Приключения на Лесной улице - Страница 4
— Там ли? — усомнился Ганя.
— Там, там. Ты же помнишь: квартиру они не трогают. Успеем вернуться…
Я сказал: «они». Но кто «они», я не знал. И не знал даже, почему я так сказал. Ну, сказал и сказал, нечего к словам придираться! Для меня в тот момент казалось более важным внезапно появившееся чувство охоты, когда забываешь об опасности (возможной!), когда рвешься в неведомое не оглядываясь, не осторожничая. Я знал за собой грешок: отмахиваться от реальности, когда подворачивается стоящее дело, помнить только о нем. Дело у нас впереди было явно стоящим, тут уж я голову прозакладывал…
— А если не сможем вернуться? — все еще сомневался Ганя.
— Что ты предлагаешь?
— Не знаю… Ну, подождать…
— Эх ты, физик! Ты же сам говорил: ученый должен быть бесстрашным и решительным. По-твоему, лучше бесстрашно сидеть у окна и решительно смотреть на улицу, так, что ли?
— Да ладно, — сказал Ганя, — пошутить нельзя…
— Шути осторожнее. — Я неторопливо пошел по пыльной дороге.
Ганя шел сзади и вздыхал: ему очень не хотелось уходить от дома.
Но понятие «дом» растяжимо: мы-то уходили от чужого особнячка, где лишь заоконные атрибуты напоминали о чем-то знакомом.
Мы шли по улице, и пыль от наших шагов висела в нагретом воздухе, медленно и неохотно опускаясь на землю. Жара стояла страшная: что-нибудь под сорок. А в нормальной Москве на нормальной Лесной улице градусник показывал нормальные двадцать пять. Ветер, похоже, сюда и не залетал: пыль лежала перед нами девственно-ровно, а на верандах, на крышах, на ступеньках ее не было, и листья гигантских дубов блестели, словно вымытые недавним дождем.
Мы пытались стучать в двери, пытались открыть окна, но неведомые замки оказались надежными, а вокруг не было даже палки, чтобы подцепить ставни, вырвать язычок замка, заглянуть внутрь: что там? Мы кричали, аукались, но даже эхо не отвечало нам: звук рождался и гас, будто воздух здесь играл роль звукопротектора.
Дома стояли строго друг против друга: восемь — по левую сторону, восемь — по правую. Наш — все-таки наш! — замыкал улицу с одного конца, за ним начинался лес. С другого — ее заканчивал такой же особнячок, отчего эти восемнадцать домов вместе составляли некое каре. Я не очень понимал замысел неведомого архитектора: такая планировка затрудняла дальнейшее развитие поселка.
Я невольно улыбнулся: привычная логика? Думаю об архитекторе, о развитии поселка — это естественно. А здесь нет жителей даже в этих домах, так куда же еще развиваться? И для чего тогда построено это каре?
Ответ напрашивался такой, что его не хотелось произносить вслух: Ганя засмеет, скажет, что я начитался плохих фантастических рассказов. И будет прав. В самом деле, не для нас же посадили эти жилые грибы — нелепая версия, отбросить ее, забыть!
Версия и вправду оставляла желать лучшего. Мало того, что сам поселок казался бредом сумасшедшего, так я еще дополнял сей бред совсем уже фантастическими подробностями. Предположим — а это вполне возможный вариант, — мы попали в смежное пространство-время. Гипотеза, конечно, малореальная, но реальность кончилась вместе с дождем. Потом началась фантастика, а ее и должно объяснять фантастически.
Итак, смежный мир. Или даже не смежный — дальний, чужой. В конце концов, расстояние особой роли не играет, да и кто знает, как здесь измерять расстояния. Может быть и другое: мы находимся на другой планете, в другой галактике, а дождь-«занавеска» плюс окно моей квартиры — дырка в Пространстве, неизвестно кем и зачем просверленная. Вариантов много, а ясно одно: это не Земля. Вернее, не наша Земля.
Но для смежного мира здесь тоже кое-чего не хватает. Прежде всего обитателей. Так сказать, сапиенсов. Иначе кто же построил этот поселок? И, судя по всему, эти обитатели должны быть гуманоидами, а точнее, просто людьми. Ибо только люди могут жить в людских домах: архитектура-то вполне земная. Вот это меня и заставляло принять гипотезу смежного, земного, а не внегалактического мира: я не был антропоцентристом и не верил, что разумная жизнь во Вселенной повторяет нашу.
Как моя квартира соединилась с соседним миром, меня сейчас не очень интересовало. Мне хотелось понять, почему все-таки поселок пуст.
— Почему здесь никого нет? — Ганя словно подслушал мои мысли.
— Где здесь? — Вопрос провокационный, но необходимый: что парень думает о нашем путешествии?
— Как где? В поселке.
— А что это за поселок?
— Не знаю… — Ганя пожал плечами. — Похоже на среднеевропейский пейзаж.
Еще один вариант — попроще и менее фантастичный. Но все-таки:
— Из Москвы в Европу через окно?
— А что особенного? Нуль-переход.
— Нуль-переход — прерогатива фантастов. А ты у нас серьезный ученый.
— Нуль-переход — уже прерогатива серьезных ученых, — обиженно отпарировал Ганя, — пока, правда, на уровне домыслов…
— И кто же его устроил, этот нуль-переход?
— Откуда я знаю? Может, кто-то ставит опыт. В МГУ, например.
— И объектом для опыта выбрал мое окно? Вероятность такого события практически равна чему?
— Нулю, — мрачно признал Ганя. — А как еще объяснить эту бредятину?
Я поделился с ним своими соображениями. Ганя внимательно слушал, иногда усмехался, а потом сказал:
— Бросайте журналистику. Идите в фантасты: у вас получится.
Я обозлился. Меня всегда раздражали самоуверенные молодые люди, признающие лишь то, что укладывается в их рационалистические мозги. Великий принцип «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» господствует над их разумом, не позволяя усомниться в незыблемости мира. Их мира, естественно. А он помещается в данном случае в непрочных корочках учебника физики. Ай да Ганя! Я-то считал его сумасбродом и фантазером (полезные качества для ученого), а он мгновенно заглох, столкнувшись с неведомым и непонятным.
— Пошли дальше, — сказал я сердито. — В последнем доме открыто окно.
В доме, замыкавшем улицу, было действительно открыто окно. Кто его распахнул? Обитатели дома или «святой дух»? В царстве сказки оба варианта вполне возможны. Я даже не стал строить догадки. Зачем? Проще подойти и заглянуть в него: вдруг да и увидим хоть какое-то объяснение.