Приключения поручика гвардии - Страница 15

Неожиданно размеренная корабельная жизнь была нарушена. А причиной тому стала обезьянка графа Воронцова, которая привела в негодность почти половину путевых записок Крузенштерна, залив их чернилами из бутыли, стоявшей то ли на письменном столе капитана, то ли возле него. Крузенштерн был взбешен, но ничего не мог поделать с графом, который был членом торговой комиссии и подчинялся лично камергеру Резанову.

– И как тебе нравится выходка графа? – еще с порога возбужденно воскликнул Фаддей Фаддеевич, буквально ворвавшись в каюту Андрея Петровича.

– Успокойся, Фаддей, это вовсе не выходка, а месть за унижение графского достоинства Воронцова, нанесенное Крузенштерном. Или ты уже забыл об инциденте, произошедшем между ними во время ужина перед расставанием шлюпов у Гавайских островов?

– Нет конечно. Но не много ли позволяет себе граф?

– Ровно столько, сколько позволил себе сам капитан. Мы с тобой, к сожалению, не относимся к титулованному дворянству, и потому не можем в полной мере оценить степень унижения, испытанного Воронцовым не только по отношению к себе, но и к своему роду.

– Похоже, что ты, Андрюша, поддерживаешь графа? – усмехнулся мичман.

– Безусловно. Я же не член команды шлюпа, безоговорочно боготворящей своего капитана. А Алексей Михайлович является неординарно мыслящим человеком, и Николай Петрович ценит его.

– Каждый кулик свое болото хвалит, – иронически усмехнулся Фаддей. – И что же теперь, по-твоему, будет с твоим титулованным любимцем?

– Да ничего особенного. Просто Резанов, как мне кажется, будет вынужден исключить его из торговой миссии. Только и всего, – пожал плечами Андрей.

– Все-таки неплохо, оказывается, быть аристократом, – улыбнулся мичман.

И друзья откровенно рассмеялись.

Уже при подходе к Камчатке Андрей Петрович перед своей вахтой поинтересовался у штурмана о предположительном времени визуального открытия ее берегов.

– Часа через полтора-два, – улыбаясь, ответил тот, понимая волнение вахтенного офицера. – В общем, как раз в вашу смену, Андрей Петрович. Желаю успеха!

От волнения он непрерывно мерил шагами мостик, пока не раздался долгожданный возглас с салинга:

– Вижу землю!

На верхнюю палубу высыпала вся команда шлюпа, а капитан и старший офицер поднялись на мостик.

– Поздравляю, Андрей Петрович! – Крузенштерн и сам еле сдерживал волнение.

– Спасибо, Иван Федорович! И вас так же! – глаза вахтенного офицера сияли.

Но впередсмотрящий увидел-то землю с салинга грот-мачты, в то время как даже с мостика ее еще не было видно. Все моряки застыли в ожидании. Но вот показалась вершина снежного конуса, от которого тянулся небольшой дымный шлейф, и палуба огласилась восторженными криками «ура!». Это была окраина их Отечества, хоть и отдаленная на многие тысячи верст от Центральной России.

Белоснежный конус вулкана рос на глазах, а затем рядом с ним появился конус другого, но несколько пониже, который имел странный вид. Видимо, в доисторические времена титанической силы взрыв, как ножом, наискось срезал его конус примерно на треть от вершины, а затем на этом месте вырос новый, но меньшей высоты и несколько уже старого.

– Корякская и Авачинская сопки, – доложил штурман на вопрос Крузенштерна. – Действующие вулканы.

А тем временем левее показалась цепь остроконечных вершин высоких гор, уходящая к югу. По мере приближения к ним они вырастали в темные зубчатые громады.

– Дикий, угрюмый край, – задумчиво промолвил Крузенштерн, вглядываясь в открывающуюся перед ними панораму. – Но и здесь живут русские люди! – с гордостью за свой народ добавил он. – И не только живут, но и обеспечивают связь с еще более далекой, лежащей на другом берегу Тихого океана Русской Америкой, куда держит путь наша славная «Нева».

Торжественность его слов, произнесенных уже громко, вызвала ликование моряков на верхней палубе.

При подходе к входу в Авачинскую губу управление судном взял на себя сам капитан. Справа, как бы охраняя его, из воды торчали в ряд три скалы наподобие хищных зубов гигантского дракона. Это были широко известные среди дальневосточных мореходов Три Брата, как бы символизирующие собой близость Петропавловской гавани.

Сама же Авачинская губа поразила своими размерами и изрезанностью берегов, покрытых лесами. Но не тропическими, а сосновыми и пихтовыми с вкраплениями дорогих русскому сердцу берез. Правда, не привычными для глаза раскидистыми среднерусскими, а каменными, ветви которых росли под углом исключительно вверх. Это был большой залив, надежно закрытый со всех сторон от бурных океанских вод. А на северо-западном его берегу виднелись дымки печных труб. Это и был долгожданный Петропавловск.

В 1740 году пакетботы «Святой апостол Петр» под командой Беринга и «Святой апостол Павел» под командой Чирикова[24], выйдя из Охотска с целью отыскания земель в Северо-Западной Америке, пересекли Охотское море и остановились на зимовку на Камчатке в удобной бухте Авачинской губы уже на побережье Тихого океана. Построенные моряками первые жилые помещения на ее берегу и положили начало Петропавловску, получившему свое название в честь этих кораблей.

Открытые ими острова, богатые морским зверем с драгоценными пушными шкурами, как магнитом, притянули промышленный люд и купцов, и Петропавловск превратился в их перевалочную базу. Он стал быстро расти, а когда были организованы русские поселения на землях Северо-Западной Америки, получивших название Русская Америка, превратился в город.

Правда, к тому времени, когда «Надежда» стала на якорь в Петропавловской гавани, в нем насчитывалось с полсотни домов и три казенных строения, но для этих столь далеких мест это было довольно крупным селением. А главное, здесь звучала русская речь, здесь жили русские люди, хотя и с преобладанием мужского населения. Это была Россия!

Прежде всего приступили к выгрузке на берег товаров, присланных для Камчатки Российско-Американской компанией, на что потребовалось около двух месяцев. А уж затем приступили к починке снастей и парусов, сильно потрепавшихся за время столь длительного плавания.

Пока шли эти хозяйственные работы, Крузенштерн по совету местных жителей решил отправить на баркасе партию матросов для заготовки черемши, радикальнейшего средства против цинги, свирепствовавшей в северной части Тихого океана. Возглавить эту группу он поручил Андрею Петровичу и Григорию Ивановичу.

Изучая книгу Крашенинникова, Андрей Петрович запомнил, что у речки Паратунки, впадающей в Авачинскую губу у ее южного берега, имеется большое количество горячих источников с целебной водой. Там же по склонам холмов среди редкого кустарника произрастает и черемша. Григорий Иванович с энтузиазмом натуралиста воспринял эту информацию, и баркас взял курс на устье реки Паратунки.

И действительно, чуть поднявшись вверх по ее течению, они обнаружили сразу несколько горячих источников. Григорий Иванович тут же принялся за их описание, измеряя температуру воды, а Андрей Петрович выбрал больший из них и приказал матросам в удобном месте соорудить запруду. Когда же она была готова, то образовалась небольшая купель, в которой после заполнения ее водой можно было принимать ванну по крайней мере двум человекам одновременно.

Первыми, разумеется, раздевшись до гола, в нее забрались Андрей Петрович с Григорием Ивановичем. Это было истинным наслаждением! Горячая, но в меру, вода ласкала тело, вызывая самые приятные ощущения.

– Андрей Петрович, только ради этого блаженства стоило отправиться в столь дальнее путешествие на Камчатку. Какой благодатный край! – восхищался натуралист. – Да разве с этим чудом могут сравниться столь модные европейские источники?

– Я там, к сожалению, не был, но, как мне кажется, большего блаженства получить нигде не возможно.