Прими день грядущий - Страница 88

– Еще бы ему не знать, – засмеялась Мария. – Вы же бесстыдно балуете его.

– Именно это я и собираюсь сейчас делать, – счастливым голосом ответила Женевьева. Опустив в карман руку, она достала отполированную, искусно разрисованную погремушку и сомкнула вокруг нее крошечные пальчики Дилана. – Израэль сделал это специально для него.

– Как он, Женевьева? – осторожно спросила Мария.

– За эти месяцы нога еще не совсем зажила, но скоро можно будет попробовать сделать протез. Израэль клянется, что уже в следующем семестре вернется к преподаванию в университете. Мне кажется, что я пролила над этой ногой больше слез, чем он сам.

– Бабушка!

Это Хэтти и Бенжамин прибежали из сада с перепачканными ягодным соком губами и руками. Женевьева обняла детей, позволив им обшарить свои карманы в поисках ячменного сахара, который она всегда приносила с собой.

– А мне есть что-нибудь? – спросил Люк, входя в кухню.

– Ты уже много лет назад опустошил карманы моего фартука, – с напускной строгостью ответила Женевьева. – Но я принесла кое-что для тебя, Мария.

– Право же, не стоит…

Женевьева положила Марии на ладонь какой-то черный предмет.

– Это принадлежало твоей матери, – тихо сказала она.

Мария повертела шкатулку в руках, провела пальцами по золотому узору, а открыв ее, обнаружила внутри набор заржавевших игл.

– Мамина шкатулка, – прошептала женщина, не веря своим глазам. – Она рассказывала мне о ней.

– Если бы я не оказалась такой бестолковой, ты бы давным-давно получила ее. Господи, сколько же мне понадобилось времени, чтобы догадаться, что Эми Паркер – это твоя мать! Рурк нашел эту вещь в Дэнсез-Медоу после нападения индейцев.

Мария торопливо обняла Женевьеву, пробормотав слова благодарности, затем положила шкатулку на камин и вернулась к буфету, чтобы убрать принесенный матерью Люка мед.

Люк склонился над колыбелью, и они с Женевьевой с наивной и смешной серьезностью принялись обсуждать совершенства младенца.

Мария улыбнулась: рождение Дилана стало толчком, вернувшим Женевьеву сыну. Шони сказали бы, что это совершило Монето – Высшее Существо. Но как бы там ни было, Мария ощущала огромную благодарность. Теперь Люка связывала с матерью нить, которая не должна порваться.

И все-таки между их семьями существовала трещина, печально подумала Мария. Рурк Эдер по-прежнему упорствовал в своей ненависти к шони, а Ребекка все еще не могла ни видеть индейцев, ни слышать о них без того, чтобы это не закончилось истерическим припадком. Кроме того, хотя Женевьева и не признавалась в этом, каждый раз, когда она собиралась навестить внуков, ей приходилось «воевать» с мужем.

Но, может быть, однажды…

В это время в кухню, запыхавшись, влетел Гедеон.

– Сэди ушла, – объявил он, имея в виду любимую всей семьей собаку. – Наверно, отправилась в лес щениться.

Гедеон с сожалением посмотрел на Бенжамина:

– Извини. Я знаю, что ты потратил много времени, чтобы обустроить для нее местечко в амбаре. Пойду поищу, может быть, приведу ее обратно.

– Я с тобой! – закричал Бенжамин, хватая шляпу и взглядом умоляя отца и мать не запрещать ему этого.

Люк понимающе улыбнулся и, ласково взъерошив мальчику волосы, разрешил:

– Беги, сынок, верни ее.

Бен завопил от радости, обнимая сначала отца, потом мать, и в мгновение ока убежал вслед за Гедеоном.

Мария ощутила неожиданный прилив материнских чувств. Ее первенец, безусловно, был славным парнишкой, полным жизни и энергии. Он страстно любил животных. Сэди и семейство амбарных кошек давно стали главными объектами его нежности.

– Оставь Сэди в покое! – звонкий детский голос заставил Хэнса вздрогнуть.

Он придержал коня, всматриваясь в лес у дороги, ведущей в Лексингтон с востока. В нескольких ярдах от себя он заметил четырех мальчишек, которые дрались, стараясь отобрать друг у друга веревку, завязанную вокруг шеи коричневой охотничьей собаки.

Хэнс спешился и подошел к ребятам. Собака лаяла на подростков и явно рвалась к младшим мальчикам. Старший из подростков был некрасив до уродства и отмечен оспой, младший казался более симпатичным, но выглядел таким же жестоким.

Заметив незнакомого мужчину, он буркнул рябому:

– Оставь ее, Калеб.

– Ну-ка! – громко произнес Хэнс. – Что это вы делаете с бедным животным?

Собака действительно выглядела неважно. Судя по огромному животу, у нее должны были вот-вот родиться щенки.

– Спрус и Калеб хотят украсть мою собаку, – ответил маленький мальчик.

– Мы ее не воруем, – возразил Калеб. – Мы нашли эту собаку на земле моего отца.

Хэнс схватил Калеба за запястье и сжимал до тех пор, пока тот не выпустил из рук веревку.

– Да, вас, парни, нужно похвалить за то, что привели собаку ее хозяину, – с сарказмом произнес он.

Калеб и Спрус переглянулись, затем снова с вызовом посмотрели на хорошо одетого джентльмена. Однако оказалось достаточно одного пристального взгляда Хэнса, чтобы они испугались и, угрюмо надувшись, отошли в сторону.

Тот отдал веревку маленькому мальчику.

– Ты бы лучше держал свою собаку дома, сынок, – посоветовал он, возвращаясь к своему коню.

В это время до его рукава дотронулась красивой формы темная рука. Хэнс повернулся и оказался лицом к лицу с мальчиком лет одиннадцати-двенадцати, который внимательно смотрел на него карими глазами.

– Вы – Хэнс Эдер, – спокойно сказал он.

Хэнс на миг оцепенел, не обратив внимания, как встрепенулись, услышав его имя, двое подростков.

– Боже, – пробормотал он. – Ты не иначе сын Марии.

– Гедеон Паркер, ее племянник, – взгляд мальчика стал жестким. – Люк Эдер приказал вам никогда больше не приходить сюда.

Хэнс вздохнул:

– Это правда, сынок, но ведь прошло уже шесть лет. Я хочу попробовать помириться с братом.

Однако мальчики, забрав с собой собаку, ушли раньше, чем он успел договорить. Хэнс снова вздохнул и покачал головой. Если судить по реакции Гедеона, он, скорее всего, совершил большую ошибку, вернувшись в Лексингтон.

Но только Айви Атвотер могла окончательно подтвердить или опровергнуть это.

Хэнс снова сел на коня и решительно направил его к городу.

Айви окинула равнодушным взглядом красивое, ручной работы, кружевное платье, рассеянно слушая, как ее мать восторгается им.

– Послушай, Айви, – не выдержала миссис Атвотер. – Ты могла бы проявить больше энтузиазма по поводу бала у Кэддиков. Там будет и мистер Клэй из Эшланда. Должна сказать, что Сара еще слишком молода, чтобы устраивать подобные приемы. Эта фермерская дочка…

Айви досадливо отвернулась, чтобы не слышать обличений в адрес Сары Кэддик. Миссис Атвотер не делала секрета из своей неприязни к Эдерам, и Айви уже устала от подобных разговоров, как устала от сочувствий по поводу ее неудачного романа; оттого, что ей постоянно навязывали Фарли Кэддика. Этот самовлюбленный молодой человек с насмешкой сделал ей предложение, открыто заявляя, что Джордж Атвотер должен дать за своей тридцатидвухлетней дочерью богатое приданое.

Впрочем, Айви была совершенно равнодушна к Фарли. Никто не догадывался, что Хэнс Эдер, который исчез так давно, что успел превратиться в золотую мечту, раз и навсегда погубил для нее всех мужчин. Ни в одном из них Айви не находила его трепетности, его излома, его страстности. Но она сама лишила себя возможности испытать на себе силу чувств Хэнса: когда Нел Вингфилд рассказала о нем правду, Эдер уже уехал из Лексингтона.

Предоставив матери заниматься покупками, Айви задумчиво смотрела в окно магазина. Внезапно ее дыхание остановилось: она увидела на улице хорошо одетого мужчину в бобровой шляпе, из-под которой выбивалась копна золотых волос.

И сразу все в мире перестало существовать для нее, кроме Хэнса; ничто уже не имело значения – лишь бы он находился рядом. Не замечая осуждающих взглядов присутствующих в магазине дам, Айви, подобрав юбки, бросилась на улицу, на солнце, прямо в любящие руки Хэнса.