Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов) - Страница 25

Тетке Анисье не понравилось. Улыбка пропала, глаза забегали.

— Так там ведь что осталось, Саввушка, — начала она тоненьким голоском.

— Налей, сказано!

И она, больше не говоря ни слова, поплыла во двор.

— Сирота она, нелегко жилось, понять ее надо. — Савелию Кузьмичу, видно, было неловко передо мной. — А так она не, жадная, гостям завсегда рада.

Я решил его успокоить.

— Ничего, Савелий Кузьмич, у нас дома тоже так. Папа купит для нас с Катькой конфеты, а мама прячет и выдает по одной, по две штуки. Но мы все равно потом находим. Мама жалуется папе, он нас ругает, а глаза веселые.

Он молчал, смотрел в окно и думал о чем-то другом. Я проследил за его взглядом. За забором, в своем саду, возился возле яблони Николай Сидорович.

— Его оштрафовали совсем за другое, — сказал я. — Помните, вы нам говорили?

И выложил, как было на самом деле с фальшивой фотокарточкой.

— Он же не из-за длинного рубля — просто помочь хотел человеку. А ему сразу штраф!

— Бог с ним! — Савелий Кузьмич протяжно зевнул; история соседа, видимо, его не очень интересовала. — Поднялся сегодня чуть свет, на сон меня тянет.

Я торопливо встал:

— Пойду!

— Обожди. Анисья меду принесет, тогда пойдешь. — Он ковырял спичкой в зубах. — Длинный рубль… И отчего только такое слово пошло? Не оттого ли, что длинно и трудно, ох и трудно его зарабатывать, так — нет?

— Что вы! Совсем наоборот! Длинный рубль — когда зарабатывают легко и быстро. Спекулянты например.

— А ты откуда знаешь, как они легко зарабатывают? Пробовал разве?

Я сразу начал потеть.

Савелий Кузьмич случайно попал в самую шляпку гвоздя. Был в моей биографии такой позорный эпизод. Однажды зимой в нашем магазине стали продавать дрожжи. Давали всего по две пачки, а до этого их долго не было. Сразу выстроилась большая очередь. Одна тетка, в валенках, в платке, заскочила во двор, собрала мальчишек и спросила:

— Кто хочет заработать на мороженое?

Никто не отказался. Тогда она велела нам бежать в магазин и занять очередь за дрожжами. Мы честно выстояли и получили от нее по пять копеек. Встали по второму разу, по третьему…

Я пробыл в магазине три часа, опоздал на обед, зато принес домой двадцать две копейки — три истратил на газ-воду: в магазине было жарко, очень пить захотелось. Я был горд и счастлив своим первым заработком. И страшно удивился, когда мама, узнав, как я его получил, вдруг рассердилась и потащила меня в магазин искать ту тетку. Конечно, мы ее не нашли. Мама наказала меня, оставила без сладкого и без телевизора. А поздно вечером вернулся о работы папа и разъяснил, что все мы стали пособниками спекулянтов.

Двадцать две копейки жгли мне руку, и я не знал, что с ними делать. Выбрасывать — жалко, такие большие деньги, а купить что-нибудь на них не позволяла совесть. Тогда я купил леденцов и подарил Катьке, а потом выпросил половину — ведь леденцы уже были ее.

Понятное дело, я не мог рассказать Савелию Кузьмичу эту историю — что бы он про меня подумал? Я молчал и потел.

Савелий Кузьмич ковырнул спичкой в последний раз, сунул обратно в коробок:

— Люди болтают, а ты повторяешь вслед, не подумав, так — нет? У всех трудная жизнь: и у волков и у зайцев. Никому ничего легко не дается, только если в денежную лотерею выиграть. Но такой выигрыш один на мильён, на него расчет плохой. Жалеть людей надо, жалеть, а не осуждать, если они за доброе дело деньги берут, В тайности или в явности — все равно.

Савелий Кузьмич опять смотрел через окно в соседский сад. Я вертелся на стуле юлой. Получалось так, что он выговаривает мне. Вроде я осуждаю Яскажука.

Вернулась тетка Анисья.

— Вот! — она поставила на скамью неполно налитую банку. — Все со дна соскребла. До самой до последней капельки.

— Будет! — оборвал ее Савелий Кузьмич. — Бери, сынок.

— А наконечник стрелы? — напомнил я.

— Ох, в сарае оставил. В другой раз придется, так — нет?

— Лучше сейчас. — Я топтался на пороге с липкой банкой в, руках.

— Так уж он тебе нужен — умрешь без него!

— Не мне — дяде Володе.

— Пойдем, что с тобой делать.

Он проводил меня от сарая к самой калитке и все держал наконечник в руке, не отдавал.

— Знаете что, я только покажу дяде Володе, и сразу принесу обратно, — великодушно предложил я.

— Ладно уж, можешь не приносить. — Савелий Кузьмич протянул мне наконечник.

— Спасибо! — Я припустил вдоль улицы.

— Не забудь сказать, что на Стремянке найден! — крикнул он мне вслед. — Четыре года тому.

— Скажу…

Щедрые дары Савелия Кузьмича произвели в лагере впечатление. Особенно мед.

— Живем, братва! — заплясал Слава, выхватив банку у меня из рук. — Позавчера огурцы, вчера молоко, сегодня — мед.

— Все на подачках, — мрачно сказал Боря. — А завхоз что закупил? Ведь теперь деньги есть.

Миша изрек важно:

— Ведутся переговоры.

— С кем? — недоверчиво спросил Боря.

— С постановщиками. И вообще, посторонних это не касается. Ешь мед да помалкивай!

А вот дядю Володю больше заинтересовал не мед, а наконечник стрелы. Он положил его рядом с найденными сегодня на раскопках и долго стоял в раздумье, сравнивая.

— Точно такой же! — ликовал я. — Смотрите, четыре отверстия и сделаны так же.

— На Стремянке, говоришь?

— Это не я, это он говорит.

— На Стремянке… Гм!

— Опять загадка истории? — спросил я.

— Пожалуй, из другой области, — отозвался он не совсем понятно.

От ужина я отказался — глаза мои не смотрели ни на картофельное пюре, ни даже на мед.

Только все поднялись из-за стола, и дежурные принялись за мытье посуды, прибежал Сашка.

— Эх! — воскликнул я с сожалением. — Если бы на пять минут раньше, я бы тебе свою порцию меда отдал. А так ее на всех разделили.

Он нетерпеливо шевельнул плечом: нужен мне твой мед, есть дела поважнее!

Я сказал дяде Володе, что пойду с Сашкой на речку.

— Ну и нырнешь с таким каменным пузом.

— Мы только посидим на бережку.

— Ой, боюсь! — Он смотрел на меня с сомнением.

— Дядя Володя, вы мне доверяете?

— Как себе самому.

— Тогда я пойду.

— Если поставлен ребром вопрос о доверии, то иди…

Мы отошли от лагеря, и тут Сашка меня удивил:

— На речку не пойдем, — объявил он нормальным человеческим голосом.

Я даже споткнулся от неожиданности.

— Ты… ты заговорил? А как же эксперимент?

— Отложим на день.

— Почему вдруг? — Я совсем забыл о предстоящем походе на Чертов курган.

— А как мы с тобой завтра ночью объясняться будем? Темно ведь, ничего не напишешь и не прочитаешь.

— А сейчас куда мы?

— На рекогносцировку.

Это слово я знал из книг о войне. Командиры, прежде чем начать бой, обследовали местность, посылали разведку. Вот и мы с Сашкой теперь как перед боем. Здорово!

Сашка сбегал домой, принес какой-то сверток.

— Что там?

— Угощение.

— Кому?

— Одному другу тут, — уклонился он от ответа и почему-то улыбнулся.

Я понял. Для меня припас что-то вкусное. Есть мне совершенно не хотелось, даже если бы в свертке была моя любимая подсолнечная халва. Но, чтобы не обидеть Сашку, я решил: если халва — съем. Соберусь с силами и съем.

Мне не пришлось собираться с силами. Угощение предназначалось вовсе не для меня.

— Внимание! — поднял руку Сашка. — На горизонте замок злой волшебницы Полины. Сейчас в бой против нас вступит семиглавый огнедышащий дракон.

Волк кидался на забор с таким остервенением, что вполне мог сойти за дракона, не хватало только еще шести голов. Сашка остановился напротив него и развернул сверток.

Там оказалось сырое мясо, нарезанное маленькими кусочками.

Первый кусок угодил прямо в раскрытую огнедышащую пасть. Волк поперхнулся, сглотнул и ошалело уставился на нас. Сашка бросил ему еще, еще…

Через минуту Волк, умильно улыбаясь и скуля, выпрашивал лакомые кусочки. Злая волшебница лишилась своего преданного слуги.