Приключения студентов [Том I] - Страница 28

— Подожди здесь, я сейчас напишу ответ!.. — приказал Маркони и край ковра опустился за ним.

Луиджи развалился в кресле с высокою спинкой и с довольным видом, свысока, стал посматривать на окружавших. его мраморных богинь и богов. Рядом с ним оказался сидевший на камне фавн; он обнял обеими руками приподнятое колено и с загадочной усмешкой смотрел на неаполитанца. Тот вдруг ухватил его за козлиную бородку и сжал ее, затем от избытка удовольствия покровительственно потрепал по щеке.

— Так–то, дурачок!.. — проговорил он вполголоса.

Синьор Маркони писал долго. Наконец, ковер зашевелился и Луиджи вскочил со своего места.

— Вот мой ответ!.. — проговорил Маркони, отдавая ему письмо. — До завтрашнего вечера! Ты ведь с нами пойдешь, конечно?..

— Всенепременно, синьор… но куда именно?

— Мы знаем теперь потайной ход в его тюрьму… — ответил Мар кони. — Остальное, конечно, тебе известно!

— Все знаю, синьор! Но где сбор?

— У падающих башен. Пароль будет «сокол». До свиданья!..

Луиджи выбрался на улицу и направился к таверне, указанной им Яну. Голова неаполитанца усиленно работала, силясь проникнуть в тайну, продолжавшую все запутываться. Вспомнилось ему только одно — что фамилия Маркони числилась в партии Гибеллинов, ярых врагов папы. Но при чем же тут француженка Габриэль Готье и тюрьма?

В раздумьи добрался Луиджи до назначенной таверны, но там Яна не оказалось; Луиджи заглянул еще в несколько окрестных кабачков — приятеля его нигде не было. Он подождал за кружкой вина в одном месте, потом в другом, в третьем — Ян не появлялся; дело, между тем, шло уже к вечеру и улицы должны были скоро начать замыкаться.

Луиджи поспешил к мастерской Бонавентури и, не заходя в нее, заглянул в окно и облегченно вздохнул — он увидал белокурую голову приятеля, низко склоненную над работой.

Заходить в мастерскую и передавать письмо при всех было неудобно и Луиджи решил прогуляться и медленно обогнул пару кварталов; как раз к закрытию мастерской он был опять около нее; Ян запирал наружные ставни и вдруг почувствовал на своем плече чью–то руку; он быстро оглянулся.

— А это ты?!. — прошептал он, обрадовавшись. — Сделал?

Луиджи молча кивнул головой и неприметно сунул ему ответное письмо.

Еще неплотно прижатая ставня приотворилась и луч света упал на лицо Яна. Луиджи ахнул: левый глаз Яна совершенно запух и под ним чернел синяк; лоб украшала громадная сизо–багровая шишка.

— Что такое?!.. — чуть не вскрикнул неаполитанец.

— Напали!.. — тихо поведал Ян. — Еще двое меня поджидали. Накинули на голову мешок, сразу свалили, обшарили всего и исчезли; когда я выпутался — их и след простыл. О камни лицом пришелся!

— Та–а–к!!.. — протянул Луиджи. — Ну, это не беда, не мы в дураках!.. Смотри же!.. — озабоченно добавил он. — завтра ни на шаг из дома, пока не сдашь!.. Понял?

— Понял… спасибо тебе!.. — ответил Ян.

— Я–а–н?.. — раздался в эту минуту голос Бонавентури. — Где ты-ы?!.. Кого еще провожаешь?

Из мастерской донесся дружный взрыв смеха.

— Прощай!.. — шепнул Ян. — В воскресенье приду! — и он исчез в дверях.

Чем ближе к полудню подходило на другой день время, тем все возбужденнее становился Ян. Он то и дело взглядывал на синий клочок неба, чтобы определить положение невидного ему солнца, и прислушивался к шагам и голосам на улице. Письмо Маркони было еще с раннего утра сложено в самый малый размер и так засунуто за борт куртки, что в любую секунду одним незаметным движением его можно было извлечь оттуда.

Звякнули подковы коней и Ян вздрогнул. Лошади остановились около двери мастерской и на пороге показались, одетые в длинные голубое и вишневое платья, Габриэль и пожилая дама, уже известная Яну.

Бонавентури встретил их глубоким поклоном. Ян почувствовал, что он весь заливается заревом, и потупил глаза; записка мгновенно очутилась у него в руке. Гостьи поздоровались и Габриэль обвела взглядом работавших.

— А где же ваш помощник?.. — спросила она. — Тот, что принес вчера стакан — я хотела еще раз поблагодарить его за чудесную работу!

Ян поднял голову и увидал, что пухло–белое лицо Бо- навентури совсем расплылось от улыбки, а толстый палец с изумрудным перстнем устремлен на него.

— Как, это вы?!.. — с неподдельным участием воскликнула и даже всплеснула руками девушка. — Что с вами случилось?!..

— Это у него от излишней чувствительности, синьори- та!.. — ответил за него Бонавентури. — Очень растрогался вчера на проводах товарища!

Подмастерья тихо зафыркали.

— Надеюсь, что ничего более худого с вами не произошло?.. — сказала Габриэль. — Я принесла кольцо, которое хочу переделать… — она обратилась к хозяину и взяла сумочку, висевшую у нее сбоку. — Рассмотрите, пожалуйста, где бы можно было укрепить на нем наш герб?

Бонавентури подошел к самому окну и погрузился в соображения; Габриэль стала между ним и Яном, и Ян почувствовал напоминательный толчок; не поворачивая головы, он метнул глазами влево и вправо, и записка мгновенно переместилась в руку Габриэль.

Ювелир с увлечением принялся объяснять, что возможно сделать с драгоценностью; Габриэль согласилась со всеми его предложениями, оставила кольцо и расплатилась.

— Мерси!.. — с особым чувством произнесла она, простившись с Бонавентури и уходя из мастерской; Ян перехватил ее признательный взгляд, устремившийся на мгновенье на него, и понял, что это слово относилось исключительно к нему. Опять краска покрыла его щеки.

— Слышал, что я говорил? — обратился к нему Бонавентури, вернувшись с улицы, куда он проводил обеих дам.

— Слышал… — отозвался Ян.

— Так вот, держи — поручаю кольцо тебе!.. Смотри, не ударь лицом в грязь, да сделай мне сперва рисунок!

День прошел для молодого подмастерья, как в тумане: в душе его пели соловьи и в ушах все время звучало «мерси».

Падающих башен в Болонье было две. Они стояли на небольшой площади и были никем не обитаемы; на верхах их росла трава и кусты. Ходило предание, что за триста лет до описываемого времени черт выстроил их в одну ночь для заложившего ему душу рыцаря. Рыцарь в конце концов покаялся и, когда в условленное время черт явился за ним — обе башни оказались наполненными канониками, служившими мессы и сатана не мог проникнуть вовнутрь. Разыгралась страшная гроза и буря, и черт, видя, что добыча его ускользает, ухватил при блеске молнии башню за угол и хотел опрокинуть ее; она накренилась и черт заметил, что его жертвы в ней нет; он в бешенстве кинулся на другую; к счастью, в эту минуту запел петух и нечистая сила стремглав бросилась врассыпную. Рыцарь поступил в монастырь, а дьявольские постройки остались заброшенными и по ночам, случалось, люди видели в них огонь и слышали хохот и пение.

Около башен стояла городская виселица и понятно, что ни одна живая душа не показывалась ночью на этом страшном пустыре, поросшем бурьяном.

Как чуть не сплошь все в те времена, Луиджи хорохорился днем и трусил ночью; поэтому, чем ближе надвигались сумерки, тем все неспокойнее становилось у него на душе и он несколько раз выругал себя самым забористым образом за то, что ввязался в совершенно непонятную историю, могшую помимо страхов еще неблагоприятно отозваться и на его шее. Вечер наступил темный и бурный; барабанил дождь, время было пускаться в путь. Луиджи ощупал, на месте ли амулет, всегда висевший у него на шее, прицепил к боку стилет, набожно перекрестился несколько раз и вышел на улицу; сразу охватило дождем и ветром.

Луиджи закутался плотнее в плащ и зашагал в глубь города. Два раза впереди показывался движущийся свет и Луиджи прижимался к стене и застывал или же прятался за угол — проходили с фонарями сбиры или запоздавшие гуляки: встреча с теми и с другими была небезопасна.

На краю площади с падающими башнями Луиджи остановился; по спине его потек холодок.

— Ну куда ты, свинья, полез?!.. — тоскливо думал он; перед глазами у него встала траттория, полная тепла и света, с компанией собутыльников у камина. Он хотел повернуть назад, но преодолел себя, стиснул зубы и пустился по проклятому месту. Через десяток–другой шагов он наткнулся на какой–то столб — перед ним была виселица; он шарахнулся в сторону и завидел едва распознававшуюся во тьме склоненную башню.