Приглашение в ад - Страница 47
— Конечно, полковник весьма обеспокоен ситуацией, — начал Фред, когда они отдалились от бараков. —
Можно было бы бросить опытных агентов по следу. Но он понимает щекотливость положения и не желает
причинить вам ни малейшего зла. Мы перебрали многие варианты. И пришли к выводу, что есть лишь один
путь: вступить в игру.
— То есть вы хотите, чтобы я дал согласие?
— Ничего иного не остается. Так мы, возможно, выиграем время и отведем непосредственную угрозу от
Кристины.
— Но ведь от меня потребуют информации!
— Надо понять, чего добивается противник. Тогда легче будет решать задачу. Мы даже не знаем, кто наш
враг и что ему уже известно.
Ян молча размышлял.
— Может быть, Ян, у вас есть другое предложение?
— Пожалуй, нет. Но надо продумать степень моей информации. В конце концов, я могу об “Ультра”
ничего не знать.
— Совершенно верно. Однако приманку следует бросить.
— У вас есть какие-либо конкретные подозрения?
Фред замялся.
— Видите ли, Ян… пока лишь облачко на горизонте. Ничего определенного.
Они продумали, что именно, на случай прямого контакта, Ян может сообщить вражескому агенту.
Решили, что Ян съездит в Лондон завтра. Перед расставанием Ян вдруг сказал с горькой усмешкой:
— Пока я выяснил только одно: нельзя любить в наше время. Любовь сразу превращают в разменную
монету. Я, видимо, несовременный человек, Фред. Мне нужно было родиться в каком-нибудь романтическом
веке. Боюсь, что Мой автобус ушел…
Вернувшись поздно вечером к себе в квартиру, Ян вдруг вспомнил, что у него даже фотографии
Кристины нет. “Несемся во всю прыть, вокруг все мелькает, нет ничего прочного, постоянного. Даже камни
разлетаются на осколки Что же говорить о таком хрупком понятии, как любовь? Человек живет между войнами,
словно в узкой долине между крутыми горами. Когда начинается землетрясение, некогда думать о вечном”.
“Впрочем, может быть, войны неизбежны? — продолжал размышлять Ян. — Все имеет два полюса, два
конца, две окраски. Жизнь — смерть, радость — горе, умные — дураки, добро — зло… Неужели человеку
некуда девать заложенную в него природой энергию и он вкладывает ее в драку?”
“Что ж, я хочу воевать, — решил Ян. — Не на войне, во за войну, а против нее. Лишь это имеет смысл.
Для этого надо ожесточиться, тут Фред прав. Иначе ничего не выиграешь”.
Ян отправился в Лондон, как было условлено с Фредом. По дороге неоднократно пытался понять, ведется
ли за ним слежка. Ничего не обнаружил. В Лондоне долго петлял, прежде чем вышел к указанным развалинам.
Неподалеку величественно вздымался в небо собор Святого Павла.
Ян без особого труда отыскал объект. На черной от огня стене сиротливо висел помятый, ржавый
почтовый ящик. Ян тщательно огляделся. Не обнаружил никого. Су-пул конверт в узкую щель. Все по
инструкции, кроме одной “вольности”: в тексте обязательства Ян добавил, что готов сотрудничать при условии
немедленного освобождения известной особы.
Так же без помех Ян выскользнул из руин на улицу. Теперь оставалось самое трудное: ожидание.
Это были горькие дни и ночи. Усталость одолевала, а сон не приходил. Порой Ян забывался на короткое
время. Но даже в забытьи не отдыхал. Он старался не показывать Фреду своего состояния. Работал, давал
оценки, вносил предложения. Фред, казалось, ничего не замечал. Вел себя, как всегда, ровно, вежливо,
внимательно. Охотно поддерживал интересные выводы. И ни одного вопроса о Кристине. Из поведения Фреда
Ян справедливо заключил, что легенда о “невмешательстве”, исходившая от Мензиса, — блеф. Так или иначе,
люди Интеллидженс сервис следят, по меньшей мере, за руинами, в которых побывал Ян. Возможно, следят за
его квартирой. И, конечно, за ним самим.
На четвертый день после посещения Яном Лондона Фред к вечеру вошел в рабочую комнатушку
сотрудника. Присел на единственный стул. Ян продолжал копаться в бумагах. Он научился не выдавать
владевшие им эмоции. Фред неожиданно сказал:
— Я долго думал, Ян. Наверное, отправлю Джейн куда-нибудь подальше от столицы. У столиц
появляются нежелательные симптомы, не правда ли?..
— Если подальше, значит безопаснее, Фред, — хмуро дозвался Ян, — тогда нет вопросов.
— У меня в Северной Англии есть родственники. Зажиточные, но простые, милые люди. Полагаю,
Джейн там будет спокойнее.
— Пожалуй, тут и колебаться нечего, — одобрил Ян.
— А сегодня, Ян, у нас пятница. На уик-энд рассчитывать не приходится. Но немного отвлечься мы
имеем право, де так ли? Я близко знаком с пианисткой Мирой Хесс. Это наша знаменитость. У нее вечером
дома небольшой прием. Будут интересные люди. И, конечно, музыка. Поедем?
Ян согласился. Он устал от напряжения и одиночества.
Они поехали машиной. По дороге забрали Джейн. Миссис Саммербэг ничего не знала о Кристине. Яну
по дороге довелось делать, как говорят англичане, “пикер фэйс” — хорошую мину при плохих картах.
Несмотря на поздний час и затемнение, на лондонских улицах царило оживление. Жители были
вооружены фонариками. Узкие лучики повсюду прокалывали тьму. Из темноты то и дело возникали фигуры
мужчин и женщин с противогазами на боку. Поверх противогазных сумок висели каски. Лондонцы
направлялись в кинотеатры. Кинотеатры работали назло вражеской авиации. Назло Герингу, вознадеявшемуся
при помощи бомб поставить целую нацию на колени…
Мира Хесс жила в северо-западном районе Лондона. Еще в центре автомашину настиг вой сирен. Через
несколько минут на город стали падать разрозненные бомбы. Налет по был массированным. Решили не
останавливаться. К пианистке прибыли с небольшим опозданием. Хозяйка оказалась высокой, худощавой
женщиной со смуглым лицом и черными до синевы волосами. Пока мужчины целовали ей руку, она с улыбкой
заметила:
— Совершенно не понимаю, на что рассчитывают немцы. Если люди под бомбами приезжают послушать
музыку скромной исполнительницы, я бы на месте фюрера удавилась: его предприятие безнадежно!
Гостей было немного. Но среди них находился посол Советского Союза в Англии Иван Майский с
супругой. Посол был невысокого роста, крепко сбитый пожилой человек с аккуратными, ежистыми усиками.
Одетый в привычную Для Англии “тропку”, лобастый, он одновременно напоминал и мастерового, п
интеллигента.
По небольшой зале разносили на подносах чай. Вскоре Ян оказался рядом с послом. Его влекло
любопытство. Неподалеку грохнула бомба. На занавесях, закрывавших окна полыхнули отсветы пламени.
— Другие гости, — с чувством сказала Мира Хесс, — я искренне взволнована. Если даже мой давний
друг мистер посол Майский с женой презрели опасности налета и при, охали к нам… у меня нет слов!
— Что же тут необычного, дорогая хозяйка? — с улыбкой отозвался Майский. — Когда советские люди и
англичане вместе, даже большие опасности становятся маленькими…
Все зааплодировали. А потом Мира Хесс села за внушительный рояль, немного подумала, опустила
пальцы на клавиши — и в залу хлынули сильные звуки бетховенской “Аппассионаты”. За окнами еще бухали
взрывы, а людей в зале властно захватил поток всепоглощающей музыки. Она не просто звучала — она звала,
наполняла душу верой в победу над силами зла. Пианистка играла вдохновенно.
Музыка ошеломила Яна. Поглощенный ее стремительным звучанием, он смотрел и смотрел на длинные,
тонкие пальцы пианистки, которые жили и двигались как бы отдельно от нее…
Когда Ян возвращался на квартиру в Блечли, перед глазами все еще стояли эти нежные женские пальцы.
Ян отпустил машину, вошел в дом, протянул руку к выключателю. И, прежде чем повернул эбонитовую
шишечку, почувствовал, что в комнате кто-то есть. Остро екнуло сердце. Неужели…
Ни остановиться, ни испугаться Ян не успел.