Приходи, следуй за Мною. Беседы по притчам Иисуса. Том 2 - Страница 18

Психоаналитик сказал: «Подождите». Он взял руку Муллы, взял острый нож и сделал маленький надрез на пальце. Потекла кровь. Психоаналитик подумал, что это будет абсолютным доказательством того, что он не мертв. Но Мулла Насреддин посмотрел на кровь и сказал: «Боже мой! И мертвые люди кровоточат!»

Никакое доказательство не может быть доказательством. Если вы убеждены, что Бога нет, все доказательства покажут, что его нет. Если вы убеждены, что Бог есть, тогда все доказательства покажут, что он есть. Никакое убеждение не может быть изменено, поэтому, верите ли вы в Бога или не верите в Бога, и то и другое фальшиво, и то и другое - выдумки. Если вы не признаете... И это не вопрос аргументации. Если вы не откроете глаза и не увидите что-то, что вдруг наполняет вас, все ваше бытие, и в вас возникает уверенность, не интеллектуальная, но по существу...

Искать учителя — это искать кого-то, в ком вы можете признать Бога, кого-то, кто может стать доказательством Бога, — в чьем бытии вы можете ощутить вкус божественного;

в чьих глазах вы можете увидеть проблеск божественного; в чьей любви вы можете почувствовать, как что-то изливается на вас; в чьей песне вы можете почувствовать, можете познать вне сомнений текучую бесконечность. Учитель — это свирель, флейта — пустая флейта, пустота. Через него течет Бог. Если вы признаете это, вы уже стали с ним как одно целое. Теперь это могут в вас признать другие, и оно будет распространяться.

Одни человек, достигший Бога, может стать полным преобразованием для всего человечества. Этого не произошло, потому что люди упорствуют в том, чтобы быть несчастными, они упорствуют в том, чтобы быть слепыми, они упорствуют в том, чтобы быть такими, каковы они есть. Они защищают свой ад, они обороняют свое горе: они вооружаются против Бога.

Вот почему этого не произошло. В противном случае было бы достаточно одного Будды; было бы достаточно одного Иисуса. Но были тысячи Будд, Иисусов, Махавир, а вы продолжаете жить во тьме. Это просто невероятно, но это так.

Не ждите всего человечества. Никто не может сказать, когда вас станет слушать все человечество. Но если вы сами можете слушать, если вы сами можете признать Бога, то и вы станете дверью.

3 ноября 1975г., Пуна.

Я отшатываюсь от самой мысли о распятии. Убийство Иисуса в тридцать три года, даже в большей степени, чем убийство Иоанна Крестителя или убийство Сократа, кажется совершенно ненужным. Не мог ли он, принц сострадания, завоевать симпатии верховных священников, видя безвыходность всей своей ситуации? В конце концов, они были епископами, не гестапо: несомненно, погруженные во мрак, но не убийцы же. Или хуже того, не толкнул ли он их сам преднамеренно к этой предельной невозможности — когда они были уже обязаны убить его, и, таким образом, выставил их злодеями?

Нужно будет понять одну из самых фундаментальных вещей, и она заключается в том, что люди, которых вы называете плохими, никогда не так плохи, как люди, которых вы называете хорошими. Плохие люди — это плохие люди, и в том, что они плохие, им нет оправдания. О них знают, что они плохие, им некуда спрятаться. Но люди, о которых думают, что они хорошие — респектабельные, заслуженные, уважаемые, религиозные, — вот они по-настоящему опасны, поскольку их плохие свойства могут прятаться за их хорошим обликом. Они могут убить и не почувствовать, что они убийцы. Они могут убивать и продолжать чувствовать, что они совершают убийство ради блага тех, кого убивают.

Обыкновенный плохой человек, преступник, выставлен напоказ. Он знает, что он нехороший. И в этом возможность преобразования: он может понять и может выйти из своего состояния. Но так называемые хорошие люди прячутся под своей личностью. Такой человек может и не понимать того, что он делает, может не понимать, в чем истинная причина того, что он делает. Но ему всегда удается дать этому рациональное объяснение.

Вот так и произошло. И не только в случае с Иисусом; так происходило всегда. Священники, которые были убийцами, никогда не думали, что они делают что-то плохое. Они думали, что спасают свою религию; они думали, что спасают мораль. Они думали: «Этот человек опасен. Он портит молодежь».

Иисусу предъявлялось обвинение — он портит людей, разрушает старую мораль, создает хаос. Это обвинение выдвигалось и против Сократа, это обвинение выдвигается и против меня. Всегда так было.

Священники, индусы они, греки или евреи, — не имеет значения. Священники — защитники старого. Храм построен из прошлого; они защитники, охранители традиции. Конечно, Иисус кажется им опасным. Он может разрушить всю их структуру.

Не то чтобы они обманывали самих себя. Они могли думать, без тени сомнения, что они совершенно правы. «Этот человек опасен. Уничтожить этого человека — значит спасти общество». И конечно, когда есть такая альтернатива - спасти общество, убив одного человека, — то такое убийство стоит того. Священники убивали его из своей доброты, из своей добродетели, из своей морали. Они убивали его именем бога; они убивали его совершенно невинно.

Эта ситуация возникала в истории снова и снова. Кажется, нет возможности изменить ее. Единственная возможность заключается в том, что Иисус должен быть настолько умеренным, чтобы никого не задевать. Но тогда он бесполезен. Он мог бы завоевать симпатии священников — вы правильно спрашиваете меня. Он мог бы справиться с этим, он мог бы быть очень умеренным и либеральным. Он мог бы говорить, как политики, которые говорят много, но так ничего и не скажут, которые говорят много, но всегда так неопределенно. Политик никогда ничего не утверждает явно; невозможно точно понять, что он сказал.

Преступление Иисуса состояло в том, что он был ясным, определенным; все, что он говорил, он говорил не как политик. Он открывал свое сердце. Он не был дипломатом. Если бы он разбавлял свое учение, проблем бы не было. Но тогда он не был бы и Христом. И это было бы великим убийством. Тогда Христос убил бы сам себя.

Как я вижу это, все могло быть только так, как было. Иисус должен был быть таким упорным, каким он был, должен был быть таким мятежным, каким он был. Он не мог обескровливать, выхолащивать свое откровение, он не мог идти на компромисс.

Священники были бы счастливы, если бы он сам стал раввином, священником. Тогда неприятностей не было бы. Если бы он сам держал себя в рамках традиции, если бы он не пытался открывать новое измерение человечества, тогда неприятностей не было бы. Тогда они поклонялись бы ему, любили его, произвели бы его в святые. Они запомнили бы его.

Но он пытался открыть новые измерения. Это было опасно. Но эта опасность стоила того. Иисус был распят, беспокоиться не о чем. То был единственный способ. Он подтолкнул человечество к высшему уровню бытия и сознания.

Это не значит, что он каким-то образом старался устроить так, чтобы его убили. В этом не было необходимости. Самих священников было достаточно; нет нужды провоцировать их. Они провоцируются автоматически, они движутся по механическим законам. Их не нужно было провоцировать - самого бытия Иисуса было достаточно.

Вы отшатываетесь от самой мысли о распятии, поскольку не понимаете. Это не обыкновенное убийство. Оно значительно, оно осмысленно. Оно многое сделало: оно создало нечто новое, чего не было раньше. Этим распятием Иисус изменил почти половину человечества, заставил двигаться его по иному пути, отличному от тех путей, по которым оно двигались когда-либо раньше.

Когда вы думаете о распятии, вы пугаетесь так, как если бы распинали вас. Вы не знаете, ведь Иисус не может быть распят. Только его тело, не он сам. Когда вы думаете о распятии, вы думаете, что это вас распинают и убивают. В вас еще нет понимания жизни и смерти.