присмотрись сама. Вместо ног у них хвосты. А вместо груди две здоровенные ракушки. И от них жутко воняет рыбой! Фу! А ты все пальмы, пальмы… Да, надо еще затянуться… Первая справа гуппи в таком классном розовом… э-э, наряде на голове. И у нее розовая сумочка. Она мне улыбается!
– Кто, сумочка?!
– Сумочка – это само собой, мне еще улыбается прекрасная гуппи.
– Дай-ка я затянусь покрепче. Я хочу, чтобы это лето не кончалось, и мне тоже улыбались гуппи.
– А при чем здесь лето?
– К слову пришлось. Ф-фух… О да! Слушай, компань-пань-онка, с чего ты взяла, что гуппи – это женщины?
– А?!
– Это же нормальные мужики с жабрами и здоровенной чешуей на… хм, ногах.
– У них есть ноги?
– У них все есть. Они даже одеты по моде жителей Древней Старты: юбочка из водорослей, белые носки, и поверх носков – каучуковые сандалии. Ты же знаешь – в Древней Старте были очень суровые нравы, и там все мужчины были обязаны носить носки и сандалии, кто не соглашался – падал со скалы…
– И превращался в гуппи… Ой!
– Что?
– Герцогиня, я даже не знаю, как сказать.
– Да говори уже!
– Все пропало.
– Что «все»?
– Ну, беседка, пальмы, стены. Слуш-те, мы это, посреди моря на маленьком и очень необитаемом острове!
– Как он может быть необитаемым, если на нем мы? Где твоя логика, тупая ты коза?…
– Я не коза! Я не блею и не даю молока! Логично? Да! Так что и с логикой у меня все в порядке! И оставьте нас в покое с моим кальяном, герцогиня! Мы х-тим спать и видеть сны.
– Не спи, замерзнешь! Разве ты не поняла?! Это не остров, это огромная льдина! Мы в Северном океане! Смотри – прямо по курсу черная точка!
– Она приближается! Это корабль!
– Это не просто корабль! Это «Ботаник»! Он сейчас врежется в нашу льдину, получит пробоину и затонет!
– О нет! Эта история всегда разрывала мне сердце!
– Потому что там была дурацкая несчастная любовь?
– Нет, потому что на «Ботанике» везли сто тысяч фунтов золота и алмазов, и все это сгинуло в пучине морской! Мы должны помешать крушению, тогда золото и алмазы будут наши!
– А прекрасный художник Леонардо Ди Ванчик влюбится в меня, а не в эту дуру с корабля! Раздувай кальян! Мы будем сигналить им дымом из наших ртов! Давай!
Мы очень добросовестно сигналили легендарному трехмачтовому баркасу «Ботаник», так что он в нас не врезался. Врезались мы. В стену. Мы не договорились с Оливией, что это будет за стена и откуда она взялась на нашем боевом и полном приключений пути, но, ощупав стену как следует, я поняла, что это ноги.
– Исцелитель, твоя воля! – сказали ноги. – Да эти зассыхи обкурились!
– Да как вы смеете! – тут же заорала Оливия. – Я не зассыха, а герцогиня крови! Я вызываю вас на ду-ду-ду…
– Так, – сказали ноги. – Мне нужна помощь Фигаро.
Мне почему-то стало смешно.
– Фигаро! – запела я баритональным басом. – Ди квалита! Ди квалита!!! Дульче коза чи респоза! Экселенс! Пэр фаворе еще затяжечку!
Дальше я ничего не помню. Я начала осознавать реальность некоторое время спустя, и реальность предстала мне в виде медного корыта, доверху наполненного ледяной водой и мной. Общество ледяной воды я нашла крайне неприятным, о чем и не преминула немедленно заявить громкими, душераздирающими криками.
– А ну тихо! – услышала я крайне суровый голос. – Сидеть! Куда из ванны!
– Мне холодно! – запищала я. – Сюзанна! К чему эти муки?
– Ах вы, дрянная девчонка! Молчите и терпите, пока не придете в себя окончательно! Вы накурились всякой гадости, так извольте теперь терпеть мое водолечение!
– Ой… – только и простонала я и погрузилась в корыто с головой, ибо та начала немилосердно болеть.
Однако ледяная вода в сочетании с кислющим ревеневым взваром, влитым в меня госпожой Сюзанной, сделали свое благородное дело. Я пришла в себя. Голова болела, но уже не настолько сильно, чтобы я хотела разбить ее о ближайшую стену. Сознанию же было безнадежно стыдно, но не потому, что я накурилась, как бычок в томате, а потому, что меня на этом застукали в самом неприглядном виде.
– Больше никогда, – выдохнула я в трезвеющее пространство.
– То-то же, – сказало пространство голосом госпожи Сюзанны. – Давайте-ка, я помогу вам вылезти из ванны. Вот, закутайтесь в полотенце, я его нагрела перед камином. Так, ну смелее. Немудрено, что вы шатаетесь, как пьяный матрос на побывке. Садитесь вот сюда. Я приготовила вам целебный напиток – в Яшмовой империи его называют драконовым чаем. Пейте, не обращая внимания на горечь, – сразу станет легче: и согреетесь, и голова перестанет болеть.
После третьего глотка горячего и нестерпимо горького «чая» я ожила и приободрилась настолько, что смогла понять, где нахожусь. Это была моя комната. На комоде стоял подсвечник с зажженными свечами, окно было занавешено.
– Который час? – поинтересовалась я.
– Скоро семь пополудни. Госпожа Оливия и вы не явились к обеду! Слава Исцелителю, что экселенс в отъезде и ваше отсутствие взволновало лишь мессера Фигаро и меня! Мы немедленно принялись вас искать, и если бы не мальчишка Монтанья…
– Кто?
– Родственник герцога, Себастьяно Монтанья. Он посоветовал искать вас в библиотеке, и при этом его физиономия была насмешливой, как у рыночного вора! Ставлю свою будущую пенсию, что прежде он насладился созерцанием двух обкурившихся…
– Зассых, – немедленно всплыло в памяти нужное наименование.
– Совершенно верно. Надеюсь, в этом негоднике достаточно порядочности, чтобы не доводить до ушей герцога и прочих замковых жителей это прискорбное происшествие.
– Это я сомневаюсь… А Оливия у себя?
– Да, но ей пришлось потяжелее, чем тебе, детка. На ужин она получит только овсянку и ревеневую настойку, и завтрашний день ей лучше провести в постели.
– Я пойду к ней? – полувопросительно глянула я на Сюзанну.
– Само собой. Одевайтесь, сударыня, и выполняйте свои обязанности.
– Сюзанна, прошу вас, будьте со мной на ты.
– Хорошо, так и быть. – Сюзанна улыбнулась. – Что ты хотела бы на ужин?
– Избавиться от тошноты.
– Понятно. Значит, это будет овсянка и взбитые белки. Имей в виду, дорогуша, я еще не до конца пресытилась мщением за такое безобразие, поэтому буду тебя немного терзать.
– Ой, терзайте, только бы голова перестала кружиться.
Сюзанна помогла мне одеться и проводила до дверей комнаты Оливии. Из-за двери раздавались протяжные стоны.
– Бедняжка, – покачала головой Сюзанна. – Прошу, детка, больше не занимайтесь таким безобразием. Это не только вредно для здоровья, но и выглядит так неэстетично! Вы же девушки, а девушкам полагается вести себя крайне благопристойно. Именно это отличает настоящую девушку от какой-нибудь там лахудры с разбойничьего квартала.
– Какие вы знаете слова – «лахудра», – пробормотала я. – В замке мой тезаурус обогатится просто неимоверно. Кстати, отличная рифма: «пудра – лахудра». Надо будет подкинуть герцогу. Пусть напишет «Песнь о лахудре». Анапестом.
Да уж, Сюзанна тоже не просто экономка. Не удивлюсь, если она тоже по выходным пишет сонеты какие-нибудь или триолеты… Поэзия пропитала этот дом насквозь, как чернила – промокашку. Вот только я какая-то непоэтичная. И Оливия, кстати, тоже.