Приглашение в ад - Страница 68

Кажется, я сейчас мог бы выполнить приказ руководства…”

Ян уселся в уголке штаба, глядя прямо перед собой и ничего не видя.

Ну, хорошо. Допустим, он пристрелит майора. Еще одна смерть. Что от этого изменится? Одной могилой

на земле станет больше. А кто-то посчитает Яна предателем. Нет, если уж стрелять, то не в исполнителей. А в

тех, кто отдает приказы и для кого тысячи человеческих жизней не более чем пустой звук…

Из состояния отупения Яна вывел внезапно появившийся Коблиц. Потный, перепачканный пылью и

копотью, он умудрялся сохранять спортивный вид. На груди автомат, за спиной горбится туго набитый

вещмешок.

— Вставайте, мой талисман, — с обычной насмешливостью велел Коблиц. Даже эти сумасшедшие дни

не могли изменить его манер. — Вставайте, нам предстоит нелегкий путь.

— Что там еще? — проворчал Ян, с трудом поднимаясь. — Полет на Луну? Экспедиция в ставку

Гитлера?..

— Я застал вас почти живым. Считайте это невероятной удачей. А теперь — за мной, и не отставайте.

Они шли тон же тропинкой. Когда поравнялись с мертвым Збышеком, Ян сказал Коблицу:

— Это из Армии Людовой. Его час назад свои же в спину… Черт знает что!

Коблиц на ходу обернулся, чтобы мельком взглянуть на Збышека.

— Свои… не свои… Здесь могли бы лежать и вы, Ян.

Ян ничего не ответил. Он, видимо, слишком устал. Не физически. Запас энергии был еще основателен.

Он устал думать. Он начинал пугаться собственных мыслей. В нем зрело желание посмотреть на лицо Черчилля

через прорезь прицела…

Коблиц быстро вел за собой Яна. Он двигался по развалинам столь ловко, привычно, что Ян едва

поспевал за ним. Видимо, за время восстания он так набегался здесь, что чувствовал себя в родной стихии.

Ян почему-то не думал над тем, куда ведет его Коблиц. Было ясно лишь, что они уходили подальше от

Вислы, от мест, где еще выли немецкие мины, хлестали фиолетово-желтые огнеметные струи.

“Ну, вот, — иронизировал Ян, — я опять гуляю по Варшаве. И опять стоит осень. Только тогда, помнится,

падали листья с кленов. Красота и очарование той осени казались незыблемыми. Сейчас под моими подошвами

хрустят осколки разбитых вдребезги представлений…”

Шли они довольно долго. Наконец Коблиц остановился. Внимательно осмотрелся. Они попали в какой-то

внутренний двор. Посреди двора чудом уцелело старое дерево. На нем еще держалась неосыпавшаяся листва.

Однако, покрытая пылью, она выглядела не желтой, а седой. Вокруг лежало вздыбленное море развалин.

— Ну что ж, отдохнем в саду, — предложил Коблиц, снимая с плеча вещмешок. — Присаживайтесь, Ян.

Нам остается совершить последнюю акцию. Надеюсь, тут нам никто не помешает.

Ян присел на обломок стены. Сорвал с головы берет, вытер потное лицо. Когда отнял берет от лица,

чтобы помахать им вместо веера, увидел, что присевший напротив Коблиц держит в руке большой черный

пистолет. Снятый с плеча вещмешок стоял рядом.

— Прежде всего нам надо рассчитаться, — сказал Коблиц.

Рука Яна с зажатым беретом замерла в воздухе.

Коблиц нажал на рукоятке кнопку. Щелкнув, выдвинулась обойма. Коблиц оттянул затвор со стволом, на

лету поймал выскочивший патрон с тупой золотистой пулей. Взвесил патрон на ладони. Протянул Яну.

— Возьмите, Ян.

— Это еще что за подарок?

— Берите, берите. Пригодится для воспоминаний.

— Обыкновенный патрон, ничего больше.

— Это ваша смерть, Ян, — усмехнулся Коблиц. — Скажем так: несостоявшаяся.

Ян держал на ладони поблескивающий патрон, переводил взгляд с него на Коблица и обратно. Коблиц

уже загнал новый патрон в ствол, привел пистолет в порядок, положил в куртку. И принялся развязывать

вещмешок.

— Вы хотите сказать, Артур…

— Да, Ян. Когда нас отправляли сюда, мне дали понять, что вам необязательно возвращаться. Там, куда

вы летите, сказали, идут жестокие бои. И если человека не настигнет смерть на баррикадах, пусть его найдет

случайная пуля… Поэтому возьмите эту пулю на память.

— Спасибо, — Ян подбросил патрон на ладони, поймал, спрятал в карман.

— Ян, — Коблиц подцепил на острие кинжала кусок колбасы и отправил в рот, — я считаю, вам пора

выходить из игры. Как бы то ни было, война близится к концу. Какой смысл нарываться на глупую пулю? Не

исключено, что мое задание продублировано.

— Вы предлагаете мне покинуть восставших?

— Покинуть восставших… Их давно покинули! Неужели, Ян, вы до сих пор не поняли? С нами играют

краплеными картами! Очередная авантюра нашего премьера. То он изо всех сил упирался, не желал открывать

второй фронт в Европе, не желал помочь русским. А теперь из кожи вон лезет, хочет их везде опередить. Все это

восстание устроено лишь для того, чтобы посадить на трон пана Миколайчика. О цене, как видите, не

торговались. Десятки тысяч мертвых поляков? Уничтоженная столица? Какое это имеет значение! Была бы

наша сфера влияния…

— Ого, Артур! Эта ветчина такая розовая… Не делает ли она вас красным внутри?

— Ян, вы никогда не устаете от того, что вас считают идиотом?

— Артур, как вам удается служить сатане и избегать его когтей?

На этот раз Коблиц отвечал серьезно:

— Целая наука… Стараюсь так много знать, чтобы вовремя сориентироваться в том, чего мпе знать не

надо…

Ян не без горечи улыбнулся.

— Неужели это единственный способ существования?

— Не знаю. Иного не изобрел. Может быть, по скудости мозгов.

— Артур, не перейти ли нам на “ты”? Мы столько времени знакомы…

— Я категорически против!

— Почему?

— На “вы” легче убивать. Вдруг все же придется?..

“А он все же боится расслабиться, — думал Ян, вглядываясь в Коблица. — Можно только представить,

сколько испытаний выпало на его долю! А как много смертей на его совести? И что совесть говорит? Неужели

дала обет молчания?..”

— Я догадываюсь, о чем вы думаете, Ян, — сказал Коблиц. — Не ломайте себе голову. Все в мире

относительно. Мои родители были музыкантами. С детства приучили меня к музыке. А я научился нажимать

другие клавиши. Ну и что? Возможно, я стал бы бездарным пианистом. Кому это нужно? А так в моей душе

порой звучит настоящая музыка…

Небо наполнилось ревом. Над ними, не очень высоко, пронеслись две эскадрильи “юнкерсов”. Они

пошли на восток. Разведчики проводили их задумчивыми взглядами.

— Я знал одного гестаповца, — продолжил разговор Коблиц. — Он прекрасно играл на скрипке. По

вечерам. А по ночам бил молотком. По пальцам подследственных…

— Мне иногда не по себе, когда вспоминаю, сколько общих привычек у Гитлера и у нашего главы, —

заметил Ян. — По ночам работают, по утрам спят. Склонность к театральности жестов. Резкий переход от

импульсивности к депрессии. Страсть к фильмам. Нелюбовь к людям. Но зато безудержная тяга к власти над

людьми…

— Вас что-то удивляет, Ян? Наш мог бы в любое время переквалифицироваться в диктаторы. Он,

наверное, не стал бы насаждать концлагеря, смотреть через глазок в газовые камеры. Но бросить поляков на

гибель ради политического каприза… ничего не стоит. Вам представляется это более изящным?

— Меня все время мучает одна мысль, — признался Ян. — Эта информация “Ультра”… Как много мы

знаем п как бездарно используем знания! Достаточно вспомнить Африку. Зато мы начисто лишили информации

русских. Почему? Ведь они несут главную тяжесть войны. Чуть где-то нам туго — мы к русским: помогите,

выручите! А остальное — врозь. Я лично нередко чувствую себя предателем…

Они помолчали. Ветер тронул седую листву на дереве. Листва зашевелилась с жестяным звуком.

— Скоро стемнеет, пора двигаться дальше, — Коблиц взглянул на небо, хотел подняться.

Ян положил руку ему на плечо.

— Минутку, Артур. Только честно… Саммербэг знал о… ну, о вашем спецзадании?