Прилив (Тихий омут) - Страница 13

– Ты спал. Это просто дурной сон.

Сет не ответил, не разжал кулаков. Лишь его судорожное дыхание нарушало воцарившуюся тишину.

Он не помнил, как заснул. Он просто прилег на брезенте, отяжелевший после сытного ужина, и слушал, как Этан работает. А потом словно провалился в бездну и оказался в одной из тех темных вонючих комнат с кислыми запахами и мерзкими животными звуками. И кто-то из мужчин, спавших с его матерью – для него все они были на одно лицо, – подкрался к нему и схватил своими скользкими лапами.

Кошмар рассеялся. И не кто-то страшный и безликий, а Этан смотрел на него печально и сочувственно. Сета затошнило не столько от воспоминания о прошлом, сколько от того, что Этан теперь знает. Сгорая от стыда, не в силах придумать какие-то объяснения, Сет просто закрыл глаза.

И именно абсолютная капитуляция потрясла Этана до глубины души. Он чувствовал в мальчике эту рану, но надеялся, что она затянется сама собой. Не затянулась, и теперь придется заняться лечением.

– Ты не должен бояться прошлого.

– Я ничего не боюсь. – Глаза Сета распахнулись. В них сверкали недетские гнев и горечь, но голос дрожал и срывался, как у обиженного ребенка. – Я не боюсь каких-то глупых снов.

– И ты не должен ничего стыдиться.

Слова Этана попали точно в цель. Сету было стыдно, невыносимо стыдно. Он вскочил на ноги, держа кулаки наготове.

– Мне нечего стыдиться. И вы ни черта об этом не знаете!

– Я все знаю.

Несмотря на вызывающую позу, мальчик дрожал, и Этан знал, что он сейчас чувствует. Ему очень не хотелось говорить, но разговор – единственное, что сейчас поможет. Деваться некуда.

– Я знаю, что творилось со мной, когда я видел такие сны после того, как все кончилось. – «И сейчас иногда вижу, только незачем говорить парню, что прошлое не отпускает и возвращается иногда с убийственной ясностью». – Я знаю.

– Чушь собачья. – Слезы обжигали глаза Сета, от унижения горели все внутренности. – Со мной все в порядке. Я ведь избавился от нее, так? И никогда к ней не вернусь, что бы ни случилось.

– Да, ты не вернешься, – согласился Этан. – Что бы ни случилось.

– Мне плевать, что вы или любой другой думаете о том, что там было. И вы не одурачите меня. Нечего притворяться, будто вы знаете.

– Можешь ничего не рассказывать. И мне нет нужды притворяться.

Этан подобрал кепку, сбитую ударом Сета, помял ее в руках, затем водрузил на место. Легче ему не стало.

– Моя мать, моя биологическая мать, была проституткой. И наркоманкой. – Этан смотрел Сету прямо в глаза, его голос был лишен всяких эмоций. – Я был моложе, чем ты сейчас, когда она в первый раз продала меня мужчине, предпочитавшему маленьких мальчиков.

Дыхание Сета участилось, он непроизвольно сделал шаг назад. Нет! Этого не может быть! Этан Куин сильный и крепкий, как скала, и… нормальный.

– Вы лжете.

– Обычно люди лгут, чтобы похвастаться или найти выход из какой-нибудь дурацкой ситуации. Я не вижу смысла ни в том, ни в другом… тем более не стал бы лгать об этом.

Этан сдернул с головы кепку, показавшуюся вдруг слишком тесной, запустил пятерню в волосы и провел пару раз сверху вниз, как гребнем.

– Она продавала меня мужчинам, чтобы покупать себе героин. В первый раз я боролся. Дрался, сколько было сил. Это не помогло, но я все равно боролся. И во второй раз. И несколько раз после. Потом я уже не сопротивлялся, потому что становилось только хуже.

Этан не отводил взгляд. В резком свете свисавших с потолка ламп он видел, как потемнели недоверчивые глаза мальчика.

Сет только сейчас заметил, что затаил дыхание, и глубоко вздохнул.

– Как же вы выдержали?

– Я сдался. – Этан пожал плечами. – Я перестал быть, если ты понимаешь, о чем я. Мне не к кому было обратиться за помощью… Я не верил, что мне кто-то поможет. Она все время переезжала, чтобы сбить со следа социальных работников.

Сет почувствовал, что не может выдавить ни слова, губы стали совсем сухими, и он яростно потер их тыльной стороной ладони.

– И никогда не знаешь, где проснешься утром.

– Да, не знаешь.

Все места похожи одно на другое и воняют одинаково.

– Но вы избавились от нее. Вы выбрались.

– Да, выбрался. Как-то ночью, когда очередной ее клиент разделался с нами обоими, начались… неприятности. – «Крики, проклятия, кровь, боль», – но этого он вслух не сказал. – Я не помню в точности, что происходило. Появились полицейские. Должно быть, я был в очень плохом состоянии, потому что меня отправили в больницу… и довольно быстро выяснили, что к чему. Не знаю, как могла бы сложиться дальнейшая моя судьба, но врачом, лечившим меня, оказалась Стелла Куин.

– Они взяли вас.

– Они взяли меня. – От этих простых слов словно разжался кулак, сжимавший его сердце. – Они не просто изменили мою жизнь, они спасли ее. Я еще долго видел кошмары и просыпался, задыхаясь, в холодном поту. Даже когда сознаешь, что это всего лишь сон, все равно не сразу приходишь в себя.

Сет кулаками смахнул слезы. Он больше не стыдился их.

– Я всегда спасался. Иногда они хватали меня своими лапами, но я выкручивался. Ни один из них никогда…

– Тебе повезло.

– Я все равно хотел убить их… и ее. Очень хотел.

– Я знаю.

– Я не хотел никому говорить. Я думаю, что Рэй знал, и Кэм, похоже, догадывается. Я не хотел, чтобы кто-нибудь думал, будто я… чтобы на меня смотрели и думали… – Сет не мог выразить словами жуткое чувство стыда, охватывавшее его при мысли, что кто-то понимает, что случалось или могло случиться с ним в тех темных вонючих комнатенках. – Почему вы все это рассказали мне?

– Ты должен понять, что от этого не перестаешь быть мужчиной.

Этан не стал больше ничего добавлять. Теперь Сет сам должен решать – верить или не верить.

Сет смотрел на Этана и видел мужчину, высокого, сильного, гордого. С большими мозолистыми руками и спокойным взглядом. И тяжесть, лежавшая на его душе, чуть-чуть ослабла, он даже улыбнулся:

– Кажется, я понимаю. У вас губы кровят.

Этан вытер губы ладонью, улыбнулся в ответ и тут же скривился от боли.

– У тебя отличный удар правой. Быстрый. Я не успел увернуться. – Он протянул руку и взъерошил волосы Сета. Мальчик не отдернулся, улыбка его не дрогнула, и Этан понял, что не зря решился на этот мучительный разговор. – Давай приберемся здесь и поедем домой.

Грейс ожидало утро, полное привычных домашних дел. Когда бы она ни легла спать накануне, приходилось рано вставать, чтобы все успеть. К четверти восьмого первая порция белья отправилась в стиральную машину, кофейник был поставлен на плиту, цветы на веранде и кухонном подоконнике политы, а Грейс все еще с трудом разлепляла веки и двигалась автоматически, часто зевая.

Когда кухонька наполнилась бодрящим ароматом свежезаваренного кофе, она вымыла стаканы и тарелки, оставленные Джулией, сидевшей вечером с Обри, закрыла и убрала в шкафчик пакет картофельных чипсов, смела с рабочего стола крошки.

Джулия Каттер не отличалась аккуратностью и любила поболтать по телефону, но она обожала Обри и была лучшей няней, какую Грейс могла бы найти.

Ровно в семь тридцать – Грейс успела выпить лишь полчашки кофе – проснулась Обри.

Дождь или солнце, будний день или выходной, внутренний будильник малышки звенел ровно в семь тридцать.

Грейс могла бы не спешить к дочке и допить кофе, но она каждый день с нетерпением ждала этого момента. Когда она входила в спальню, Обри всегда уже стояла в кроватке, раскрасневшаяся от сна, со спутанными кудряшками. Грейс ясно помнила самый первый раз, когда она вошла и увидела, что Обри стоит, покачиваясь на дрожащих ножках и сияя от удовольствия и изумления.

Теперь ножки Обри окрепли, и она радостно поднимала то одну, то другую, как будто маршируя на месте.

Увидев Грейс, девочка громко рассмеялась:

– Мама, мама, привет, моя мама.

– Привет, моя малышка. – Грейс наклонилась и вдохнула изумительный детский аромат. Как же ей повезло! На всей планете не найдется ребенка, более жизнерадостного, чем ее дочка. – Как поживает моя Обри?