Приключения машины - Страница 3

На экранах заиграли радужные рыбки зарослей. Движущаяся машина пугала их, к застрявшей они подплывали без страха.

Но вот рыбки метнулись и исчезли. Машина давала задний ход. Да, это было удачно.

И снова машина действует правильно. Рывок. Мотор работает энергичнее, лопасти шлепают по воде… И вот уже подводный лес плывет под гусеницами. Машина обходит его поверху, перескакивает, как через скалистый барьер.

За подводным лесом дно заметно пошло под уклон. Это показывали и светящиеся цифры и цвет воды. Она становилась все темнее, как будто в ней разводили синюю краску. Золотисто-зеленый цвет сменился густой плотной изумрудной зеленью, зелень постепенно пропиталась синевой – прозрачной, чистой, как небо в сумерки. Потом в синеве проявились фиолетовые тени – машина перешла в область подводного вечера.

Остались позади многокрасочные леса, луга, скалы, обросшие подводной живностью. Теперь машина шла по голому дну – то песчаному, то каменистому. Попадались и крабы, и губки, и актинии, верхом на раках, и моллюски… но уже не колониями, а в одиночку. Зрелище становилось однообразным, утомительным. Гости начали позевывать, зато на лице Ходорова сияла торжествующая улыбка. Впрочем, он имел право торжествовать. Машина сдала экзамен на "отлично".

Но вдруг улыбка исчезла, уголки рта опустились, глаза забегали растерянно…

Я посмотрел на экран. Прямо на нас из синей тьмы глядели выпученные глаза, почти человеческие, со зрачком, хрусталиком, радужной оболочкой, только очень уж холодные, жестоко-бесстрастные. А под этими разумными глазами торчал громадный черный клюв.

– Спрут?

– Нет, кальмар.

– И какой громадный. Гораздо больше нашей машины.

Действительно, шупальцы виднелись на всех экранах: верхнем, заднем и боковых. Они походили на толстые темные канаты, а присоски были с чайное блюдце. На каждом экране умещались три-четыре присоска. Кальмар держал нашу машину в объятиях и подтягивал к жадно раскрытому клюву. И нам показалось, что и наша комната движется к этой страшной пасти.

Женщина-гидролог взвизгнула и закрыла лицо руками. Сознаюсь, и мне стало не по себе, когда я увидел глаза впереди, а кончики щупальцев за спиной. Послышались взволнованные голоса:

– Какое страшилище!

– Неужели кальмар сильнее машины?

– А зачем ему машина? Ведь она несъедобная.

– Алексей Дмитриевич, неужели вы не предусмотрели ничего?

На Ходорова жалко было смотреть. Он беспомощно оглядывался, смотрел то на правый экран, то на левый…

– Это же не водоросли! – вырвалось у него. Трагическая битва под водой была основана на чудовищном недоразумении. Кальмар не понимал, что машина не съедобна. Он хватал все движущееся и, как ребенок, тащил прямо в рот. В свою очередь, и машина не понимала, что в ее глазах – экранах отражается живой противник. Она действовала по программе "борьба с гибким препятствием" – стояла на месте и стригла ножницами.

А страшный клюв все приближался. Сколько же кальмар наломает, напортит, прежде чем до него дойдет, что это все ненужный ему металл.

Как и в подводном лесу, некоторое время спустя машина дала задний ход, а затем сделала рывок для всплытия. Но ее маломощный двигатель не мог пересилить упругих мускулов кальмара. Кальмар чуть-чуть вытянулся, но по-прежнему крепко держался двумя щупальцами за скалу, а прочими тащил машину к себе.

– Алексей Дмитриевич, сделайте же что-нибудь. Неужели нельзя увеличить скорость?

Но здесь неразумный кальмар совершил ошибку. Своим длинным щупальцем он ухватился за крутящийся вал. Мгновение, и кончик щупальца был прихвачен шестернями. Кальмар побурел от ярости, рванулся, чуть не опрокинул машину и ударил клювом куда-то под экран. Мелькнула ослепительная вспышка. Мы вздрогнули, отшатнулись, невольно зажмурившись.. И когда открыли глаза, на всех экранах было черно.

– Что случилось? Испорчен передатчик?

Но Ходоров довольно улыбался:

– Ничего страшного. Кальмар испугался разряда и выпустил чернила. Теперь удирает в свою пещеру.

Все вздохнули с облегчением, разом заговорили, делясь впечатлениями. Казакова-гидролог смеялась. Сысоев держал за пуговицу изобретателя и убеждал его:

– Вы должны предусмотреть какие-нибудь средства против таких нападений.

– Но мы предусмотрели электрический разряд, – оправдывался Ходоров.

– А почему он так запоздал?

– Это же машина, она не соображает. Пока кальмар держал ее, она исполняла программу: "Борьба с водорослями". А когда, он стал грызть, последовал защитный разряд по программе "Борьба с хищником".

– Но ведь она видела, что это не водоросли.

– К сожалению, это только мы видели. Машина не видит, она лишь отражает… как зеркало.

– Надо предусмотреть, чтобы машина видела, – упорствовал Сысоев.

СПУСК продолжался. Светящиеся цифры оповещали, что машина побивает один рекорд за другим. Далеко позади остались рекорды ныряльщиков за жемчугом, рекорды водолазного колокола, подводных лодок, водолазов в жестком скафандре. На 200-метровой глубине в темно-синей воде еще плавали черные силуэты водорослей. Но когда они попадали в луч прожектора, оказывалось, что водоросли эти не черные, а красные. Красные лучи не доходили сюда с поверхности, поэтому красный цвет был здесь защитным. Мы видели багровые заросли в темно-синей воде и алые стайки рачков над ними.

Вечерняя синева вскоре сменилась фиолетово-серой тьмой, потом угольной чернотой запертого погреба. Прожекторы светили под гусеницы. Навстречу плыло однообразное голое дно – то илистое, то песчаное. Мелькали створки моллюсков, сидячие черви со щупальцами, голотурии, похожие на мешочки, морские ежи с прямыми твердыми иглами. На ходу трудно было рассмотреть всю эту мелочь, и мы не разделяли восторгов биологов, которые то и дело щелкали фотоаппаратами, выкрикивая латинские названия.

Цифры дошли до 650, затем начали уменьшаться. Теперь машина шла вверх, взбираясь на подводный хребет Витязя, открытый не так давно – в 1949 году – океанографическим судном "Витязь".

На глубине 500 метров машина остановилась.

– Ну теперь дошла очередь и до вас, товарищи геологи, – обратился к нам Ходоров. – Наблюдайте. Здесь первая станция. По программе бурим для вас колонку.

Как только машина остановилась и погасила свет, океанская тьма ожила. Так бывает и на земле. Пока сидишь в комнате, кажется, только и свету, что от настольной лампы, а снаружи все черным-черно. А выйдешь, и тьма расчленяется. Различаешь и мерцающие звезды, и ясные планеты, и прозрачное сияние Млечного пути, голубоватую тьму неба, стеклянный блеск реки, вспыхивающие искры светлячков, причудливые силуэты деревьев.

Итак, когда погасли прожекторы, подвижные цветные созвездия окружили машину. Мелькнула подводная Кассиопея – рыба с пятью голубыми пятнами в виде буквы "М". Проплыло что-то вроде океанского парохода – более крупная рыба со светящимися желтыми точками на боковой линии, напоминающими огоньки кают. Осмелевшие обитатели глубин тыкались мордами в экран. У одних светились глаза, у других плавники или оскаленные зубы. Проплыла огромная пасть на махоньком вертлявом тельце, плыли рыбы, круглые, как шар, и плоские, словно платок, с развевающимися плавниками, как бы разорванными на лохмотья, – существа, с нашей сухопутной точки зрения, невероятные. Но здесь на глубине иные законы – однородная среда, вечное спокойствие, и не столь нужны обтекаемая форма и крепкие мускулы, без которых не уцелеешь на бурной поверхности, среди волн.

Мы видели также хаулиода – живоглота, который способен заглатывать рыб, в три раза больших, чем он сам, надеваясь на них, как перчатка. Видели глубоководного удильщика со светящейся приманкой над головой. Рыба эта таскает на своей спине приросшего мужа, чтобы не потерять его в темных глубинах.

Но пусть о рыбах расскажут ихтиологи. Они были рядом с нами в той же комнате, записывали, снимали, делали зарисовки, спорили о семействах, родах и видах. У нас с Сысоевым были свои переживания. Зажегся свет на одном из продолговатых экранов, и мы увидели ползущую снизу вверх колонку – пробу грунта.