Принц криминальной империи - Страница 2

В середине рассказа Толика у меня в джинсах начинает вибрировать телефон. Достаю его и хмурюсь. На экране только две буквы: ИЛ. Лучший друг моего отца и его консильери, как я его называю.

– Я сейчас, – бросаю коротко и встаю с барного стула, тут же принимая звонок. – Игорь?

– Ты в клубе?

– Да.

– Выходи, разговор есть, – произносит он и сразу сбрасывает звонок.

Вздохнув, выуживаю из кармана пачку и достаю оттуда сигарету. Вставив ее между губ, прикуриваю и выхожу на улицу из душного помещения. Машина Игоря стоит метрах в десяти от здания байкерского клуба. Направляюсь туда, делая одну за другой глубокие затяжки.

Игорь Лебедев лично приезжал ко мне всего пару раз в жизни. Первый – когда надо было переселить меня из дома отца в квартиру, которую он мне купил. И второй – когда отца подстрелили, и мы еще не знали, выживет ли он. А это третий раз. И я задницей чувствую, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет.

Возле машины торможу на пару минут и спокойно докуриваю. Щелчком отправляю окурок в темноту ночи и сажусь на заднее сиденье тачки.

Мы с Игорем пожимаем друг другу руки, и я быстро окидываю взглядом его лицо. Напряженное, бледноватое, с крепко сжатыми челюстями.

– Отца убили, – сипло произносит он, и в машине повисает тишина.

Я прислушиваюсь к себе. Что я должен сейчас чувствовать? Сожаление? Скорбь? Боль?

А я ни хера не чувствую. Потому что всю мою жизнь отец был для меня как размытый образ. Он всегда работал, на меня у него никогда не было времени. А когда мне исполнилось пятнадцать, сказал, что хочет оградить меня от криминального мира, и купил мне отдельную квартиру. Какой еблан отселяет своего сына-подростка в таком возрасте? И не просто отселяет, а устраивает на территории другого криминального авторитета. А потом еще и общается с сыном раза четыре в год. Ответ я уже знаю: мой отец.

Так что никаких нежных чувств я не испытывал к нему при жизни, и поэтому не ощущаю скорби и сейчас.

– Я что-то должен сказать? – спрашиваю Игоря.

Он качает головой. Я вижу, что ему реально больно. Но его можно понять. Он дружил с отцом с самого детства. Потом они вместе служили в органах. В лихие девяностые ушли в криминал. Везде вместе, плечом к плечу. Сначала были партнерами по бизнесу, а потом Игорь стал советником отца, потому что моему родителю удалось быстрее пробиться на вершину криминальной горы.

Игорь вздыхает.

– Дай сигарету.

– Ты разве куришь?

– Артур, дай, – просит он и протягивает ладонь, в которую я вкладываю пачку с зажигалкой.

Мы закуриваем синхронно. Приоткрываем окна и молча курим. Я рассматриваю здание клуба и пытаюсь вызвать в себе хоть какие-то эмоции по поводу смерти отца. Но их нет. Совсем. Ну и ладно. Похер.

– Теперь ты должен занять его место, – говорит Игорь, и я резко поворачиваю голову, впиваясь в советника отца взглядом.

– С хера ли? – кривлюсь. – Я на такое не подписывался.

– Артур, там все сложнее, чем тебе кажется.

– Если бы отец хотел, чтобы я стал его преемником, вряд ли отселял бы меня со своей территории и прятал от врагов.

– Так все и было. Но сейчас разгорится нешуточная война. На территории, которыми владел твой отец, никто никогда не претендовал. У меня есть доказательства того, что твоего отца убил Бабанов.

– Его помощник? – хмыкаю.

– Он. И он хочет не только территории твоего отца, но и Грома.

– Че? – тяну и хмурюсь. – Гром уже вне игры.

– Но свою половину города до сих пор держит. Не он, так его сыновья, это уже не важно. А важно то, что пока Алексей будет заниматься выборами, Бабанов будет захватывать территории. Много крови прольется. И в первую очередь, кровь самых уязвимых членов семьи Грома – его женщин и детей. Думаю, начнут они с его внуков и дочки.

От упоминания Симы меня бросает в жар. Но не так, как обычно, с горячими картинками и возбуждением. От мысли о том, что ей кто-то причинит вред, внутри меня все переворачивается.

– Ты Грому уже сказал?

– А что я ему скажу? Для того, чтобы возбудить такого человека, как Гром, надо решать, что будет с землями твоего отца. Сам Гром, учитывая начало политической карьеры, в это не ввяжется. И сыновьям запретит, потому что все это репутация будущего мэра Громова, он не станет ею рисковать. Он и так три года подчищал хвосты, чтобы баллотироваться. Но теперь кто-то должен забрать территории твоего отца. Если это будет Бабанов, то он по-любому пойдет на Грома. Вот и получается, – вздыхает Игорь и выбрасывает окурок в окно, – что трон свободен, но тот, кто хочет занять его, принесет беды всему городу. Так что либо Алексей бросает политическую карьеру – а он этого не сделает, потому что обеспечивает будущее своим сыновьям, – либо на трон твоего отца садится кто-то другой.

– Блядь, – выдыхаю шумно и тоже выбрасываю окурок.

Сжимаю переносицу и крепко зажмуриваюсь.

– Артур…

– Когда похороны? – перебиваю его.

– Завтра. Но тебе…

– Нельзя там появляться, – заканчиваю фразу Игоря. – Я помню, что я сирота.

– Артур, – вздыхает он, – тогда так было нужно.

– Не сомневаюсь, – сухо отвечаю я. – Отправишь мне сообщением, во сколько и где будут хоронить. – Открываю дверцу и выбираюсь из машины.

– Так ты согласен занять его место? – спрашивает Игорь.

– Завтра дам ответ, – отрезаю и захлопываю дверцу.

Артур

Паркую мотоцикл на краю кладбища и снимаю шлем. Сразу надеваю солнцезащитные очки и кепку, чтобы не допускать даже малейшего шанса, что меня кто-нибудь узнает. Закурив, смотрю, как к воротам подъезжает катафалк. Вся процессия, которая уже собралась у ворот, ждет, пока гроб с отцом вытащат из машины.

Курю, наблюдая за тем, как его вытаскивают. Потом поднимают и несут к свежевыкопанной могиле. Любовница отца воет на все кладбище. Ее поддерживают под руки какие-то мужики. Подозреваю, отцовские подчиненные или кто-то из родственников.

Я не знаю никого из своих. Ни по маминой линии, ни по отцовской. Я даже не в курсе, общался ли он с ними. Знаю только, что моя мать умерла, когда мне было три года. А последние несколько лет отец жил с той, которая сейчас рыдает над его гробом.

Когда все, кто хотел, успевают проститься с ним, гроб опускают в могилу, а потом начинают закапывать. Игорь бросает на меня взгляд. Но ни он, ни я не делаем попытки приблизиться друг к другу, чтобы поговорить. Лебедев в курсе, я сам свяжусь с ним, когда посчитаю нужным.

Понимаю, что решение нужно принимать быстро. Но мне надо еще немного времени, чтобы взвесить все “за” и “против”.

Надеваю шлем и сваливаю из этого мрачного места.

А когда-то я любил тусоваться здесь. В подростковом возрасте, когда отец переселил меня в городскую квартиру, я частенько заглядывал на кладбище. Подолгу сидел у могилы матери, рассматривая ее фотографию на памятнике. Она была красивой женщиной. Жаль, что я почти не помню ее. Только какие-то отрывки, где ее образ размытый и непонятный.

Что я помню хорошо, – так это как она пекла печенье с кусочками орехов. В доме тогда витал головокружительный аромат выпечки. И я до сих пор помню нежный вкус этого печенья. А еще ласковый голос, который читал мне на ночь сказки.

А потом мама просто пропала. Отец сказал, что она ушла, потому что не любит меня. Я злился, превратился в совершенно неуправляемого ребенка. Просто не понимал, как меня можно было не любить? Я ведь вел себя хорошо. А в десять узнал, что на самом деле она умерла. Тогда я впервые сбежал из дома, чтобы найти ее могилу. Меня вернули. Но через пару дней отец отвез меня на кладбище.

С тех пор наши с ним отношения из холодных превратились в полное отчуждение.

Гоню по городу и останавливаюсь возле дома, где находится наш с парнями подвал. Тот самый, в котором нет связи, и где можно спокойно посидеть и подумать, не отвлекаясь ни на что другое. Но не успеваю слезть с мотоцикла, как звонит мой телефон.