Приданое Эсмеральды (Виски Бич) - Страница 14
– Кое-что изменилось, конечно, но ведь главное – сохранить традиции. Я надеюсь, что ты не откажешься от своих принципов и не забудешь, что ты Лэндон и что в твоих жилах течет кровь Хоукинов, которая передалась тебе от меня. Никто не может нас сломить. Позаботься о Блафф-Хаусе ради меня.
– Конечно, будь спокойна.
– И еще кое-что запомни. Иногда оладьи – это всего лишь еда.
Эли не удержался и рассмеялся. Возможно, его звуки были не слишком жизнерадостными, но это был смех.
– Буду иметь в виду, бабушка. Не забывай пользоваться ходунками.
– Я, конечно, буду таскать эту проклятую штуку, но при одном условии: если ты согласишься на сеанс массажа, который тебе предлагают.
– Ладно. Просмотри свою почту, в ней есть несколько фотографий. Перезвоню тебе через пару дней.
Эли прошел мимо нескольких мест, которые хорошо помнил с юных лет: кафе-мороженое, пиццерию «У Марии» и совсем новый участок пляжа для любителей серфинга. Он окинул взглядом белый шпиль методистской церкви, простую, ничем не примечательную коробку унитаристской церкви, величественное здание отеля «Северный Берег» и множество очаровательных недорогих мини-гостиниц, обещающих «ночлег и завтрак», разбросанных здесь повсюду и предлагающих свои услуги туристам, приезжающим сюда в течение сезона.
Несколько машин с трудом пробирались по заснеженным шоссе, а к тому времени, когда Эли повернул назад к дому, дороги были уже практически пусты.
Возможно, в следующий погожий полдень ему следует пойти в деревню, купить несколько открыток, написать в них что-то такое, что заставит родителей и нескольких еще остававшихся у него друзей улыбнуться.
Да, обязательно надо это сделать.
И непременно надо пройтись по магазинам, старым и новым, по-настоящему ощутить здешнюю атмосферу.
Вспомнить о традициях, так сказать, припасть к корням.
Но в данный момент он страшно устал, замерз, и ему очень хотелось вернуться домой.
На дорожке, ведущей к дому, его машина стояла в полном одиночестве, и от этого он почувствовал некоторое облегчение. Он дал Эйбре достаточно времени закончить уборку. Ему не придется вести вымученный разговор или, наоборот, пытаться от него ускользнуть. Взглянув на свои ботинки, он решил войти с черного хода и через прачечную комнату и кладовую попасть к себе, в свой кабинет.
Снимая куртку, Эли подумал, что боль в плече, кажется, прошла. Или почти прошла. Он сейчас же пошлет Эйбре эсэмэску, сообщит, что прогулка вылечила его.
Но тут Эли вспомнил о «сделке», заключенной с бабушкой. Он, конечно, сдержит данное ей слово, но не сразу, а через несколько дней. Кроме того, решил он, у него в распоряжении имеется еще пара часов, в течение которых можно хорошенько обдумать план действий. Он же адвокат – практикующий или нет, это не имеет принципиального значения – и писатель. Он обязан ясно и рационально излагать свои мысли.
Эли вошел на кухню и тут же обратил внимание на записку, приклеенную к стойке.
Кассероль с курицей и картошкой в холодильнике.
Котел в порядке.
Съешьте яблоко, не забудьте восполнить недостаток воды в организме после прогулки. Увидимся в 17:30,
– А кто вы, собственно, такая? Моя мать, что ли? Может быть, я не хочу яблока.
Эли все-таки вынул из холодильника бутылку воды, но лишь по одной причине – ему жутко хотелось пить. Он не желал, чтобы кто-то постоянно твердил ему, когда нужно есть и когда пить. Следующим этапом будут напоминания о необходимости почистить зубы и вымыть уши.
Сейчас он поднимется наверх, вначале займется кое-какими научными изысканиями, а затем пошлет ей эсэмэску.
Он направился было наверх, но вернулся, чертыхаясь, схватил яблоко из бамбуковой чашки, естественно, только потому, что ему вдруг страшно захотелось его съесть.
Эли, конечно, понимал, что его раздражение совершенно иррационально. Эйбра добра к нему и заботлива. Но какой бы прекрасной она ни была, ему хотелось одного – чтобы его оставили в покое. Ему нужно время и пространство, чтобы вновь самому обрести твердую почву под ногами, и он не нуждается ни в чьей помощи.
Таких помощников у него хватало в прошлом, потом их становилось все меньше и меньше по мере того, как друзья, коллеги и соседи начали дистанцироваться от человека, подозреваемого в убийстве собственной жены. Якобы в том, что он проломил ей череп из-за того, что она ему изменила. Или из-за того, что развод обойдется ему в слишком большую сумму. Или из-за того и другого одновременно.
Ему были больше не нужны подобные помощники.
Сняв обувь, в одних носках, все еще ощущая холод от прогулки, он проследовал в спальню за домашними туфлями.
И застыл на месте, взглянув на свою кровать. Он чуть было не подавился яблоком. Подойдя поближе и рассмотрев ее пристальнее, Эли с трудом сумел подавить смех. Во второй раз за день – для него это был своеобразный рекорд.
Эйбра сложила полотенце в форме фигурки странной птицы, примостившейся на одеяле. На птице были солнечные очки и маленький цветок в клюве.
Глупо, подумал Эли, но в то же время мило.
Он присел на краешек кровати и кивнул птице.
– Наверное, мне все-таки придется согласиться на массаж.
Так и не тронув «птицу», он прошел в кабинет.
Ему нужно найти кое-какую информацию, может быть, немного повозиться со следующей сценой романа.
Но по привычке он начал с того, что проверил почту. Среди массы спама, посланий от отца и еще одного электронного письма от бабушки с благодарностью за фотографии, которые он ей отослал, Эли обнаружил письмо от своего адвоката.
Ох, лучше не открывать его, подумал он. Лучше не нажимать клавишу. Но тогда оно постоянно будет висеть там и ждать, ждать…
Плечевые мышцы сжались в тугие узлы. Эли весь напрягся и открыл письмо. Он пропустил всю юридическую заумь, разного рода заверения, даже вопросы о дальнейших подходах к ведению дела и сосредоточился на омерзительной сути послания.
Родители Линдси вновь устроили шумиху по поводу своего намерения начать против него дело о насильственном причинении увечий, повлекших смерть их дочери.
Это никогда не кончится, подумал он. Никогда… До тех пор, пока полиция не схватит настоящего убийцу Линдси, он, Эли Лэндон, будет главным подозреваемым.
Родители Линдси презирали его и были абсолютно уверены в том, что именно он убил их единственную дочь. Если они продолжат начатое дело – и чем дольше он будет оставаться главным подозреваемым, тем более вероятно, что они именно так и поступят, – всю грязь снова вытащат на поверхность, и вновь закрутится медийная мельница, раздувая все до чудовищных и устрашающих размеров. И вся эта мерзость изольется не только на него самого, но и на его семью.
Снова.
Попытки убедить себя, что теперь у иска нет никаких шансов, что тот надолго застрянет в суде, не помогали. Родители Линдси будут давить на бывшего зятя до конца, подгоняемые уверенностью в том, что они пытаются добиться справедливости и наказать реального виновника гибели их дочери.
Эли подумал о новой волне шумихи вокруг его имени, телевизионных комментаторах, которые снова начнут рассуждать, анализировать, делать выводы. Частные детективы, которых наймут Пьемонты – и, скорее всего, уже наняли, – приедут сюда, в Виски Бич, и привезут с собой свои рассуждения, сомнения и выводы, отравив ими то единственное спокойное место на земле, что у него все еще оставалось.
Эли задался вопросом: не имеет ли отношения к их решению детектив Бостонского управления полиции Вулф? В самые тяжелые дни Вулф представлялся Эли своего рода Жавером[3], упорно, с какой-то безумной одержимостью преследующим его за преступление, которое он не совершал. В более светлые дни Эли считал Вулфа просто упрямым и тупоголовым полицейским, который не способен смириться с тем, что отсутствие улик может означать невиновность.