Прикосновение - Страница 15

Но с тех пор она и другие алановские пациенты регулярно посещали его в полуночных видениях.

Близилось время начала слушаний. Майк Свитцер все утро суетился вокруг Алана.

— Ты только будь спокоен, парень, — повторял он без конца. — Не давай им себя заговорить.

Алан кивал.

— Разумеется. Не беспокойся. Я в полном порядке.

Но сказать по правде, он не был в порядке и чувствовал себя так, как будто его вскоре должны бросить на растерзание львам. В желудке у Алана урчало, крутило, и ему снова и снова хотелось в туалет, хотя он уже трижды там побывал.

Он был порядком наслышан о Мак-Криди — о том, как тот умеет обрезать вас на полуслове и проглатывать живьем, прежде чем вы поймете, что он обращается к вам.

Зал заседаний выглядел именно таким, каким Алан видел его по телевизору: весь отделанный дубом; политики и их помощники располагались за своими столами, стоящими на высоком подиуме, как Цезари в Колизее, а люди, вызванные давать показания, — внизу, как христиане, ожидающие своей очереди отправиться на арену, на съедение тиграм. Скучающие репортеры поминутно входили в зал и выходили из него или сидели, развалившись на креслах заднего ряда, пока наконец сам Великий Человек не прохромал к своему столу, на котором стояла табличка с надписью: «Сенатор Джеймс А. Мак-Криди (округ Нью-Йорк)». В одно мгновение все обратились в слух.

Алан внимательно рассматривал Мак-Криди со своего удобного для наблюдения места в «плебейской ложе».

Согбенная фигура и обвисшие складки на шее сенатора вынуждали его выглядеть много старше своих пятидесяти шести лет. Темные очки, ставшие за последние несколько лет его неизменным атрибутом, надежно скрывали выражение сенаторских глаз от окружающего мира. Что бы ни говорилось с трибуны, сенатор Мак-Криди в своих темных очках оставался невозмутимым и напоминал гигантское насекомое.

Очередной оратор закончил свое выступление. Среди тех, кто сидел на эстраде, пробежал насмешливый шепоток, и вот настал черед Алана встать перед микрофонами...

Джеймс Мак-Криди позволил себе несколько отвлечься во время выступления последнего доктора — как бишь его имя? Балмер? Все, что он хотел услышать по обсуждаемому вопросу, он уже давно услышал.

Кроме того, ему совсем не хотелось находиться здесь. Сенатор чувствовал себя утомленным и слабым. Сенатор чувствовал себя старым.

Ему всего лишь пятьдесят шесть, а он чувствует себя столетним стариканом. Слава Богу, он может теперь спокойно сидеть и восстанавливать свои силы, которые растратил, пока плелся сюда из своего кабинета... Если бы только знали сидящие в зале, каких усилий стоит ему медленно, с достоинством опуститься в свое кресло, в то время как каждый мускул его тела требует, чтобы он плюхнулся в него сразу.

А ведь утро — это лучшее его время. Именно поэтому он назначил слушания с самого рассвета. К вечеру он уже едва ли смог бы с ними справиться. Хорошо еще, что в свое время он был ранен в Корее — по крайней мере, есть на что списать свою немощь.

Держа прямо голову и только вращая глазами за темными стеклами очков, Мак-Криди окинул взглядом зал совещаний. Затемненные стекла он начал носить с тех пор, как у него стали обвисать верхние веки. Вначале он боялся, что люди подумают, будто он подражает кинозвездам. Но вместо этого стали говорить, что он поразительно похож на генерала Дугласа Мак-Артура. «Ну что ж, если уж походить на кого-нибудь, то Мак-Артур — не худший образец...»

Его взгляд остановился на конгрессмене Свитцере.

«За этим человеком нужен глаз да глаз. Он чует мою слабость и готовится к прыжку. Стоит мне только споткнуться, как он бросится на меня. Посмотрите на него — на этого маленького ловкого мерзавца! Как он манипулирует своим прирученным доктором, как науськивает его. Эти же врачи не умеют думать самостоятельно, разве что только на медицинские темы, да и то слишком много мудрят».

Уж кто-кто, а он, Мак-Криди, достаточно компетентен в этих медицинских выкрутасах. Однако он тут же упрекнул себя за то, что позавидовал Свитцеру, и целиком сосредоточился на докторе. Как бишь его имя? Он заглянул в список. Ах да — Балмер. Мак-Криди не сумел сдержать улыбку. Бедный доктор Балмер... он наверняка думает, что Свитцер — его настоящий союзник. Вряд ли он догадывается, что этот негодяй бросит его при первом же удобном случае. Тут Мак услышал магические слова: «И в заключение...» — и решил, что, пожалуй, нужно послушать, что там говорит этот доктор. Свое короткое выступление оратор хотел завершить, пока еще владел всеобщим вниманием. «Что ж, может быть, этот доктор не так уж и глуп», — подумал Мак-Криди, обратившись в слух.

— Эти так называемые руководства представляют собой нечто вроде медицинской кулинарной книги, причем отвратительного качества. Они не дают врачу ни малейшей возможности назначать пациенту индивидуальное лечение при индивидуальных условиях. Они сводят роль врача к функциям механического робота, а его пациентов уподобляют сборочному конвейеру. Это самый антигуманный законопроект, какой мне, к несчастью, приходилось когда-либо читать. Он вытеснит врачей такого типа, которые за годы практики вырабатывают свой подход к лечению в зависимости от особенностей состояния пациента, и будет способствовать распространению врачей-бюрократов, неукоснительно выполняющих все предписания Закона. Медицина станет не более персональной, чем благосостояние, не более эффективной, чем почтовая контора, не более успешной, чем война против Вьетконга. И пострадает в конечном счете — пациент.

Где-то в глубине зала послышались одинокие хлопки, затем захлопал еще кто-то, затем еще...

«Вероятно, клакеры», — подумал Мак-Криди. Но к хлопающим присоединялись другие слушатели, и так продолжалось до тех пор, пока не захлопали все сидящие в зале, включая даже нескольких членов комитета. Что же сказал этот Балмер? Он не развешивал ни графиков, ни диаграмм, он не злоупотреблял фактами и цифрами — иначе Мак-Криди заметил бы, что публика скучает. Значит, он выступал под маской «доктора Правдолюбца». Мак-Криди сжал кулак — ему следовало бы слушать, что говорит этот парень.