Приключения 1964 - Страница 5

Кочергину некуда было спешить, и утром он долго чаевничал у костра. За ночь небо очистилось от войлочных облаков, день обещал быть ясным и безветренным.

К восходу солнца сильно приморозило. В тайге стояла та чуткая звонкая тишина, когда далеко бывает слышен даже звук упавшей шишки. Березы и осины давно сбросили листву, тайга посветлела и как бы поредела. Высокие травы полегли, покрылись инеем и похрустывали под сапогами, как хрустит пересохшая солома.

Собравшись в дорогу и тщательно затушив ещё тлеющую нодью, Егор начал спускаться к устью ручья. Едва он прошел сотню шагов, как наткнулся на свежее кострище. Дня три, может быть, четыре назад здесь кто-то ночевал. Скорее всего — четыре. Тогда шел дождь, и путнику пришлось делать над своей постелью маленький навес из пихтовых лапок. Но кто это мог быть? Охотники из их колхоза ушли в другую сторону; сюда, к реке, направился один он, Кочергин. Кто-нибудь из проплывавших по реке?

Егор пробрался сквозь частый мелкий ельник к самому устью и удивленно присвистнул. Перед ним лежала наполовину вытянутая на камни голубая лодка. От высоко поднятого носа к вбитому в землю колу тянулась длинная цепь. Корму залила вода. Сквозь неё был виден пролом в днище — одна доска сломалась пополам от сильного удара снизу. Это была моторка, но двигателя на ней не оказалось.

Взглядом знатока Кочергин определил: подручными средствами суденышко не наладить. Это понял, конечно, и хозяин лодки. После того как на перекате произошла авария, неизвестный путешественник прибился к берегу и, убедившись, что дальнейшее плавание невозможно, лодку надежно привязал, а мотор снял. Но куда он его упрятал?

Егор стал приглядываться к следам. Влажный песок был истоптан вокруг сапогами с рубчатыми подошвами.

Кожимитовые рубчики наполовину стерлись, видимо человек немало походил по тайге. Там, где подъем на яр был менее крут, виднелось подобие тропки: путник прошел здесь несколько раз.

Кочергин поднялся на яр.

Он не ошибся. У большого, вросшего в землю камня виднелась разрытая и снова старательно притоптанная рубчатыми подошвами земля.

Кочергин расковырял мерзлую корку, и скоро конец ножа звякнул о металл. Раскопав отверстие шире, он увидел часть засыпанного землей мотора.

«Молодец! — мысленно одобрил Егор неизвестного путника. — Позаботился о лодке и о моторе. Только не до конца додумал. Мотор-то сохранится, а лодку весной унесет. Вместе со льдом…»

Заровняв землю, Кочергин спустился под яр, подергал лодку за цепь. Нет, одному не втянуть. И оставить нельзя. Унесет…

Подумав, он отошел в сторону, свалил стройную молодую пихту, очистил ствол от веток и разрубил на несколько частей. Разложив катки перед лодкой, Егор перекинул цепь через плечо, поднатужился. Не скоро, с большим трудом удалось ему затянуть лодку на кругляки. Дальше пошло легче. Постепенно перекладывая катки из-за кормы под нос, он вытащил лодку в безопасное место и привязал к дереву.

— Вот теперь будет ладно, — сказал Кочергин удовлетворенно и рукавом вытер со лба пот.

«Интересно, для кого это я старался? — подумал он. — У наших охотников таких лодок нет. Скорее всего возвращался человек из какой-нибудь экспедиции. Но почему один? И куда он теперь направился?»

Отдохнув. Егор приладил котомку и двинулся своим путем. Спешить было некуда, но до места добраться к вечеру всё же следовало. За ночь шуга погустела, шире стали забереги. Ниже, где река мелка и спокойна, её, может, уже и сковало.

Но вскоре Кочергину пришлось остановиться ещё раз. За крутым поворотом, где кончился яр и потянулся низкий лесистый берег, Егор наткнулся на усеянную щепой площадку. Песок был истоптан всё теми же рубчатыми подошвами. Невдалеке виднелись пни недавно срубленных сухостойных пихт. У самой воды валялись поломанные тальниковые вицы [1].

«Вот как! — весело подумал Егор, радуясь сообразительности незнакомца. — Салик [2] сделал! Ну, этот в тайге не пропадет, до места доберется. Находчив».

По-видимому, путник ночевал и здесь: в кострище нагорело много золы, рядом валялись примятые пихтовые лапки. На этом следы человека кончились, дальше мелкий береговой песок был чист, как неисписанная бумага.

— Уплыл, — прошептал Кочергин, глядя на бесконечный, всё густеющий поток шуги. — Дай-то бог, чтобы проскочил…

Осень — лучшее время в тайге. Исчезает в эту пору страшный бич всего живого — гнус, полегают и перестают мешать ходьбе буйные травы, спадает выматывающая силы жара. А главное — созревают к осенним холодам пушные богатства тайги. Темнеет искрометная шкурка соболя, и становится дымчатой шубка белки. И как же приятно начать промысловый сезон метким выстрелом!

Пока Егор шел неторопливо по берегу, Руслан облаял несколько белок. Охотник взял их спокойно одну за другой. Зверьки были полные, упитанные — корма им нынче хватало. Промысел обещал быть удачным. И это поднимало настроение.

Кочергин потихоньку мурлыкал песни про славное море — священный Байкал, о диком бреге Иртыша, о могучей енисейской волне. Пробовал сложить песню про свою реку, возле которой сейчас шёл, но как-то не получалось. Слова подбирались вроде и ладные, а мотивы лезли в голову давно известные. В конце концов он вздохнул и сказал:

— Не выйдет, Руслан, из твоего хозяина композитора. Таковы-то, брат, дела…

Руслан вежливо крутнул загнутым в баранку хвостом: дескать, что поделаешь…

Так и шли они по берегу — охотник и пес, оба довольные жизнью и друг другом, оба благодушные в предчувствии хорошего промысла.

Чем дальше, тем шире разливалась по плоской равнине река. Вырвавшись из гор в долину, она разбивалась на множество больших и малых проток. Одни были уже вплотную забиты шугой, по другим льдины ещё двигались, но двигались медленно, налезая одна на другую, упираясь в берега, надолго останавливаясь. Близок, близок был полный ледостав.

До места, где Кочергин обычно переходил через реку, оставался какой-нибудь час ходьбы. Там у него был сделан добротный, покрытый корой и дерном шалаш. В нём в ожидании ледостава ему приходилось жить по нескольку дней. Но нынче он там не засидится. Отдохнет денек и перемахнет на другой берег, в кедровники.

От этих мыслей Егора отвлекло странное поведение Руслана. Пёс насторожил уши и, принюхиваясь к песку, молча бросился вперед. Ясно было, что он напал на чей-то след.

Кочергин по привычке, сам того не замечая, сдернул с плеча ружье. И так же непроизвольно быстро огляделся. Никого…

Через несколько шагов он остановился, склонился над землей. Опять след человека. Рубчатая подошва сапога!

Вот здесь незнакомый путник сошел со льда протоки на берег, бросил длинный шест, ставший теперь ненужным. На самой середине протоки виднелся затертый льдами салик.

Кочергин всё понял. Где-то там, вверху, человек направил свой плотик в крайнюю протоку. А возможно, его затянуло сюда течением. Льдины развернули салик боком, и он закрыл единственный узкий проход. Сзади на бревна тотчас же надвинулась шуга. Будь здесь течение сильнее, льдины разметали бы плотик по бревнышку. Но этого слабого препятствия оказалось достаточно, чтобы лёд остановился. Забереги сомкнулись до весны. Человеку не оставалось ничего другого, как взять шест и, прыгая с льдины на льдину, добираться до берега.

«Не прошел… — покачал головой Егор. — Куда же он теперь подастся?…»

Впереди лежала безлюдная тайга, лишь через много десятков километров река выходила к мало-мальски обжитым местам. Назад тоже далеко, да и знать тропы надо. Одним словом, куда ни кинь — всюду клин.

Хорошее настроение было безнадежно испорчено. Что ждет путника дальше, Кочергин представлял достаточно ясно. В лучшем случае — голод и лишения, в худшем…

«И чего сидел в верховьях до самой шуги! — рассердился Егор. — Чистая глупость! Попробуй теперь выкрутиться…»