Принцесса Брамбилла - Страница 30

― Окажется на деле старым мифическим князем Бастианелло ди Пистойя? ― произнес величественный, богато одетый человек, который только что вошел в комнату.

― Ах! ― вскрикнула Джачинта, и глаза ее радостно заблестели. ― Ах, сударь, неужели вы сами явились? Как мы счастливы, я и мой Джильо, что вы посетили нас в нашем скромном жилище. Не откажитесь поужинать с нами чем бог послал, а затем, пожалуйста, объясните нам толком, что собой представляют королева Мистилис, страна Урдар-сад и маг Гермод или Руффиамонте, я во всем этом никак не разберусь.

― Милое мое, прелестное дитя, не нужно больше никаких объяснений, ― сказал князь ди Пистойя. ― Довольно того, что ты сумела разобраться в себе самой, да еще научила уму-разуму этого безрассудного малого, которому очень подходит быть твоим супругом. Видишь ли, я мог бы, памятуя о своем шарлатанстве, забросать тебя всякими непонятными и в то же время пышными фразами: я мог бы сказать, что ты фантазия, в крыльях которой юмор нуждается прежде всего, дабы воспарить; но что без тела, без плоти юмора, ты, фантазия, осталась бы только крыльями и, оторвавшись от земли, носилась бы по прихоти ветра в воздухе. Но я этого не сделаю хотя бы потому, что боюсь впасть в ошибку, в чем принц Корнельо Кьяппери справедливо упрекал уже старого Челионати в «Caffe greco». Я скажу лишь, что на свете действительно существует злой демон в собольей шапке и черном шлафроке, который, выдавая себя за великого мага Гермода, способен околдовать не только добрых людей обычного пошиба, но и королев вроде Мистилис. Злым коварством со стороны этого демона было то, что снятие волшебных чар с принцессы он поставил в зависимость от чуда, заведомо считая его невозможным. В маленьком мирке, именуемом театром, следовало найти молодую пару, которая была бы не только воодушевлена подлинным юмором, подлинной фантазией, но могла бы и объективно, как в зеркале, разглядеть в себе это душевное настроение и воплотить его в такие образы, чтоб оно воздействовало на большой мир, в который заключен малый мир сцены. Театр, если хотите, в какой-то мере должен уподобиться Урдар-озеру, в котором люди, вглядевшись, могли бы себя узнать. Вы, милые дети, казалось мне, как нельзя лучше подошли бы для чуда этого преображения, и я тотчас написал своему другу, магу Гермоду. О том, что он тут же приехал, остановился в моем дворце, о том, сколько хлопот мы из-за вас претерпели, это вы знаете, и если бы маэстро Калло не пришел нам на помощь и не выманил вас, Джильо, из вашего камзола трагического героя...

― Да, да, ― вступил в разговор синьор Бескапи, явившийся следом за князем, ― да, милостивейший государь, из пестрого камзола героя... Говоря о нашей милой чете, не забудьте помянуть и меня, ведь я тоже содействовал этому великому делу!

― Конечно, ― ответил князь, ― вы сами по себе удивительный человек, да еще такой портной, который, создавая необычайные одеяния, горит желанием облачить в них необычайных людей; вот почему я воспользовался вашей помощью и в конце концов сделал вас импресарио того редкостного театра, где царят ирония и истый юмор.

― Я всегда казался себе таким человеком, ― весело улыбаясь, проговорил синьор Бескапи, ― которого прежде всего заботит, чтобы при раскрое сразу не испортить всего: как формы, так и стиля.

― Отлично сказано! ― ответил князь ди Пистойя. ― Отлично сказано, маэстро Бескапи!

Пока князь ди Пистойя, Джильо и Бескапи толковали о том о сем, Джачинта искусно украсила комнату и стол цветами, за которыми спешно пришлось сбегать старой Беатриче, зажгла множество свечей и, когда в комнате стало светло и празднично, пригласила князя сесть в кресло, так роскошно убранное ею платками и ковром, что оно мало уступало трону.

― Некто, ― сказал князь, опустившись в кресло, ― кого всем нам следует опасаться, ибо он, конечно, хорошенько нас распушит, а то и вовсе станет оспаривать наше существование, некто, пожалуй, скажет, будто я среди ночи, без всякой причины явился сюда лишь затем, чтоб поведать ему, какое отношение вы имеете к снятию чар с королевы Мистилис или принцессы Брамбиллы, что, собственно, одно и то же. Этот некто не прав, ибо заявляю вам, что пришел сюда и буду приходить всегда в урочный час вашего прозрения, дабы вместе с вами насладиться мыслью о том, как богаты, как счастливы мы и все те, кому удалось узреть жизнь, самих себя, все сущее вокруг, в дивном, солнечно светлом зеркале Урдар-озера.

Здесь вдруг иссякает источник, из которого, благосклонный читатель, черпал автор этих страниц. Ходит лишь темное сказание, будто князю ди Пистойя и импресарио Бескапи сильно пришлись по вкусу макароны и сиракузское у молодых супругов. Надо также думать, что в тот вечер, да и позже со счастливой актерской четой, поскольку она пришла в близкое соприкосновение с королевой Мистилис и великим волшебством, приключится еще немало чудесного.

Единственный, кто мог бы посвятить нас в ход дальнейших событий, ― это маэстро Калло.

Каприччио ― музыкальная пьеса, не имеющая определенной формы и отличающаяся свободным построением.

Калло Жак (1592 ― 1635) ― французский живописец и гравер.

Гоцци Карло (1720 ― 1806) ― итальянский драматург, автор фантастических сказок для театра, один из любимых писателей Гофмана. Цитата из предисловия Гоцци приводится Гофманом неточно.

Пульчинелла ― и дальше в тексте: Труффальдино, Бригелла, Панталоне, Тарталья, Арлекин, Коломбина ― основные комические маски в итальянской импровизационной комедии масок (комедия дель арте), которая имела широкое распространение в Италии с конца XVI до середины XVIII в. Главные признаки ее: схематизированные типы-маски вместо индивидуальных характеров, актерская импровизация в пределах авторского сценария, актерская буффонада, то есть шутовской комизм.

Романо Джулио (1492 ― 1546) ― итальянский живописец, ученик Рафаэля.

Принц Таэр ― главное действующее лицо пьесы Гоцци «Синее чудовище».

...королева Тароки по имени Тартальона... ― действующее лицо пьесы Гоцци «Зеленая птичка».

Адальберт фон Шамиссо (1781 ― 1838) ― немецкий писатель, автор стихов и сатирической сказки «Чудесные приключения Петера Шлемиля» (1814); друг Гофмана. В качестве естествоиспытателя Шамиссо участвовал в 1815 ― 1818 гг. в русской научной экспедиции вокруг света на судне «Рюрик».

Ринальдовой Армидой. ― В поэме итальянского поэта Торквато Тассо (1544 ― 1595) «Освобожденный Иерусалим» прекрасная волшебница язычница Армида обольщает и уводит из стана крестоносцев рыцаря Ринальдо.

Трамонтана ― холодный северный ветер в Италии.

Бюшинг Антон Фридрих (1724 ― 1793) ― немецкий географ, автор «Нового описания Земли».

Эдда ― памятник древней скандинавской поэзии, главным образом мифологического содержания; открывает книгу песня «Волюспа» («Предсказание пророчицы»), повествующая о происхождении и грядущей гибели мира.

Индийские Веды ― древнеиндийские священные книги, содержащие гимны, заклинания, описания деяний богов и пр.

Санчо говорил: да прославит господь тех, кто изобрел сон... ― См. Сервантес, «Дон Кихот», часть 2, глава 68.

...пресловутого Кьяри, который позже вступил в борьбу с Гоцци... ― Пьетро Кьяри (1700 ― или 1711 ― 1785) ― итальянский писатель, автор большого числа напыщенных романов, трагедий и комедий; литературный противник Гоцци.

...мартеллианских стихов ― стихов итальянского драматурга Пьетро Жакопо Мартелло (1665 ― 1727), который ввел четырнадцатисложный, сходный с александрийским стих; им зачастую пользовались и противники Гоцци ― Пьетро Кьяри и Карло Гольдони.

Некий французский поэт... ― Имеется в виду Буало.

Триссино Джанджорджо (1478 ― 1550) ― итальянский поэт и ученый; его пьеса «Софонисба» написана в соответствии с правилами поэтики Аристотеля.

«Каначе» ― драма Спероне Сперони, итальянского писателя XVI в., последователя Триссино.