Приди, весна - Страница 6

Проводник поспешил дальше, чтобы сообщить об аварии пассажирам других вагонов. Мужчины и женщины – соседи Анники по вагону – начали потягиваться и переговариваться. Девушка вместе с самыми непоседливыми из них направилась к выходу.

Подойдя к металлическим ступенькам и схватившись за холодный поручень, она осознала, что забыла перчатки, но, не желая уходить со свежего воздуха, решила не возвращаться за ними, а погулять до тех пор, пока не замерзнут руки. Осторожно спустившись вниз, она остановилась на неровной земле рядом с рельсами и огляделась.

Местность была пустынной и бескрайней, какой и казалась из окна вагона. Местами снег растаял и темно-коричневые грязные проталины напоминали дыры на белоснежном покрывале земли. Кустики густой побуревшей бизоньей травы и валявшиеся кое-где камни несколько оживляли пейзаж. Воздух был морозным, от резких порывов ветра щипало лицо, но Анника сочла это приятным разнообразием после сухого удушающего жара, распространяемого паровозной печью.

Анника пошла прочь от людей, толпившихся у поезда. Взглянув на запад, она заметила, что местность в этом направлении постепенно еле заметно повышается. Ей пришло в голову, что раз поезд стоит к востоку от Шайенна, значит совсем рядом находится ранчо ее брата, расположенное на землях, примыкающих к хребту Ларами. Ближайшим к ранчо городком был Бастид-Хил, но, по иронии судьбы, брат решил встретить ее в Шайенне, потому что собирался заодно сделать кое-какие покупки. Так и получилось, что он ждал ее сейчас в Шайенне, хотя мог бы находиться всего в нескольких милях от места их остановки.

Подставив лицо солнцу, прогревавшему холодный воздух, который овевал ее кожу, Анника попыталась вспомнить тот период своего детства – с двух до семи лет, – когда ее семья жила на равнинах Дакоты. Они жили в резервации индейцев сиу в Пайн-Ридж. Анника помнила, что у них был маленький домик и что она завидовала Кейсу, которому разрешали ездить на лошади и стрелять из ружья, тогда как ее мать старалась не отпускать от себя ни на шаг. Она вроде бы помнила такое же бескрайнее небо, какое видела сейчас, и ветер, который, казалось, никогда не прекращался, но это было все.

Она потерла ладони друг о друга и подула на них, надеясь согреть замерзшие пальцы. Затем спрятала руки под мышки. Ей хотелось подольше побыть на свежем воздухе и ярком солнце. Услышав за спиной шаги, Анника пошла помедленнее, подумав, что, может, ей удастся завязать разговор с кем-то из пассажиров. Мимо нее прошла молодая пара. Они кивнули ей, но не остановились. Говорили они на языке, похожем на немецкий, но это был не голландский, которому научила ее мать. Анника смотрела, как они идут вдоль рельсов, взявшись за руки.

На секунду ее охватило чувство одиночества. Если бы она не отменила свадьбу, сейчас они с Ричардом были бы женаты уже два месяца. Они бы вместе отпраздновали Рождество, и, возможно, вздрогнув, подумала Анника, она даже носила бы уже ребенка Ричарда. Чувство одиночества исчезло, когда она призналась себе, что не готова к материнству и всем связанным с ним ограничениям собственной свободы.

Ричард был потрясен, когда она разорвала помолвку, но проявил понимание и такт. Во время праздников и в течение всего января, пока она списывалась с Кейсом и Розой и готовилась к поездке в Вайоминг, он продолжал навещать ее. Он даже пришел вместе с Калебом, Аналисой и Рут на станцию проводить ее. Он согласился с тем, что ей действительно нужно посмотреть мир и обрести себя, и не стал ограничивать ее во времени. В тот последний день в Бостоне, когда они стояли на платформе и поезд должен был вот-вот отойти, он, взяв ее за руки, пообещал, что будет ждать ее возвращения через полгода. Она хотела вернуть ему кольцо, но он отказался взять его. Аннике пришлось оставить кольцо на хранение матери.

Ричард воспринял ее решение спокойно, без жалоб и упреков. Но он всегда, все то время, что ухаживал за ней, поступал правильно и разумно. Следуя строгим правилам поведения, принятым в обществе, он до обручения никогда не предлагал ей опереться на его руку и, пока она не согласилась выйти за него замуж, не дарил ей подарков. Прощаясь с ней вечером, он, как положено, никогда не задерживался у ее дверей дольше чем на пять минут, а в тех случаях, когда она приглашала его в дом, вежливо откланивался по прошествии получаса.

Не было ничего удивительного в том, что он согласился дать ей время, чтобы все обдумать, но сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что бежала именно от этой его предсказумости. Жизнь с Ричардом была бы спокойной и упорядоченной, правильной и гладкой. Именно эти качества ценили в нем ее родители, но это была совсем не та жизнь, какую хотела вести Анника.

Ветер поднял полы ее накидки, и Анника плотнее запахнула ее, но руки у нее совсем окоченели. Она споткнулась о камень и едва не подвернула ногу. Анника решила, что пора заканчивать короткую прогулку. Она последний раз глубоко вдохнула свежий воздух и повернулась, чтобы идти обратно. Ближе к поезду пассажиры стояли маленькими группками вдоль путей, разговаривали и рассматривали окрестности с видом Рип Ван Винкля, только что пробудившегося от многолетнего сна.

Подойдя к своему вагону, Анника хотела подняться в него, но была вынуждена посторониться и пропустить спускавшуюся вниз женщину. Женщина была так худа, что выглядела почти истощенной. У нее были длинные тусклые волосы непонятно какого цвета – не белокурые и не каштановые, а какие-то выцветшие, – голубые глаза и болезненно желтая кожа. Из-за тонких губ, крепко сжатых под длинным носом, она выглядела старше, чем была на самом деле. Анника поклонилась ей, но женщина, не ответив на поклон, прошла вперед. Пожав плечами, Анника поднялась в вагон и скоро забыла об этой встрече. Она снова села на свое место, не сняв накидки, поскольку из-за открытых с обеих сторон дверей в вагоне был сквозняк, и открыла дневник.

Бак Скотт тихо выругался. Было десять минут первого, а он только ехал по Капитал-авеню к станции «Юнион Пасифик» в Шайенне. Он перестал следить за временем, зайдя в обувной магазин «Майерс энд Фостер» на Шестнадцатой улице, и теперь боялся, что опоздает к прибытию поезда и не встретит Алису Соумс. Из-за боязни опоздать он даже не зашел в парикмахерскую подстричься и побриться. Слишком много времени он потратил, распивая сан-луисское пиво в Тивани-холле, потом еще зашел в ювелирный магазин, где купил простенькое золотое кольцо, и напоследок постоял перед витриной «Вайоминг Хардвэр Компани», рассматривая красиво сделанную печку «Аладдин» с вытяжкой и размышляя, как бы заиметь такую у себя в хижине.

Если бы не эти задержки, он был бы на станции задолго до полудня, потому что добрался до Шайенна в рекордно короткий срок – за полтора дня, хотя путешествие было не из легких – ведь он вел с собой запасную лошадь и двух вьючных мулов. Оставалось лишь надеяться, что обратное путешествие пройдет так же гладко, учитывая, что на этот раз с ним поедет неопытный ездок со своим багажом. Бак понукал лошадь, стараясь не задеть повозок и фургонов, едущих по многолюдным грязным улицам, и пытался избавиться от нервозности, охватившей его на подъезде к Шайенну. Какая она, эта Алиса Соумс? Как она отнесется к нему и жизни в Скалистых горах? Почему, черт побери, он вообще решил, что женитьба – единственный выход для него в сложившейся ситуации?

Он привык к одиночеству. Охота и трапперство поглощали все его время, а периодические поездки в город вполне удовлетворяли потребность в общении. Если ему бывала нужна женщина, чтобы скрасить одиночество, он покупал ее себе на одну ночь. До сих пор этого было достаточно. Однако обстоятельства сложились так, что он больше не мог никуда уйти, оставив хижину без присмотра, поэтому после долгих раздумий Бак решил действовать единственно возможным в его положении способом – он ответил на объявление в бостонской газете и нашел себе жену.

Платформа была запружена народом, и, хотя Бак был на голову выше всех остальных, к тому времени, когда он, привязав своих животных, смешался с толпой, он так и не обнаружил никого похожего на Алису Соумс. Он заметил только одну одинокую женщину, скромно сидевшую в сторонке. Ей было под семьдесят. Бак надеялся, что это не Алиса Соумс.