Приглашение в ад - Страница 55

бумагами из внутреннего кармана Губаньского. Ян провел пальцами по ленте и насторожился.

— Есть острый нож? — повернулся к Фаруку.

Тот молча подошел к стене, сиял с ковра узкий кинжал с серебряной насечкой. Уловил сомнение в глазах

Яна.

— Рассекает волос, — заверил.

— Губаньский, если вы работаете на фашистов, я убью вас, — сказал Ян.

Он взял кинжал и не без труда, слегка порезав палец, вскрыл ленту. Из нее выпала узкая полоска

тончайшей рисовой бумаги, удостоверявшая на двух языках — на французском и английском, — что

предъявитель сего является…

Капитан рукавом пиджака вытер вспотевший лоб, хрипло сказал:

— Ладно, терять уже нечего, я все объясню… С немцами я дела не имею. Это было бы предательством…

— Губаньский, избавьте меня от ваших благородных сентенций. Иначе не выдержу и испорчу вам

физиономию…

В голосе Яна звучало такое презрение, что капитан поежился. Дальнейшее он излагал без эмоций, с

долей деловитого цинизма.

— Вы знаете, в Лондоне обосновался комитет свободных французов “Сражающаяся Франция”. Он

возглавляется генералом де Голлем. В Виши существует правительство генерала Петэна, но Англия его не

признала. Между двумя группировками идет борьба. Впрочем, грызутся между собой и Черчилль с де Голлем.

Понятно, что в Виши многое хотят знать. Я согласился помочь. В конце концов, французы все равно будущие

союзники…

— Поэтому они так интересуются английскими радиолокаторами? — бросил пробный камень Ян.

Ему было важно удостовериться, что именно интересовало чужую разведку. Не вышла ли она на секрет

“Ультра”?

Вопрос, видимо, застал Губаньского врасплох. Он не смог скрыть удивления и растерянности. “Кажется,

я попал в точку”, — подумал Ян.

— Да, это был главный вопрос, — признался поляк. — Считалось, что вы в курсе дела. Надо было

заставить вас говорить…

— И вы похитили и убили ни в чем неповинную Кристину?..

— Похитили — верно, а что касается убийства… тут какое-то недоразумение… я об этом ничего не

знаю…

— Врете, Губаньский!

— Слово чести польского офицера!

— Оставьте торговать хотя бы честью.

Внезапно Ян будто споткнулся — его осенила догадка.

— Так это вы, Губаньский, сидели за рулем машины, сбившей Робеспьера!

Капитан вздрогнул. Мотнул головой, словно защищаясь от удара.

— Вам очень хотелось бросить тень на пани Зосю. И отвести подозрение от себя.

Капитан молчал. Но Яну уже не требовался его ответ.

— Ну, вот что, Губаньский. Вы, конечно, мерзавец. Ничего святого…

“Кому я это объясняю?” — мелькнуло в уме Яна. Ему стало стыдно.

— Впрочем, слова ни к чему. Вот вам листок из блокнота и ручка. Напишите список агентов французской

секретной службы, с которыми сотрудничали в Лондоне. Конечно, вас надо пристукнуть. Но я не люблю крови.

Даю вам сутки, чтобы вы убрались из Африки. Через двадцать четыре часа, если не покинете континент,

считайте себя мертвецом. То же самое, если попытаетесь обмануть со списком. Вам ясно, Губаньский?

— Ясно, — буркнул капитан и написал на листе четыре фамилии.

Ян прочел их, положил в карман.

— А теперь… — начал было.

Ему показалось, что Фарук пошевелился.

Ян обернулся. Фарук смотрел на него своими длинными фараоньими глазами, выразительными даже в

полумгле. В них читалось осуждение. Фарук явно не одобрял решения отпустить Губаньского. Но Ян не мог

преодолеть себя. У него не имелось прямых доказательств виновности Губаньского в смерти Кристины.

— А теперь, — повторил он, — поднимайтесь — и чтобы завтра духу вашего тут не было! Поклянитесь!

— Клянусь! — почти весело воскликнул Губаньский и вскочил на ноги.

Арабы у входа вопросительно взглянули на Фарука. Тот слегка пожал плечами.

Капитан понял этот жест и шагнул к выходу.

— Минутку, — сказал Ян.

Он не планировал действий заранее. Им на миг овладела импульсивность — то, что внезапно обретает

над нами власть, когда мы меньше всего ждем.

Ян вложил в удар всю боль и всю ненависть. Капитан отлетел к стене, глухо бухнулся в нее головой.

Долго не поднимался. Арабы спокойно смотрели на лежащего. Фарук чему-то загадочно улыбался.

Наконец Губаньский пошевелился и, не застонав, начал подниматься. Ян отвернулся.

Капитан встал на ноги, достал носовой платок. Вытер с лица кровь и, ни слова не произнеся, пошел к

выходу, опасливо косясь на арабов. Но они стояли неподвижно, как сфинксы.

Когда Губаньский исчез за ковром, арабы быстро и

горячо заговорили. Фарук им ответил.

— О чем они, если не секрет? — поинтересовался Ян.

— Они говорят, Ян, что тут был очень плохой человек

И что напрасно его отпустили. Плохой человек всегда даст о

себе знать. А еще они говорят, что вы — слишком хороший

человек. И это тоже плохо…

— Дорогой Фарук, — сказал Ян. — Я вам очень благо-

дарен. Я не знаю местных обычаев, по всех вас хочу пригла-

сить пообедать в ресторан.

Фарук заговорил со спутниками по-арабски. Они вы-

слушали и, глядя на Яна, сложили ладони перед грудью, по-

клонились и вышли.

— Они стесняются вас? — спросил Ян.

— Коран запрещает мусульманину спиртные напитки.

Мои друзья благодарят вас, Ян. Но в ресторане им делать не-

чего.

— Надеюсь, хоть вы составите мне компанию?

— Я тоже исповедую ислам, — сказал Фарук и вдруг

улыбнулся. — Но ведь я еще служу и фирме. И аллах об этом

знает…

— Тогда ведите, Фарук. Нам нужно место поприличнее

— Все лучшие заведения на набережной Нила, — то-

ном экскурсовода объявил Фарук.

Ян вручил солидные чаевые хозяину кофейни. Ему по-

казалось, что больше всего остался доволен этим жестом Фа-

рук.

Через несколько минут они сидели в такси. А еще че-

рез полчаса им на стол подавали закуски и кушанья. Ян зака-

зал седло барашка с финиками.

Из огромного окна, возле которого они устроились,

открывался вид на величественный Нил. Солнце уже садилось. Лучи его были кроваво-красными. Воды реки

голубели под чистым, как протертое стекло, небом.

По задумчивой глади Нила медленно скользили остроносые фелюги с белыми, желтыми и багровыми

парусами. Фелюги почему-то напомнили Яну двухкозырьковый шлем “здравствуй-прощай”, подаренный

Фредом.

— Я видел изображения нильских судов на снимках захоронений ваших фараонов, — сказал Ян. — Мир

кажется, Фарук, что за прошедшие тысячелетия эти лодки не изменили формы.

— Я знаю, — отозвался египтянин. — А для чего что-то изменять? Жизнь и смерть тождественны по

содержанию. Жизнь означает начало смерти, смерть — начало иной жизни…

— Вы считаете, что философию можно выразить даже в фелюге? — поинтересовался Ян.

Он хотел добавить — “и в пробковом шлеме?” — но воздержался.

— Вам еще предстоит познать Египет. — Фарук не отрывал взгляда от Нила. — Мы несем в себе

тысячелетия. Видите ли, Ян, египтяне — не совсем арабы. Конечно, мы подверглись многим влияниям. Арабы

оставили нам свою культуру, язык, поэзию. Османы тоже тщились… но от них остались, пожалуй, только

фески… Немало, не так ли?.. Нет, конечно, есть и мечети — вы их уже видели. Но на наших душах покоится

тень пирамид. А пирамиды настолько устойчивы, что даже тени от них не торопятся в земном круговороте.

— Но мы с вами суетимся вокруг пирамид, — усмехнулся Ян.

Они еще долго сидели с Фаруком в ресторане, наблюдая, как темнеет Нил, как зажигаются редкие огни

(Каир ощущал близость фронта). Смотрели танец живота на высокой эстраде. Слушали заунывно-грустные

восточные мелодии оркестра, в котором играли только пожилые мужчины.

Расплатившись, вышли на набережную. Ночь несла спасительную, ощутимую прохладу. Яну хотелось