Прикосновение - Страница 5

– Да, – безмятежно отозвалась Элизабет. – Мне что-то такое говорила золовка Мэри.

В Порт-Джексоне «Аврору» взяло на буксир паровое судно; раздраженный присутствием лоцмана, которого он не терпел, капитан Маркус и не заметил, что миссис Холлидей взяла на себя смелость выпустить Элизабет из заточения, вывела на палубу и с гордостью хозяйки принялась показывать то, что назвала «величайшей гаванью мира».

Да, Элизабет была готова согласиться, что гавань огромна; дымка скрывала из виду вершины гигантских оранжевых скал, поросших сизоватыми лесами. Песчаные пляжи, пологие холмы, явные следы человеческого присутствия. Длинные и тощие, как жерди, деревья постепенно сменились рядами домов, между которыми попадались величественные особняки. Миссис Холлидей называла фамилии владельцев последних и прибавляла краткие замечания – от неодобрительных до презрительных. Однако воздух здесь был насыщен влагой, солнце оказалось невыносимо раскаленным, вся прекрасная гавань источала омерзительную вонь. И вода в гавани, как заметила Элизабет, была грязно-бурой, замусоренной.

– Март не лучший месяц для прибытия, – объяснила миссис Холлидей, наклонившись над поручнями и глядя на воду. – В марте здесь сыро и душно. Весь февраль и март мы молимся, чтобы подул южный холодный ветер, который приносит прохладу. Вас беспокоит запах, Элизабет?

– Очень, – призналась побледневшая девушка.

– Это из клоаки, – объяснила миссис Холлидей. – Нечистоты ста семидесяти с лишним тысяч человек стекают прямиком в гавань, которая уже превратилась в выгребную яму. Конечно, рано или поздно гавань вычистят, но когда – никому не известно, как говорит мой сын Бенджамин. Он служит в городском совете. И с водой здесь туго. Времена, когда она стоила по шиллингу за ведро, давно в прошлом, но и сейчас за нее приходится дорого платить. Мало у кого есть запасы воды, кроме разве что первых богачей. – Она фыркнула. – Мистер Джон Робертсон и мистер Генри Паркс от жажды не умрут!

К путешественницам стремительно приближался капитан Маркус.

– В каюту, мисс Драммонд! Сию же секунду!

В каюте Элизабет просидела все время, пока «Аврора» швартовалась. В иллюминатор был виден лес мачт, отовсюду слышались хриплые голоса и пыхтение двигателей.

Когда час спустя в дверь каюты постучали, Элизабет вскочила с колотящимся сердцем. Но оказалось, что пришел стюард Перкинс.

– Ваш багаж уже на берегу, мисс. И вам пора.

– А миссис Холлидей? – спросила Элизабет, следуя за стюардом по палубе, где на лебедках поднимали ящики, а матросы и краснорожие грузчики во фланелевых рубахах присвистывали и ухмылялись.

– А она давно сошла. Просила передать вам. – Перкинс вытащил из кармана жилета карточку. – Там указан адрес, где можно ее найти.

Вниз по шаткому трапу, потом по грязным доскам пристани, между высоченными штабелями ящиков и бочонков… А где же ее сундуки?

Обнаружив багаж в сравнительно тихом местечке, у стены полуразвалившегося сарая, Элизабет присела на сундук, положила сумочку на колени и скрестила на ней ладони. Куда идти, как быть? Надеясь, что в шотландке цвета Драммондов Александр Кинросс быстрее узнает ее в толпе, Элизабет надела одно из собственноручно сшитых платьев, но шерстяная ткань была слишком жаркой для такой погоды. Разомлев от зноя, Элизабет думала, что и остальное содержимое ее сундуков для местного климата непригодно. Пот струился по ее лицу, стекал по шее за ворот, скапливался под шляпкой и пропитывал ситцевое белье под душной драммондовской шотландкой.

Зато благодаря рассказам мисс Мактавиш Элизабет мгновенно узнала Александра. Неотрывно глядя на узкую улочку между штабелями грузов, она вдруг заметила мужчину, который шагал так, будто ему принадлежал весь мир. Рослый и стройный, он был одет в непривычный для глаз Элизабет костюм: раньше ей случалось видеть только мужчин в рабочих фланелевых рубахах и картузах, или же в складчатых килтах, или в строгих костюмах, накрахмаленных рубашках и жестких шляпах-котелках. А на незнакомце были мягкие брюки из какой-то желтовато-коричневой кожи, просторная рубаха, шарф на шее, куртка из той же кожи с длинной бахромой на рукавах и подоле и мягкая коричневая шляпа с низкой тульей и широкими полями. Лицо под шляпой было худым и загорелым до черноты; в черных кудрях, рассыпавшихся по плечам, поблескивала седина, а бородка и усы оттенка соли с перцем были подстрижены точь-в-точь как у сатаны.

Элизабет вскочила, и он ее заметил.

– Элизабет? – спросил он, протягивая руку.

Она не подала свою.

– Так вы знаете, что я не Джин?

– А с чего я должен думать, что ты Джин, если ты не Джин?

– Но вы… писали… к Джин, – сбивчиво объяснила Элизабет, не отваживаясь взглянуть ему в глаза.

– А твой отец предложил вместо Джин тебя. В сущности, не важно, – отозвался Александр Кинросс, жестом подзывая слугу. – Грузи ее сундуки в повозку, Саммерс. А мы доедем до отеля на извозчике. – И снова обратился к Элизабет: – Как раз этим же кораблем привезли мой динамит, вот я и опоздал. Пришлось принимать груз, пока его не стянул какой-нибудь предприимчивый проходимец. Идем.

Взяв Элизабет под руку, Александр переулком вывел ее на невероятно широкую улицу, похожую как на склад, так и на товарную станцию: здесь повсюду были свалены строительные материалы, а целая толпа рабочих ломами поддевала торцы мостовой.

– Тянут железную дорогу к пристани, – объяснил Александр Кинросс, подсаживая спутницу в один из ждущих наемных экипажей. Усевшись рядом, он продолжал: – Тебе жарко. И неудивительно – в такой одежде.

Набравшись смелости, Элизабет повернулась, чтобы получше разглядеть его лицо. Мисс Мактавиш была права: он не красавец, хотя черты у него правильные. Может, это вовсе не черты Драммондов или Мюрреев? Трудно поверить, что этот человек – ее двоюродный брат. Но сильнее всего Элизабет страшило явное сходство Александра с дьяволом. И не только борода и усы: его изогнутые под резким углом, надломленные брови были чернильно-черными, а глубоко посаженные глаза под черными ресницами – такими темными, что зрачок по цвету не отличался от радужки.

Александр тоже разглядывал спутницу, но как-то отрешенно.

– А я думал, ты светленькая, как Джин, – заметил он.

– Я уродилась в темноволосых Мюрреев.

Последовала улыбка – и опять мисс Мактавиш права, улыбка чудесная, но вопреки всем ожиданиям от нее Элизабет ничуть не ослабела.

– Я тоже, Элизабет. – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к свету. – Удивительные у тебя глаза – темные, но не карие и не черные. А синие. Отлично! Значит, у наших сыновей есть шанс родиться похожими на настоящих шотландцев.

От этого прикосновения Элизабет стало неуютно, как и от упоминания о сыновьях; ради приличия подождав немного, она высвободила подбородок и перевела взгляд на лежащую на коленях сумочку.

Лошадь трусцой поднималась по холму, увозя пассажиров от пристани в город – действительно огромный, такой же шумный, как Эдинбург, на взгляд неискушенной Элизабет. Кареты, двуколки, кабриолеты, кебы, повозки, подводы, фургоны и запряженные лошадьми омнибусы сплошным потоком катились по узким улицам, где поначалу попадались одни жилые дома, а потом – вперемежку с лавками, навесы над окнами которых простирались до края тротуара и скрывали от глаз пассажиров в экипажах товар, выставленный на витринах.

– Маркизы, – пояснил Александр, словно прочитав мысли Элизабет – еще одно сходство с дьяволом. – Под ними покупатели прячутся от дождя и солнца.

Элизабет не нашлась с ответом.

За двадцать минут экипаж докатился от порта до широкой улицы, по одну сторону от которой раскинулся парк – обширный, но запущенный, с совершенно высохшей травой. Посреди улицы была проложена пара рельсов: по ним лошади возили вагоны городской конки. Возница остановил экипаж у особняка из желтого песчаника, с дорическими колоннами по фасаду. Швейцар в щегольской ливрее помог Элизабет выйти из экипажа. Перед Александром он раболепствовал – особенно после того, как получил целый золотой.