Приказано жениться (СИ) - Страница 7

— Врут, — Григорий откусил большой кусок пирога с малиной и яростно задвигал челюстями, — Фрейлины ее утешали и Марфа.

— А что государыня? Долго сердилась? — Софья тоже положила себе в блюдце варенье.

— На Головину? Нет, простила.

— А тебя? — допытывалась сестра.

Белов откинулся на спинку стула и устало потер лоб.

— А меня она женить хочет…

О неожиданности сестра выронила ложку и недоверчиво посмотрела на брата.

— Гриша…

— Да, ты не ослышалась! — Белов уже не скрывал насмешки в голосе, — Наша милая матушка изволила в последнем своем визите при дворе в разговоре с государыней высказать опасения, что я никогда не женюсь, и Елисавета Петровна решила выступить свахой.

— И кого же тебе сватают?

— Некую девицу Анастасию Збышеву. Ныне фрейлину Ее Величества. Можешь даже не вспоминать, ты ее ранее никогда не встречала.

Софья встала, и в волнении зашагала по комнате:

— Но почему ее?

Белов тяжело вздохнул, собираясь с духом, и начал пересказ событий сегодняшнего дня. После его рассказа сестра потрясенно молчала, с ужасом смотря на брата

— Гринечка… — наконец прошептала она, невольно называя его, как в детстве, — Но как же… что скажет папенька?

Белов обреченно махнул рукой. Гнева отца он не страшился, гораздо больше его беспокоило объяснение с матерью, которая будет заливаться слезами и по-бабьи заунывно причитать над судьбой любимого сына, будто отправляет его на каторгу.

Впрочем, в данном случае его женитьба была сродни каторги или воинской повинности, которую обычно несли крестьяне. Только лямку ему придется тянуть всю жизнь, если не сподобиться отправить неугодную жену в монастырь. Но, памятуя все переживания и слезы Софьи по этому поводу, Григорий сомневался, что у него хватит духу на подобный шаг. Он взглянул на сестру, та выглядела настолько несчастной, что преображенец уже пожалел, что по привычке рассказал ей все.

— А что папенька? — произнес Григорий, хорохорясь, — Ну вытянет по старой памяти нагайкой по хребту, как в прошлый раз, делов-то!

Софья усмехнулась, заметив, как брат украдкой передернул плечами: весть о последнем визите в родные пенаты и бегстве Гринечки через окно разнеслось по всем домочадцам. Затем сестра снова погрустнела.

— А коли откажет тебе в наследстве?

Григорий фыркнул. Наследство волновало его меньше всего.

— Откажет, так не беда! Он мне денег и так не дает, с тех пор как я… — он махнул рукой. — Служба у меня есть, жалование исправно платят, чай не пропаду!

— Господи, срам то какой… Ведь весть Питерсбурх смеяться будет!

— Да уж, — преображенец поднялся и в задумчивости подошел к окну. Там как раз пошел дождь, дробно стуча по стеклам, поставленным мелким переплетом — на голландский манер.

Где-то за деревьями катил свои свинцово-серые воды залив. Григорий с тоской посмотрел на мокрые поля, по которым ему придется возвращаться обратно, в казармы. Унылое серое небо и мелкая морось дождя, буквально висевшая в воздухе, как никогда соответствовали настроению гвардейца.

Вся жизнь казалась мрачной и бесцельной. Особенно Белова потрясло предательство обожаемой им со всем пылом юности императрицы Елизаветы Петровны, коей он со своими товарищами два года назад помог вернуть престол, принадлежащий ей по праву, освобождая тем самым Россию-матушку от засилья пруссаков и временщиков.

Как сейчас Григорий помнил ту промозглую ноябрьскую ночь, слова Елисаветы: «Со мной ли вы, мои волки?» и эйфорию, когда они ворвались во дворец регентши незаконной, верша тем самым справедливость и исполняя истинное завещание Петра Великого.

До той поры преображенцы всегда были на особом счету у Елисаветы Петровны: с ними она справляла все праздники, их детей она крестила, на их свадьбах она гуляла. Она даже лично варила им щи на праздники, что вызвало неудовольствие посланника франков, надменного маркиза Ле Шертреди.

— MonDiue! Вы же им не мать и не жена!» — восклицал надменный посол. Елисавета лишь смеялась в ответ

— Мой дорогой маркиз, вам никогда не понять русских!

Как и все друзья в полку, Белов по первости был влюблен в красавицу-цесаревну. Приятная, обходительная, воспитанная учителями-европейцами она разительно отличалась от безмолвных тихих невест, которые постоянно сватали ему родители. Григорий даже желал вызвать на дуэль Алексея Рассумовского и лишь настойчивость друзей удержала юного гвардейца от столь опрометчивого поступка.

Лишь потом Григорий понял, что влюбленность в покровительницу полка была одним из последствий инициации, превратившей его в оборотня. Некогда колдун Сухаревской башни, Яков Брюс изобрел обряд, позволявшиий людям преображаться в волков, но при этом не терять свой разум. Царь Петр сию затею одобрил и учредил полк преображенский, офицеры которого проходили инициацию и становились самыми верными защитниками царской семьи.

Влюбленность в Елисавету Петровну, тогда еще просто царевну, прошла через год после вступления в полк, потом свершился переворот.

Обласканный Елисаветой, как и остальные друзья по полку, Григорий, к неудовольствию отца, закружился в радостном вихре дворцовых ассамблей, балов и маскарадов, на кои так была щедра придворная жизнь.

Молодость и знатность делали свое дело, дамы при дворе сами искали его внимания. Белов уже и не помышлял о женитьбе, и вот императрица сыграла с ним злую шутку.

С досады он стукнул кулаком по подоконнику. Софья подошла и успокаивающе положила руки брату на плечи.

— Ну будет тебе, Гринечка, глядишь, все и сладится… как там говорят, стерпится, слюбиться… — в голосе женщины слышалась тоска.

Григорий грустно улыбнулся, обнимая Софью. Молча стояли они, как когда-то в детстве, только если раньше Гриша вжимался в мягкую пышную грудь, то теперь макушка сестры едва доставала ему до плеча.

Почему-то вспомнилось, что сегодня вот так же в объятиях Белова стояла и другая, ставшая теперь по царской прихоти его невестой, только та была еще меньше и совсем хрупкой… При воспоминаниях о девушке волк внутри заскулил и вильнул хвостом.

— Спасибо тебе, Софьюшка, — вдруг сказал Григорий.

Женщина подняла голову и посмотрела на него своими печальными глазами:

— Спасибо-то за что?

— Приютила, покормила, утешила… будто у тебя своих проблем мало!

— Гриша, Гриша, — тяжко вздохнула его сестра и внезапно спросила, — А какая она?

— Кто?

— Девица эта, — Софья избегала называть ее невестой.

Григорий пожал плечами:

— Обыкновенная. Я и не разглядел особо.

— Но к императрице через караулы повел? — сестра лукаво взглянула на преображенца.

— Глаза у нее красивые, — отмахнулся тот.

— И всего-то? После всех твоих отказов от самых родовитых невест? Глаза? Красавицей бы была, хоть на любовь внезапную сослаться можно было бы, а так… — Софья вздохнула. — Ох, срам-то какой…

Белов опустил голову, признавая правоту слов сестры. Была бы любовь… все можно было списать именно на нее, а так… Хотя… Гриша вдруг улыбнулся своей самой бесшабашной улыбкой.

— А вот сраму-то, Софья Петровна, и не будет! Но мне нужна твоя помощь! — и он изложил сестре свой план.

Она недоверчиво всматривалась в лицо такого любимого младшего брата. Почувствовав, что сестра колеблется, Григорий умоляюще посмотрел на нее и заканючил, как в далеком детстве:

— Сестрица, молю тебя, помоги!

Вспомнив, как братец всегда защищал ее перед мужем, Софья поневоле улыбнулась, хотя в ее глазах все еще плескалась грусть:

— Ладно, пусть по-твоему будет.

— Спасибо, уважила! — преображенец подхватил сестру и покружил в объятиях по комнате, затем поставил на пол, быстро чмокнул в щеку, — Мне пора!

— Подожди хоть, может дождь закончится!

— В Питерсбурхе? — брат лукаво посмотрел на Софью, — Вряд ли. Крестника моего от меня поцелуй! Пусть волком растет!

— Будет с нас в семье и одного волка, — пробурчала та.

Как и вся семья, Софья не одобряла поступок Гриши. Служить Руссии можно было и в Семеновском полку, не проходя обращение в зверя. Вон, Долгорукие так и делали.