Принц Вианы - Страница 6

Микал промолчал. А я его в этом еще и простимулировал.

— Не торопись отвечать. Все взвесь сначала. Ты же умный мальчик. Могу гарантировать только одно: если решишь все оставить как есть, то для тебя все и останется, как и было. В противном же случае в твоей судьбе произойдут большие перемены. Замени факел, за это время все и обдумаешь.

Микал ушел, и я снова остался в одиночестве. Черт возьми, это — попадалово. Читал книжки про такое, примерял на себя, естественно, но в моих думках все проходило в той истории, которую я хорошо знал. А вот теперь как выгребать? «Ничто не выдавало в Штирлице русского разведчика, кроме буденновки и волочащегося за ним парашюта».

Вернулся Микал. Один. Принес с собой три готовых к запалке факела.

Заменил прогоревший факел на новый. Его лицо при этом хорошо осветилось. Это гут.

Потом он встал на колени и сказал, глядя мне прямо в глаза:

— Располагайте мной, сир, так, как посчитаете нужным. Я готов принять вашу тайну и хранить ее ото всех. Не выдать ее даже под пытками.

Глаз не отводит. Это хороший признак.

— Под пытками, говоришь? — усомнился я. — Пытки тоже разные бывают. Видел я людей, которых не сломила невыносимая боль, но ломала угроза потери бессмертной души.

Боже, что за хрень я несу…

— Я ваш, сир, душой и телом. Иисус Христос тому порукой и Отец Дружин[45].

Он торопливо перекрестился.

— Мало, — сказал я. — Волосом[46] поклянись, что он лишит тебя мужской силы в случае твоего предательства.

В глазах мальчишки мелькнул даже не страх, а ужас.

— Откуда вам такое известно, сир? — даже не сказал, а торопливо выдохнул он.

— Для начала условимся, что вопросы здесь задаю я. Ну так как?

— И Волосом клянусь я, что буду верен вам и телом и душой, что жизнь моя и смерть моя принадлежат вам, сир.

— Теперь верю, — констатировал я ситуацию. — Посоветуй, кем тебя назначить, чтобы ты всегда был при моей персоне, а не в чьем-то копье. И главное, чтобы это назначение не вызвало ничьей зависти.

— Вашей ступенькой, сир.

— Кем?

— Ступенькой, на которую вы будете опирать ногу, когда будете садиться в седло. Неужели вы такого не помните?

— В том-то и состоит моя тайна, что я ничего не помню до сегодняшнего дня. Совсем ничего. Даже того, кто я. Теперь тебе понятно, какой страшной силой обладает эта тайна?

— Да, сир. — Шок у парня; правда, легкий.

— Вот и ответь мне: кто я?

— Вы, сир, дон Франциск де Фуа по прозванию Фебус, суверенный принц-виконт Беарна, принципе[47] Вианы и Андорры, инфант[48] короны Наварры, пэр[49] и племянник руа[50] франков.

— Vot blin, nachalos v kolchoze utro, — вырвалось у меня на языке родных осин. — А кто таков тот одноглазый нахал?

Микал тут же ответил, как заправский номенклатор:

— Ваш лучший друг — дон Саншо Лоссо де ла Вега. Инфант дукадо[51] Кантабрии, — и стал перечислять остальных уже без приказа: — С ним копье его кабальеро сьера[52] Вото — пять человек при семи конях. Одно рыцарское копье из Фуа шевалье[53] Анри д'Айю — семь человек при девяти конях. И отряд ваших конных арбалетчиков из Беарна — семь человек при десяти конях под командой сержанта[54] Эрасуна, васкона. Всего, считая с вами, сейчас двадцать три человека при тридцати конях. Еще ваш паж и ваш эскудеро.

— А что случилось со мной вчера?

— Я не знаю причин, так как ожидал вас в лесу, но думаю, что их знает инфант Кантабрийский. У костров говорили: вы бежали из Плесси-ле-Тура — летнего шато[55] руа франков Луи Паука, вашего дяди. При этом кто-то вдогонку кинул в вас свинцовым шаром и попал по затылку. Вы потеряли сознание, и вас вынес на своем коне инфант. А вашего коня и оружие спасли ваш паж[56] Иниго де Лопес из Лойолы и дамуазо Филипп де Фларамбель. Последний успел захватить с земли тот шар, которым в вас кинули. Остальная ваша свита осталась прикрывать ваше бегство в воротах замка. О ее судьбе нам ничего пока не известно.

— Где мы сейчас находимся?

— Примерно в десяти лигах от Тура. На запад или северо-запад.

— Ага… — попытался я припомнить, где во Франции находится город Тур и этот замок Плесси-ле-Тур.

И ничего на ум не приходило, кроме маркиза дю Плесси — любовника Анжелики — графини Тулуз де Пейрак из романа супругов Голон.

Кстати, мало кто знает, что Серж Голон — это русский эмигрант из Бухары по имени Всеволод Голубинов. Еще первой волны…

Потом все мое воображение застило роскошное тело актрисы Мишель Мерсье, которая играла эту Анжелику во всех фильмах; как она голенькая вертится на шелковых простынях, читая вслух памфлет на этого самого Плесси. И мой юный организм охотно откликнулся на эти эротические картинки в воображении старика.

М-дя…

Плюнул на эти умствования и спросил другое, куда более важное:

— Который теперь год?

— Одна тысяча четыреста восемьдесят первый по Рождеству Христову, сир.

— Кто правит в Наварре?

— Должна ваша матушка регина[57] Мадлен де Франс. Дочь руа франков Шарля Седьмого, родная сестра Луи Паука. До вашего совершеннолетия, согласно завещанию Элеоноры Арагонской, вашей бабушки.

— Когда будет мое официальное совершеннолетие?

— В шестнадцать лет.

— А сколько мне сейчас?

— Скоро будет пятнадцать, сир.

— Меня уже короновали?

— Нет еще.

— Хорошо, — сказал я, хотя ничего хорошего пока не видел.

Мне бы сейчас за печку забиться и со сверчками песенки попеть, а не кидаться в круговорот дворцовых интриг, в которых, как я припомнил, меня — да-да, теперь уже меня — должны тут отравить через пару лет. Вчера, как оказалось, не добили. В гостях у родного коронованного дядюшки Луи номер одиннадцать по прозвищу Мировой Паук. Да с такими родственниками никаких врагов не надо!

— Сними с меня сапоги, Микал, и охраняй мой сон.

— Вас перенести в шатер?

— Не нужно, хочу побыть на свежем воздухе.

И моментально вырубился, как только освободился от обуви. Все же слишком сильным было умственное напряжение для такого неокрепшего организма, которому шандарахнули по черепу свинцовым шаром. Силен парнишка мне достался. Хотя чему удивляться: ни химии тебе тут во всем подряд, ни загазованности; чистая вода, чистый воздух и экологически чистые продукты… Если в младенчестве не помер — вырастешь здоровым. Естественный отбор.

Проснулся я уже светлым утром. Почти днем. Но было еще прохладно, и на траве вокруг, и на моей накидке лежала обильная роса.

Громко щебетали птицы. Целый гомон радостного ощущения бытия.

От костров тянуло старой гарью и новым дымом.

— Ну вот и славно, — склонилась надо мной одноглазая рожа. — Сейчас лекаря привезут и поменяют тебе повязки. Я вчера подумал, что лучше сюда лекаря притащить, чем тебя — такого вот, к нему волохать. Прибежит лекарь; не та птица, чтобы перед нами кочевряжиться.

И широко улыбается крепкими белыми зубами. Приглядевшись, я вдруг осознал, что наследнику герцога Кантабрийского вряд ли больше двадцати лет. Просто его так старит борода и особенно повязка на глазу. А сейчас, когда на его голове нет берета, прекрасно видно, что на лбу у него нет даже намека на морщины.