Приключения 1970 - Страница 88
Ушел тот, что без гармошки. Вернулся быстро. Вода капала из фуражки, желтая, с искорками. И пальцы у мужчины были мокрыми. Значит, колодец был неглубоким, и, черпая фуражкой воду, он замочил руки.
Седоволосый плеснул прямо в лицо Сгорихате. И Микола очнулся. Он дышал тяжело, хрипло. Но все же сделал попытку встать. Мы подхватили его. И поставили на ноги.
— Товарищи, — сказал Сгорихата.
Он умолк, словно забыл следующее слово.
— Вас успели предупредить, что явка на Святославской недействительна? — спросил седоволосый.
— Все же кто вы? — вопросом на вопрос ответил я.
— Странно… Откуда же вы знаете пароль?
— Я не знаю никакого пароля.
— Он говорит правду, — подтвердил Микола. — Пароль знаю я. Кравец был послан за мной вдогонку, чтобы предупредить о проваленной явке.
— Мы вторые сутки держим Святославскую улицу под наблюдением с этой же целью, — сказал седоволосый.
— Если не ошибаюсь, вы товарищ Матвей, — Сгорихата сейчас дышал спокойнее. — Коваленко мне рассказывал, как вы бастовали на Путиловском… И про шрам…
Матвей усмехнулся:
— Этим шрамом царская охранка меня на всю жизнь пометила.
Слушая их разговор, я изумлялся. Причем изумление мое не было вызвано приливом восторга. Наоборот, я не очень доверял этому Матвею. И боялся, что из-за потери крови Сгорихата утратил бдительность. И теперь выбалтывает военные тайны первым встречным, быть может, подосланным тем самым капитаном Димовым, которому мы должны устроить неприятности в жизни и помешать отбыть к турецким берегам.
— Нужно поскорее уходить отсюда, — сказал Матвей.
— Правильно, — согласился я. — Но прежде я должен поговорить с Миколой с глазу на глаз.
Ответ мой как снег на голову. Правда, никакого замешательства. Но молчание неловкое. Наконец, Сгорихата:
— Говори. Здесь все свои хлопцы.
— Нет, — заупрямился я. — Хочу напрямки.
— Хорошо, — сказал Матвей. — Только побыстрее.
Они ушли. Далеко ли? Угадать трудно. Потому как кругом пустые бочки.
— Слушай, Микола, — начал я. — Смотри на мой палец. Он у тебя в глазах не двоится? А меня ты хорошо видишь? Бороды, усов на моем лице нет?
— Я хорошо тебя вижу. И лицо твое бритое. И палец не двоится.
— Тогда какого же черта ты раскрываешься перед первым встречным-поперечным?
— Они знают пароль.
— Но ведь явка…
— Я же говорил, Коваленко дал мне два пароля. Первый — явочный. Второй — для связи с подпольной партийной организацией. Он показывал мне фотографию товарища Матвея. Рассказал о приметах…
— А если Матвей переметнулся?
— Говори, да не заговаривайся. Они с Коваленко друзья. Большевики-путиловцы. А здесь, в Туапсе, Матвей — член городского подпольного комитета.
— Между прочим, — сказал я. — Эта женщина, которая появилась перед нами и исчезла, словно видение, сегодня в полдень целилась в меня из пистолета. А покойный отец ее — владелец городской бани.
Рукавом ватника Сгорихата вытер пот с лица. Было ясно, что силы Миколы иссякают.
— Товарищи, — позвал он.
Когда нас опять стало пятеро, Микола сказал:
— Вы правы. Нужно убираться отсюда.
— Но вначале сделать Миколе перевязку, — заметил я.
Нет, во мне еще не было полной уверенности, что мы действительно повстречали друзей. Но если это враги, то, значит, мы влипли крепко. И здесь уж, кажется, ничего не поделаешь.
8
Стук в дверь… Есть в нем что-то похожее на кошку — такой же вкрадчивый. Крыша тенью окутывает маленькое крыльцо, и, хотя двор и улица освещены лунным светом, мы плохо видим Матвея, стоящего перед дверью.
Собаки не лают. Вернее, лают, но где-то далеко, на горе, а может быть, и за горою. На этой улице тихо, вот только стук в дверь. Он беспокоит меня. Настораживает. Я сжался, точно для прыжка. Что ждет нас за дверью?
Обстановка такая: Матвей на крыльце. Мы все на улице, за забором. Двое поддерживают Миколу. А я стою у них за спинами, шагах в трех. По правую руку от меня Клавдия Ивановна.
Если в доме засада, я, возможно, сумел бы убежать, но не бросать же в беде Сгорихату…
Кто-то отворил дверь. И Матвей с кем-то шепчется. О чем?..
Я еще не рассказал, почему мы здесь. Когда за бочками они перевязывали Сгорихату, то, увидев, сколько крови он потерял, решили, что его надо обязательно показать врачу. У них был надежный врач, которого они называли Илья Ильич. Пустыми переулками, дворами мы пробрались к его дому.
Клавдия Ивановна смотрит на меня с улыбкой. У нее очень добрый, располагающий взгляд. И я бы, конечно, верил ей, если бы у меня отшибло память и я забыл бы, как она держала в руке пистолет. И в глазах ее не было ничего, кроме холода.
Спускается с крыльца Матвей. Товарищ ли он? Луна украсила его голову серебром, и он сейчас не очень похож на старого путиловского рабочего.
Эх, было бы оружие!
— Они мобилизовали всех городских врачей, — говорит Матвей.
— Мой доктор не мобилизован, — возражает Клавдия Ивановна.
— Что же он за доктор?
— Возможно, дантист.
— Пусть так, — решает Матвей. — Все равно медик. Он сможет обработать рану. И даст таблеток.
— А можно ему довериться? — спрашиваю я. — Не выдаст?
— Не позволим, — отвечает Матвей. И достает из кармана револьвер. — Кстати, у вас есть оружие?
— Нет, — признаюсь я.
— Возьмите. Пригодится.
Сжав рукоятку увесистого револьвера, я не просто почувствовал себя увереннее, меня покинуло, если так можно сказать, чувство неполного доверия к этим повстречавшим нас людям.
— Предстоит миновать опасный район. Будем следовать так. Мы четверо впереди. Клава и Кравец сзади. Идите медленно под ручку. Воркуйте о чем-нибудь. В случае опасности Семен заиграет на гармошке…
Робость охватила меня. Уж лучше с парочкой деникинцев повстречаться, разрядить в них револьвер. И дело с концом… А тут под ручку топать с избалованной девицей.
Мы почти одного роста? Нет. Это прическа у нее высокая. А плечами она пониже меня. И одеколона, чувствую, не пожалела. Виноват, духов.
— Кравец, согните руку в локте. Я сама возьму вас. Так будет удобнее.
Я сгибаю руку, но, оказывается, не ту. Нужно левую, а я согнул правую.
Нежные у нее пальцы. Интересно, у всех женщин вот такие нежные, теплые руки? И походка легкая.
— Так дело не пойдет, Кравец, — капризно произносит она. И добавляет назидательно: — Давайте идти в ногу.
— Как в строю?
— Верно. Только не печатая шаг.
— Это можно, — говорю я. — Это раз плюнуть…
— Кравец, на вас форма! Разве можно отпускать такие выражения в присутствии девушки!
— Забылся.
— Сегодня в полдень вы вели себя приличнее.
— Может, вам так показалось… Теперь-то вы знаете, что я не офицер.
— Все равно. Прежде чем произнести слово, неплохо и подумать.
— Вам нужно служить учительницей.
— Уже лучше… Свою мысль о том, что я люблю поучать друзей, вы подали как вполне светский человек.
Неожиданно впереди грохнул выстрел. Кто-то страшно и громко закричал: «Держи!», выругался. По улице навстречу нам, догоняя свои тени, бежали люди.
Торопливо заиграла гармошка. Я видел, наши ребята подались влево, уступая кому-то дорогу. Клавдия Ивановна увлекла меня к забору. И, обняв за плечи, прижалась щека к щеке. Требовательно прошептала:
— Не стойте как истукан. Обнимите меня.
Это было сказано кстати. Мимо нас пробежал казак с узлом за спиной. Его преследовали два офицера-пехотинца. Один из них был капитаном, погоны другого я не разглядел. Офицеры на ходу стреляли из пистолетов. Возле нас капитан остановился, прицелился. И казак рухнул на землю…
Тот, второй, подобрал узел, выстрелил в лежащего. Потом он подошел к капитану, кивком указал в нашу сторону.
Капитан был пьян. Приблизившись к забору, он уставился на нас.
Клавдия Ивановна по-прежнему обнимала меня. Я опустил руку в карман, где лежал револьвер. Но мне еще нужно было достать оружие, а мой противник держал его в руке. Наконец, тщательно и с усилием произнося слова, как это делают изрядно выпившие люди, капитан спросил: