Прими день грядущий - Страница 83

– Да, Рурк Эдер воспитал меня, – с достоинством сказал он. – Я родился 14 ноября 1774 года в Дэнсез-Медоу, Вирджиния. Моей матерью была Пруденс Мун.

Упоминание этого имени вызвало различную реакцию хозяев дома. Если глаза Анжелы Бримсби превратились в ледяные алмазы ненависти, то, в отличие от жены, Эдмунд стал задумчивым, как человек, когда-то потерявший нечто очень важное для себя.

– Она умерла, давая мне жизнь, – холодно добавил Хэнс.

Плечи Эдмунда опустились. Судя по всему, Печаль, овладевшая им, была вполне искренней.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил он.

– Я думал, вы сами знаете, – ответил Хэнс.

– Мы вам ничего не должны! – заявила Анжела.

– Не волнуйтесь, миссис Бримсби. От вас мне ничего не нужно. Я хотел только увидеть человека, который попользовался моей матерью, а потом отказался нести за нее ответственность, – Хэнс обошел вокруг кресла, окидывая холодным пристальным взглядом Эдмунда Бримсби. – Вы ведь еще не старик, а выглядите развалиной. Очевидно, легкая, полная удовольствий жизнь не принесла вам того удовлетворения, к которому вы стремились.

Хэнса ни удивил, ни разочаровал вид Бримсби. Он отказывался признать это, но в глубине души восхищался той удобной, богатой, красивой жизнью, в которой, при иных обстоятельствах, нашлось бы место и ему.

Хэнс ожидал, что его попросят удалиться, но бледный, взволнованный Эдмунд Бримсби пригласил молодого человека остаться к чаю.

Сгорая от любопытства, Хэнс отдал шляпу дворецкому.

За чаепитием, которое проходило в слишком разукрашенной и жарко натопленной комнате, Анжела буквально пронзала Хэнса своим жестким взглядом, явно надеясь обнаружить изъяны в его манерах.

Но он держался безупречно. Еще в юности, в Ричмонде, Хэнс прошел отличную школу у Хораса Рэтфорда и теперь твердой рукой управлялся с чайными приборами.

Эдмунд Бримсби с искренним интересом расспрашивал молодого человека об Америке, о людях, которые так отчаянно сражались за свою независимость против Англии, о безграничных возможностях, которые дарила земля Нового Света.

– Американцы – особый народ, – объяснял Хэнс. – Они такие разные, что напоминают лоскутное одеяло, но в то же время похожи, так как сделаны из одной ткани. Их ценности отличаются от ценностей англичан – это вера и личная свобода. Ребенка воспитывают так, чтобы решая свою судьбу, он надеялся только на самого себя.

Бримсби с улыбкой смотрел на Хэнса.

– Вы говорите как настоящий американец. Я не представляю, что вы когда-нибудь покинете Америку.

– Некоторые вещи не могут простить даже американцы, – холодные ноты в его голосе не оставляли сомнений, что он имеет в виду.

Бримсби опять стал задумчивым и в то же время странно нетерпеливым.

– Могу я называть вас Хэнсом?

– Конечно.

– Я уже старик, Хэнс, хоть ты и сказал, что это не так, а ничего не успел сделать в своей жизни, разве только немного упрочил благосостояние семьи. Так случилось, что, кроме Анжелы, мне не с кем разделить это богатство. Мой сын, Эндрю, погиб на войне с Бонапартом, дочь умерла при родах, произведя на свет мертвого ребенка, а ее муж вскоре после этого скончался от чахотки.

Анжела медленно отпила глоток чая. Когда она ставила чашку обратно на блюдце, рука ее дрожала.

– Эдмунд, – сдержанно обратилась миссис Бримсби к мужу. – Тебе не кажется, что не стоит все это рассказывать?

– Я уже упоминал, мадам, что ни на что не претендую, – очаровательно улыбнулся ей Хэнс.

– Но в этом-то и все дело, – загорячился Эдмунд. – Это именно то, чего я от тебя хочу!

Анжела пораженно вздохнула, а пальцы Хэнса сильнее стиснули чашку. Его охватило острое чувство негодования. Долгие годы Эдмунд Бримсби не желал о нем ничего знать, а теперь, больной и одинокий, решил очиститься от зла, содеянного в молодости, швырнув Хэнсу эту подачку.

Согласиться с предложением Бримсби – значило отвергнуть все, что для него сделал Рурк Эдер, человек, которого он всегда звал отцом, который любил его и все ему прощал.

– Нет, – спокойно ответил Хэнс. – Я не хочу этого.

– Очевидно, это слишком поспешное предложение, но дай мне шанс. Я говорю то, что чувствую. Поживи с нами в нашем доме, позволь мне лучше узнать тебя. Безусловно, Рурк Эдер – единственный, кто достоин называться твоим отцом, но разреши мне стать твоим другом, пожалуйста.

Хэнс взял с принесенного слугой подноса бокал бренди и задумчиво посмотрел на янтарную жидкость, затем обвел внимательным взглядом комнату: золоченые карнизы, люстру, ярко сияющую над столом, богатые гобелены, украшающие камин. Он чувствовал себя удобно среди, этих вещей, да, очень удобно. Хэнс не счел нужным удостоить взглядом Анжелу Бримсби: и так ясно, что ей не хочется пускать к себе в дом бастарда своего мужа. Но мнение Анжелы не имело для него ни малейшего значения.

Хэнса интересовал только этот подагрический старик с серьезными и задумчивыми водянистыми глазами и нервными руками. Уже давно не случалось такого, чтобы кто-то хотел близко узнать Хэнса, а тем более стать его другом.

– Сочту за честь, – с любезной улыбкой произнес молодой человек и поднял свой бокал за здоровье Бримсби.

Грязный палец с укрепленным воском ногтем привычно лежал на спусковом крючке нового ружья.

– Теперь слушайте своего дядю Микайа, – произнес мужчина, окидывая цепким взглядом просеку, гудевшую от стрекота кузнечиков и пения птиц, которая пролегала к югу от Лексингтона. – Ружье не стоит того дерева, из которого оно сделано, если из него не умеют как следует стрелять. А стрелять нельзя научиться, если у тебя нет цели.

– О, я это знаю, – ответил Калеб Харпер.

– И я тоже, – поддержал его младший брат Спрус, вытирая рукавом нос.

– Тогда займемся, мальчики, – произнес Микайа, приседая на корточки и прикладывая к плечу ружье. – Мне тоже нужна практика. Я не держал ружье уже семь лет, с тех самых пор, как Билли Вулф арестовал меня и Вилли… – нависающий лоб Микайи помрачнел. – Черт возьми, как бы я хотел сам всадить пулю в Хэнса Эдера, отплатив ему за то, что он убежал с нашей долей добычи и оставил нас отдуваться.

– Мы не найдем Эдера в Лексингтоне, – сообщил Вилли, подходя к брату и мальчикам. – Я кое-что разузнал: похоже, он уехал отсюда лет пять назад.

– Все равно, давай дадим юнцам урок стрельбы, – предложил Микайа. – Прямо сейчас, – он злобно рассмеялся, заметив вдалеке ребенка. – Скажем, мы хотим убрать этого полукровку. Вот что мы делаем… – Микайа начал театрально целиться в темноволосого мальчика на поляне.

– Нет! – неожиданно зазвенел высокий женский голос, и на Микайю налетел вихрь из полосатой ткани и блестящих черных волос, сбив его с ног.

– О, мадам, – засмеялся Харпер, – мы просто шутили. – Он внимательно обвел женщину глазами. – Мы не хотели сделать ничего плохого, да, мальчики? Харперы не убивают детей, даже полукровок. А… вы здесь одна, мадам?

Мария в ужасе отшатнулась, услышав имя Харпера. Не оставалось никаких сомнений, что перед ней – сыновья и внуки Элка, такие же грубые и жестокие, как и человек, которого она убила семь лет назад.

– Гедеон, – торопливо бросила женщина через плечо. – Отправляйтесь с Хэтти в магазин Троттеров и ждите меня там, а я приведу Бенжамина.

Почувствовав тревогу Марии, Гедеон взял Хэтти за руку, и дети побежали по Мэйн-стрит к центру города. Мария бросилась к сыну, но один из младших Харперов преградил ей дорогу, явно узнав ее.

Женщина с трудом увернулась от него, спиной ощущая тот же жестокий взгляд, запомнившийся еще по Ликинг-Ривер: этот парень видел, как она убила Элка Харпера.

Направляясь с Бенжамином к остальным детям, Мария постаралась выбросить из головы встречу с Харперами. Эти люди, стоявшие вне закона, вряд ли могли навредить ей здесь, в Лексингтоне. Но услышав от Майры Троттер, что Харперы взяли землю в нескольких милях вниз по реке от города, женщина поклялась, что постарается не попадаться им больше на пути. Мария в сердцах отругала своего четырехлетнего сына за то, что он ушел один и так далеко, но потом сжала его руку с доброй, любящей улыбкой.