Приключение не удалось - Страница 3

Ната умолкла.

Слава прижал руку к сердцу и поклонился ей и Феде.

– В общем, знаете что? Я с детским садом разговаривать не умею. Валяйте, дуйте оба хоть в Южную Африку, а я обедать пошел. Всего вам хорошего!

И он быстро зашагал по переулку. Ната посмотрела ему вслед:

– Славка вообще неплохой парень, только скучный какой-то, правда?

Федя не ответил, о чем-то раздумывая. Вдруг он резко обернулся к Нате:

– Луна!

– Что?

– Луна, хочешь узнать одну интересную вещь?

– Хочу. А какую вещь?

– Идем. Зайдем на минутку ко мне.

Вовка уже четверть часа как был поставлен Варей "в угол носом". За что его сестра так поставила, он как следует не понимал, да это его и не интересовало. Он был один в трехкомнатной квартире, однако не решался не только выйти из угла, но даже оглянуться, хотя Варвара заявила ему, что уходит в магазин. Вовка прекрасно знал, что ни в какой магазин она не пошла, а сидит сейчас на лавочке у ворот и шепчется с подругами. Временами он слышал за своей спиной царапанье, сдержанное кряхтенье и понимал, что это Варвара, забравшись на выступ в стене и уцепившись за открытую оконную раму, заглядывает в комнату. Окажись Вовка в такой момент где-нибудь вне угла, темный чулан был бы ему обеспечен. Поэтому он терпеливо стоял, заложив руки назад, чтобы не колупать пальцами обоев, и дожидался возвращения Феди, к которому можно было бы обратиться с просьбой о помиловании.

Наконец он услышал, как Варя за окном проговорила:

– Федя, я уже два раза обед разогревала и больше разогревать не буду. Разогревай сам. Потому что это безобразие просто.

Вот в передней раздались шаги. Вовка понял, что Федя идет не один. Вот распахнулась дверь в комнату. Створка ее прикрыла тот угол, в котором томился Вовка, и он собрался было подать оттуда голос, но в этот момент Федя тихонько проговорил:

– Только, Натка, дай слово... дай самое настоящее честное слово, что ни за что никому не скажешь.

По мнению Вовки, секреты существовали только для того, чтобы он, Вовка, о них узнавал. Угол, в котором он стоял, из места заключения сразу превратился в очень удобное убежище. Вовка высунул на сторону язык, прикусил его и стал ждать, что будет дальше.

– Даю честное слово, – ответила Ната. – А в чем дело, Федька?

– Идем!

Федя провел Нату к себе в "кабинет", отгороженный от остальной комнаты двумя шкафами. Здесь стояли диван, стол с книгами, сваленными в кучу, и стул.

– Значит, Натка, даешь слово, что будешь молчать, даешь?

– Даю, – тихо проговорила Ната.

– Ладно! – Федя подошел к дивану и поднял сиденье. – Держи!

Ната уперлась руками в край поставленного на ребро матраца. И тут Федя молча, энергичными рывками стал вытаскивать спрятанные в диване вещи. Раз! – и на полу очутился туго набитый рюкзак, из которого торчали подшитые валенки. Два! – Федя бросил рядом с мешком стеганые ватные брюки и телогрейку. Три! – и к этим предметам присоединилась шапка-ушанка.

– Всё! Опускай!

Ната опустила матрац. Федя застыл над своими вещами, расставив ноги, упершись кулаками в бока. Муха села ему на нос, но он и не шевельнулся, чтобы ее прогнать.

– Что это? Для чего это? – тихо спросила Ната.

– Завтра вечером бегу на Север, – отчеканил Федя и стал смотреть, как открывается у Луны рот, как ползут вверх чуть заметные брови и как глаза из узких, похожих на щелочки, постепенно становятся круглыми.

– Федька-а! Сумасшедший! – протянула она чуть слышно.

– Да, Натка! Решил, понимаешь, так: если уж задумал работать на Севере, так надо готовиться к этому теперь.

– Ой, ма-мочки! – простонала Луна и села на диван.

Федя подошел к ней поближе и слегка усмехнулся:

– Ну, что ты охаешь? Только сейчас говорила, что сама убежала бы, если б была мальчишкой...

– Ой, Федька! Но я же вообще говорила... Я же просто так говорила, а ты... Ой, какой ты сумасшедший!

– Натка! Ты не ойкай, а лучше послушай, как у меня все продумано. И тогда поймешь – сумасшедший я или нет. Ребячья это у меня фантазия или нет. Будешь слушать?

– Буду. (Ой, мамочки!)

Федя помолчал немного, прохаживаясь взад-вперед, и заговорил:

– Ну вот! Предположим, какой-нибудь мальчишка решил бы бежать на Север, чтобы сразу стать великим исследователем. Кем бы он был? Дураком ведь!

– Ага, – кивнула поникшей головой Луна.

– Теперь так. А если бы этот мальчишка удрал из дому, чтобы не великим исследователем стать, а только юнгой на ледоколе. Кем бы такой мальчишка был?

– Ой, Федька... По-моему, тоже дураком.

– Во! А я что говорю? Конечно, дураком! И знаешь почему? Потому что человек должен сначала получить образование. Ну, теперь скажи: глупости я говорю? Фантазирую?

Луна замотала головой, словно на нее набросили темный мешок.

– Ой, Федька! Но ты же все-таки бежишь!

– Бегу. Но ты послушай сначала, как я бегу! Ты о школах-интернатах в тундре читала?

– Читала.

– Ну вот! Понимаешь, вот тебе тундра, кругом на сотни километров никакого жилья, только оленеводы кочуют со своими стадами. И вот, для детей оленеводов устроены такие школы-интернаты: дети там живут и учатся. Кругом тундра, снега, а тут маленький поселочек, школа с интернатом, больница, фактория – культбаза, одним словом. Теперь смотри: есть тут фантазия или нет? Родителей сейчас дома нет, мама вернется не раньше чем через три дня. Завтра ночью, когда Варвара уляжется, я забираю свои вещи и отправляюсь в Москву, а оттуда – в Архангельск. И конечно, пишу с дороги родным письмо: так, мол, и так, не беспокойтесь, пожалуйста, это мне не какая-нибудь ребячья дурь в голову взбрела, а просто я еду учиться в другое место. Ладно! Приезжаю в Архангельск, а оттуда пробираюсь в тундру, в школу-интернат, километров за сто. А там уж зима наступит... Куда им меня девать? Не выгонять же на мороз! Волей-неволей, а примут. А за год я докажу, что умею хорошо учиться, общественную работу буду вести... Меня и на следующий год оставят. А главное, родным нечего за меня беспокоиться: из школы им напишут, что, мол, ваш Федя хорошо учится, никакие фантазии ему в голову не лезут, он хорошо поправился, потому что здесь чистый воздух.

– Федька! Да ведь тебя на первом вокзале поймают!

– Во-первых, я до Москвы не поездом, а попутной машиной поеду. А во-вторых, пока дома хватятся, я знаешь где буду!

– Ой! Все равно... все равно ты первому милиционеру подозрительным покажешься.

– Вот чудачка! Ты этим летом к бабушке ездила за двести километров. Ты кому-нибудь подозрительной показалась?

– Ну ладно, Федька! Ну пускай я неправа. Но где ты деньги возьмешь на дорогу?

– И это продумано! У меня знакомый мальчишка есть – в другой школе учится, – так мы сговорились, что он фотоаппарат у меня купит, "Зоркий". Я ему на десять рублей дешевле, чем в магазине, продам. Потому я и задерживаюсь, что он только завтра вечером деньги получит. Ну, что, Луна, может, и теперь скажешь, что я сумасшедший?

Ната вскочила и в смятении забегала по комнате.

– Не знаю! Ой, Федька, я прямо ничего, ничего не знаю, что и сказать. Ой, ну неужели ты решишься! Это такой отчаянный поступок, такой отчаянный!..

– Владимир! Ко мне! – крикнула в этот момент Варя за окном.

Вовка все это время простоял так, словно его приклеили носом к углу. Теперь он на цыпочках выбрался оттуда и скоро предстал перед сестрой, сидевшей на лавочке рядом с двумя подругами.

– Ну, Вова, ты больше не будешь? – спросила она, сдвинув брови.

– Не буду, – с готовностью ответил Вовка.

– Ну ладно! Я тебя, так и быть, прощаю, но чтобы это было в последний раз. Хорошо?

– Хорошо, – сказал Вовка, не поинтересовавшись, что именно должно быть в последний раз.

– Иди погуляй немного.