Придон - Страница 33
Он был еще жив, набрякшие веки поднялись, мутным взором уставился на въезжающих в его город всадников. Он силился что-то сказать, но почерневшие губы едва шевельнулись. Придон взглянул враждебно, но поверженный враг – уже не враг, и все проехали через проем, не сказав ни слова.
Конь рвался пойти вскачь, Придон натянул повод и послал вперед осторожным шагом. Дома зияют выбитыми окнами, двери выломаны всюду, улицы завалены порубленными резными столами, стульями, остатками шкафов, картин, разных непонятных предметов, явно дорогих, роскошных. Почти у каждого дома на карнизах висят повешенные. В основном мужчины, а женщины с сорванной одеждой лежат у дверей домов, где их насиловали, затем убивали.
На площадях костры, ликующие артане в больших котлах на железных треногах готовят еду. В огонь бросали все, что могло гореть: от отломков драгоценной мебели до женской одежды. Победители, сидя у костров, пили и орали песни. Рядом лежали трупы женщин, что умерли за ночь. Тех, кто еще не умер, заставляли плясать голыми у костра, прижигали головнями.
Вдоль стен ужасными пирамидками истекали кровью головы отрубленных защитников города. Самую большую пирамиду, в рост человека, он увидел возле выбитых ворот городской стены. Над нею роем вились крупные зеленые мухи. Кровь на земле собралась в коричневые корочки, те хрустели под подошвами и рассыпались в пыль, почти неотличимую от городской пыли.
Олекса покосился на Придона, тот едет с застывшим лицом, сказал осторожно:
– Они сами напросились.
Придон промолчал, взгляд поверх руин уходил вдаль.
– Им же предлагали сдать город, – продолжил Олекса зло. – Никто бы их не тронул!.. Это их вина.
Придон промолчал снова. Чернели руины, от них шел жар, накаленные в пожаре камни потрескивали, возвращаясь к прежнему виду. Серый пепел взлетал из-под ног, сильный запах гари забивал дыхание. Кое-где поднимались сизые струйки дыма, а среди крупных головешек еще прятались багровые угли.
На восточную часть города, где много свободного места, согнали всех, кого не зарезали, а дальше дорогу углом преграждает стена. Охраняли их артане, ибо местная чернь уже пыталась перебить или хотя бы поглумиться всласть, орала и требовала выдать кровопийц, что заставляли их работать…
Среди согнанных выделялись куявы из числа знатных, за которых можно бы получить выкуп или продать вантийцам. Придон оглядел их хмуро, куявы завидели его издали, жалобно кричали, обещали сейчас же послать за богатым откупом.
Олекса спросил с надеждой:
– За хороший выкуп отпустим?
Придон помедлил, голос прозвучал странно:
– Зачем нам выкуп?.. Разве мы пришли за такой мелочью?..
Олекса сглотнул ком в горле, спросил тихо:
– Так что же… перебить их сразу?
Придон отмахнулся:
– Можно и перебить. Хотя… зачем? Пусть идут себе. Передай, что я велю отпустить. Не понял еще?.. Олекса, мы пришли, чтобы взять Итанию. Куда бы эти ни убежали, всюду прогремят копыта наших коней. И всюду падут стены, а ворота распахнутся.
Одер сам обошел выставленные вперед посты, наказал двоих, что недостаточно расторопно выскочили из тайных укрытий. Воины, судя по их лицам и здоровому смеху, артан не страшатся, в бой вступят с легким сердцем. У него настоящее войско, а не наспех набранная толпа Долонца.
Артан, судя по слухам, вторглось в пределы Куявии видимо-невидимо. Но в то же время понятно, что войска артан будут неминуемо разгромлены. Если не в первом, так во втором бою. Если не в бою, то в битве. Артане хороши в лихих налетах, но потрясти Куявию никакое войско дикарей с топорами не в силах. Уже не раз артане вторгались в пределы Куявии, всякий раз забывая полученные жестокие уроки. Впрочем, в этой дикой стране, где нет грамотных, память о страшных поражениях улетучивается тут же, а вот о победах сочиняют песни, поют всюду, и подрастающим артанам кажется, что вся история Артании из одних побед!
Никогда еще артане не подступали к стенам Куябы. Никогда жителям столицы не приходилось со стен смотреть на артанское войско. Всегда, всегда врага разбивали задолго до подступов к столице. Никогда не давали углубиться в просторы Куявии…
В ее истории многие полководцы останавливали артан, громили их нестройные орды, гнали до самой пограничной реки, а то и углублялись в пугающие просторами степи. На этот раз к славному перечню имен победителей добавится его имя. Имя князя Одера, у которого есть все: обширные земли, множество городов и сел, свой порт и три десятка больших кораблей, не считая сотен малых, своя армия и свой прапор… но все еще не было больших побед. Он знал, что силен как полководец, его отряды успешно выдерживали натиск и артан, и славов, и вантийцев, но пока еще не было большой победы.
– А сейчас будет не просто победа, – пробормотал он. – Будет разгром!.. Который в Куябе заметят…
За ним неотступно ходили военачальники, умелые и закаленные на кордоне, он их держал при себе, вызывая нарекания знатных беров, что хотели бы пристроить сыновей повыше, дать им в управление большие массы войск. Тихонько приблизился Вишап, красивый и очень изнеженный берич, в котором Одер, однако, заметил признаки будущего умелого военачальника.
– Простите, – сказал он тихонько, – что прерываю ход ваших мыслей… но река начинает мелеть, в одном месте намечается брод. Я прошу вашего позволения перебросить туда часть панцирной конницы.
Одер кивнул:
– Толково. И на всякий случай там можно углубить дно. А на берегу напротив брода поставить ямы-ловушки.
– Будет сделано, – ответил Вишап.
Он отстал, спустя минуту Одер услышал частый стук копыт. В куявской армии, продолжал размышлять Одер, около пяти тысяч конницы. О ратных частях с такой же точностью не скажешь, немалая часть войска двигается еще далеко, отстав, но эти пять тысяч – из тяжеловооруженных воинов. Они с головы до ног закованы в доспехи, те не пробить легкими артанскими стрелами. Да и кони закрыты попонами с головы до хвоста, только для глаз пара дыр, такие попоны стрела не пробьет, вязнет.
Так что, чем кончится битва, непонятно. Иногда одного удара тяжеловооруженной конницы бывало достаточно, чтобы разбить легкое войско артан. Правда, артане от преследования уходят легко, но если гнать и гнать, не давать собираться в большие отряды, то таким образом удавалось рассеять начинающееся вторжение.
Он сам помнил, что, когда задрались со славами, Мельник, бер Нижнего края, всего с двумя тысячами конницы смял и растоптал могучее десятитысячное войско славов. Тогда позади шло основное войско славов, числом больше сорока тысяч, но бегущие едва не смяли их, ошеломили паническими слухами, и, когда измученное и обескровленное войско бера Мельника показалось на горизонте, славы дрогнули и отошли за пограничную реку.
Точно так же в Куявии помнили и славили Голоту и Сиромаху, они с пяти– и семитысячным войском сумели остановить один – двадцатитысячное войско вантийцев, а второй разгромил восемнадцать тысяч артан и гнал их, устилая степь трупами, до кордонной реки, а потом с разбегу одолел ее и продолжал избиение артан уже на их землях.
Перед возвращением в свои горы зашел Иггельд. Он бы уже улетел, но его задержал Антланец, родня – пятая вода на киселе, но упорно звал Иггельда племянником, а тот его вежливо – дядей, хотя, на взгляд Одера, родством и не пахло. Антланец велел кормить дракона как на убой, тот все жрал и жрал, Иггельд вынужденно снова пришел к Антланцу, а к тому заглянул сам всесильный Одер.
Одер, всесильный и знатнейший, прекрасно понимал, кого нужно вызывать к себе, а к кому лучше заходить самому, демонстрируя расположение и привязанность. Антланец вообще-то мог бы и не идти на защиту Куявии: его земли далеко, высоко в горах, туда артане никогда не доберутся, а этот Иггельд вроде бы вообще и не куяв по сути, так как сам отыскал незанятые земли, то есть ничьи, поселился, а потом еще и приютил у себя таких же полусумасшедших, полунищих, полуодержимых.