Приличной женщине нельзя... (СИ) - Страница 2

Все-таки последние пятнадцать лет изобилия ресурсов положительно отразились на внешности парней. Помню, в мои шестнадцать выбор был небольшой — либо быдловатого вида крутые пацанчики, уверенные, что мир принадлежит им. Лица, не обезображенные интеллектом, стрижки почти под ноль — товарищ старшина будет доволен, мечты о личных тачках и планы пойти работать в ментовку или в бизнес.

Либо задроты с немытыми патлами, гитарой за спиной и заумными разговорами о Кастанеде. Как некий компромисс между теми и этими были еще всякие субкультуры типа металлистов, эмо, готов, панков…

В общем, разнообразно — но как-то так разнообразно, без особого выбора. Если хотелось симпатичного, да еще чтобы умел пользоваться парфюмом, хорошо выглядел, мог поддержать беседу, то гот он, панк или настоящий пацан — уже было неважно. Приходилось брать, что дают.

А нынче… один высокий, стильный, даже на каток вышел в полупальто и с повязанным по-шерлоковски шарфом. Даже странно, что без зонтика-трости.

Другой — в белом лыжном костюме, с андеркатом и выбритой бровью, даже на месте спокойно не стоит, пританцовывает на фитнес-коньках.

Третий — с выбеленными волосами, крашенными на концах в розовый, десятком колечек в левом ухе и в расстегнутой косухе, под которой майка обтягивает мышцы груди. У меня аж материнский инстинкт пробуждает — так и хочется рявкнуть: «Свитер надень!» А он мало того что не надевает, так еще и ту маечку задирает как бы ненароком, демонстрируя стиральную доску вместо живота.

Четвертый — бычок такой мощный. Вот он и в свитере под горло, и в штанах камуфляжных и взгляд такой — суровый, исподлобья. Но двигается легко, словно на коньках родился.

Пятый — явный мажорчик в куртке с огромной надписью Balenciaga. Да и прочие шмотки у него явно брендовые и недешевые. Но выражение лица такое, что ясно — он во всем этом модном обвесе с удовольствием попрется со всей компанией хоть в глухой лес, хоть в дом с привидениями, хоть на запрещенные гонки на заброшенной военной ВПП.

Я стояла, облизываясь на каждого из них и в первый раз в жизни, кажется, думала: «Эх, где мои шишнаццать лет!»

Я бы — ух!

Я бы — ах!

Я бы не была такой приличной книжной девочкой, какой была в свои шестнадцать!

А Машке, кстати, совершенно пофиг — ей интереснее фанфики по Гарри Поттеру писать, и облизывается она на старых пердунов типа Дженсена Экклза или Алана Рикмана. Нет, не спорю, Алан Рикман прекрасен. Но он уже умер! А она только смеется и отвечает: «Какая разница?»

Один из парней, тот, что с выбеленными волосами и розовыми прядями, отделился от группки друзей и лихо прокатился по кругу, разгоняясь все быстрее и быстрее, а потом сделал «ласточку» и сразу — закрутился, весь вытягиваясь вверх. Казалось, он может вот так вертеться бесконечно долго.

— Ух, какой! — выразила мои чувства женщина лет пятидесяти рядом со мной. Она пришла с пятилетней девочкой и подбадривала ее, стоя за оградой. — Прыгни еще! Прыгни! Умеешь?

Парень обернулся к ней, мотнул подбородком и снова покатился по кругу — вывернув обе ступни наружу и разведя руки в стороны.

— О, посмотрите, молодец какой, «кораблик» умеет! — снова восхитилась женщина. — Похоже, серьезно занимается.

Я покивала с улыбкой — добавить мне было нечего, в фигурном катании я понимала примерно ничего. Зато вместе с соседкой по заборчику с удовольствием смотрела, как ловко светловолосый перетекает из одного элемента в другой, словно это ему вообще ничего не стоит. Ощущение обманчивое — я пару-тройку лет назад пыталась встать на коньки, чтобы разнообразить наш с Машкой зимний досуг. Максимум, на что меня хватило — проковылять вдоль бортика до следующего выхода и с позором рухнуть на скамейку. Лед, правда, у нас во дворе был не такой гладкий.

Вообще, удобно быть взрослой тетенькой, которую никто не заподозрит в амурном интересе к молодняку возраста наших детей. Можно беспалевно пялиться на этот молодняк, пуская слюни, а потом пожаловаться на то, что твои отпрыски не торопятся заниматься спортом.

— А я вот внучку заинтересовала! — похвасталась женщина. — Говорят, можно на коньки с трех лет ставить, но мы дотянули до пяти, страшно было за юные косточки. Зато от «Ледникового периода» ее теперь не оторвать.

— Моя в Лондоне на катке сейчас зажигает! — зачем-то соврала я, демонстрируя на телефоне фотографии, сделанные Машкой на демонстративно-вежливом отдалении от того катка.

— Ну молодец, молодец… — как-то неискренне порадовалась женщина и принялась звать свою внучку: — Есения! Давай сходим покушать!

— Ну ба-а-а-а… — заканючила та.

Парни тем временем разъехались в разные стороны и принялись раздавать зевакам, глазеющим на каток яркие листовки. Я дождалась своей очереди и разочарованно выдохнула: «Скидка на билет 5 %!»

Они тут не по зову души выпендриваются, оказывается. На работе люди.

Светловолосый, не глядя сунувший мне рекламку, услышал мой вздох и вернулся.

— Согласен, пять процентов жлобство, — заявил он так, словно мы с ним сто лет уже знакомы и давно обсуждали маркетинговую политику катка. — Давай я тебе свою карточку дам, там двадцать процентов, а коньки в прокате все равно хреновые. Уломаю Дианку дать свои погонять на часик.

— Зачем?.. — оторопела я и зачем-то принялась впихивать ему листовку обратно в руку. — Мне не надо!

— Да какое не надо! Ты же уже полчаса на нас пялишься, как девочка со спичками на камин в богатом доме. Конечно, надо! Идем!

Листовку он у меня забрал, но взамен протянул свою ладонь.

Вблизи его уже не хотелось закутывать в шарфик и требовать надеть шапочку — от его тела пыхало жаром, как от печки, только что пар не шел. Светлые до прозрачности глаза смотрели нагло и дерзко — никакого уважения к взрослой приличной женщине!‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как теперь этому молодому-резкому объяснить, что я не на каток хотела, а совсем иных удовольствий?

Посмотреть хотела! Конечно, просто посмотреть на красивых мальчиков, которые нарезают круги и выпендриваются трюками. Полюбоваться! А вовсе не то, что я сама про себя сейчас подумала! И вообще, если бы я выбирала из молодняка, я вон того, в пальто с шарфиком взяла, он постарше выглядит. А этот мне в сыновья годится!

Ну, годился бы, будь я совсем неприличной девочкой в свои юные года.

— Почему вы меня на «ты» называете? — запоздало возмутилась я. — Молодой человек, мы с вами на брудершафт не пили!

Я смерила его максимально ледяным взглядом. Но, видимо, ледяные взгляды ему были так же нипочем, как и кусачий морозец на катке.

— А в чем проблема? — ухмыльнулся он. — Давай выпьем. Глинт будешь?

Снова оглядев его с ног до головы — черные фигурные коньки, брюки-карго с кучей пряжек и карманов, косуха, обтягивающая футболка, наглая улыбка, высветленные волосы с розовыми кончиками — я прям рассердилась на судьбу. Почему ко мне малолетки клеятся? Почему стаканчик глитвейна мне не мог предложить серьезный мужчина лет сорока с благородной сединой и серебристым «Лексусом» на ближайшей парковке?

Я тут уже минут сорок мерзну, давно пора.

— Не буду, — покачала я головой. — Вам не советую — вы управляете транспортным средством повышенной опасности.

— Я — что? — озадачился парень. Но быстро сообразил: — Оу! Ты про коньки! Да брось, я на них даже в дугу бухой устою. Даже крепче буду, чем пешком. Знаешь, как моряки по твердой земле с трудом ходят после качки?

— Уверена, что почти все пьяные водители, попавшие в аварию, думали точно так же, — нахмурилась я. — Давайте завязывать этот бесперспективный разговор.

Он поднял брови, намереваясь возразить, но в этот момент звонкий девичий голосок позвал:

— Демон! Ты чего застрял там?

Он оглянулся на свою компанию. Среди парней там тусовались еще и две девчонки. Одна рыжая, сияющая шевелюрой ярче новогодних огней. В белой шубке, в клетчатой юбочке и румяная — как с картинки. Другая тоже как с картинки — но уже из другого журнала. Темноволосая, холеная, с накачанными губами и наращенными ресницами. Такие красотки в ее возрасте как раз находят себе «папиков» и с шелупонью вроде этого Демона перестают общаться. На ее задницу в обтягивающих лосинах пялился весь каток. Включая тех самых серьезных сорокалетних владельцев «Лексусов» с сединой, на которых я рассчитывала.