Приблуда - Страница 4

А Фишер передавал Скотту срочную потребность выйти наружу. Скотт подозревал, что Фишер транслирует ему чувства приблуды; хотя возможно Скотт улавливал ощущение неотложности от прижавшегося к нему тощего кота. Но вот чего он не мог постигнуть, так это почему древесный кот так настоятельно хотел, чтобы он отправился в гущу частокольных деревьев. Долгие и трудные роды вымотали его настолько, чтобы хотеть отправится прямо домой, и прилечь на остаток вечера.

Однако каждый раз, как он тихо предлагал отправиться назад в город, а сюда вернуться позже, Фишер приходил практически в неистовство, а странный древесный кот начинал издавать полузадушенные мяукающие звуки, словно котенок попавший в челюсти собаки-убийцы. Скотт сглотнул и попытался призвать их к благоразумию.

— Но Фишер, через пару часов станет темно, а мне действительно надо поспать. Я не хочу лететь в темноте, во всяком случае настолько устав.

— Мяу...

— Можете вы понять, насколько далеко они хотят, чтобы вы пошли? — спросил Александр.

Скотт помотал головой.

— Я не могу получить такие детали. Никто не может. Всё, что кто-либо на самом деле может уловить, это что-то вроде подсознательного ощущения разумных чувств, — не краснея, солгал он под острым взглядом Ирины. — Ну, временами знаки или пантомима могут передать смысл вполне четко, но попытки общения с разумным существом, которое не может говорить на твоём языке, зная, что и его язык ты тоже не в силах выучить, могут свести с ума.

Он какое-то время обдумывал проблему и после этого предложил:

— Фишер, можем мы туда полететь?

Он получил сбивающую с толку вспышку перемешанных эмоций и закрыл глаза, пытаясь их рассортировать. Беспокойство, острый страх, ярость... Скотт моргнул и уставился на своего друга. Ярость? Фишер свернулся перед ним на столе и выглядел мрачно и одиноко.

— Не знаю почему, — медленно произнес он, — но я не думаю, что древесные коты хотят, чтобы мы использовали аэрокар. Они его боятся. Не Фишер, конечно, он летал со мной десятки раз, но, если я читаю его реакцию правильно, — а это большое “если”, скажу я вам — приблуда безумно боится этой идеи.

Алек приподнял одну из мохнатых бровей.

— Правда? Ну, мы можем отправиться пешком. Если ничего не найдем в течение часа, можем вернуться, устроить вас в комнате мальчиков, хорошенько выспаться, а завтра утром начать сначала.

— Мяу! — одновременно выдали оба кота.

— Думаю, они одобряют, — улыбнулась Ирина.

— У меня есть лишнее ружье, — добавил Алек. — Вряд ли мы наткнемся на гексапуму, а скальные медведи обычно не спускаются настолько низко в долину, но я не хожу на прогулки без доброго ружья в руках.

Скотт взглянул вверх.

— Не стану порицать вас за это. Я видел, что гексапума или скальный медведь могут сделать с плохо вооруженным человеком. Спасибо, однако у меня в аэрокаре есть собственное ружьё. — Они пригладил волосы и подставил плечо Фишеру, который легко запрыгнул на свой обычный насест. — Только достану его.

Приблуда даже не подошёл к аэрокару Скотта. Тот доставал оружие, бросая тревожные взгляды на истощенного древесного кота, сидевшего и обеспокоено мяукавшего на ближайшем дереве, и задавался вопросом, почему древесный кот так нервно реагирует на аэрокар. Конечно же, никто не стал бы пугать колонию древесных котов аэрокаром? Котов защищало Элиссейское Правило и неистово покровительственная реакция их новых соседей, большинство которых всерьез желало, чтобы этот последний, личный для них случай межрасового контакта проходил в наилучших условиях. Но Скотт не мог себе представить никакой другой причины такой реакции древесного кота, так что его изрядно беспокоило, кто бы это мог так “развлечься” с колонией древесных котов. Пока он собирал всё необходимое даже для краткой прогулки по дикой природе Сфинкса, его посещали всевозможные мрачные подозрения.

Ирина Кисаева вызвалась пойти вместе с ними, и Скотт всерьез подумывал согласиться; её помощь во время первых месяцев его привыкания к обществу Фишера была неоценима. Но Эвелина Цивоник всё ещё приходила в себя после родов, и Александр беспокоился, оставляя её одну, без других взрослых в доме, поэтому Ирина неохотно согласилась остаться.

— Будь там осторожнее, Скотт, — торопливо произнесла она, прежде чем вернуться в дом. — Мы не знаем, что случилось, или что древесные коты хотят от тебя. Я встревожена.

Скотт кивнул и нежно её поцеловал.

— Я тоже. Поверь, я буду очень осторожен.

— Ладно. — Она ему улыбнулась. — Тогда иди. Раскрой для нас эту тайну, Скотт. Я знаю, что тебе не терпится.

Он застенчиво потер нос. Ирина знала его слишком хорошо.

— Мы свяжемся с тобой, если что-нибудь найдем, хорошо?

— Буду сидеть возле динамиков, и ждать, — улыбнулась она, снова целуя его.

Спустя ещё четверть часа, они наконец-то направились в лес. Впереди шёл Александр Цивоник. Его старший сын Карл, который в свои пятнадцать лет был отменным стрелком, составлял арьергард. Скотт шёл в относительно более безопасной позиции посередине. Его собственное ружье вместе с аптечкой было закинуто за спину. Он на горьком опыте научился брать с собой хорошо укомплектованную аптечку, куда бы ни шёл — особенно в поход по сфинксианскому частокольному лесу, который, благодаря экзотическому способу размножения частокольных деревьев, представлял собой мешанину переплетенных ветвей и узловых стволов.

Частокольное дерево размножалось выпуская параллельно земле на высоте примерно от трех до десяти метров четыре длинные прямые ветви, которые напоминали спицы примитивного колеса и располагались друг относительно друга примерно под прямым углом. Периодически эти ветви пускали вниз “корни”, которые врастали в землю и образовывали новый узловой ствол, от которого выше и ниже отходили совершенно обычные, расположенные в случайном порядке ветви. Одно частокольное “дерево” могло разрастись непрерывным зеленым ковром на сотни километров во всех направлениях, покрывая речные долины, карабкаясь по склонам гор и безудержно распространяясь по равнинам тысячами генетически идентичных друг другу “индивидуумов”. Соответственно, поход по частокольному лесу был вызовом умению ориентироваться, поскольку переплетённые между собой заросли не позволяли выдерживать хоть что-то напоминающее движение по прямой на протяжении более чем пары метров за раз. Сумасшедший метод размножения, но он обеспечил идеальную среду обитания для древесных котов. Частокольные деревья создали что-то вроде системы “суперхайвэев” во всех, насколько можно было судить, уголках Сфинкса, где только могли расти деревья.

Едва Скотт и Цивоники вошли в лес, коты нырнули в путаницу веток; они устремились вперед, делая нетерпеливые паузы, чтобы позволить людям догнать себя, а затем снова устремляясь вперед, пока солнце неуклонно опускалось к горизонту.

Скотт не был профессиональным лесничим, но он страстно любил рыбалку и немало помотался по удаленным уголкам Сфинкса, эмигрировав сюда с Мейердала три стандартных года назад. На Сфинксе не было “настоящей” рыбы, во всяком случае ничего подобного земным породам. Но что бы там ни водилось в воде, оно там жило и плавало, и клевало на крючок, заманчиво раскачивающийся перед тем, что им заменяло рот, а это было всё, чего прирожденный рыбак мог просить у жизни. Скотту нравился плотный частокольный лес. Нравился запах его листьев и косые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь густой покров зелени. Нравились чистые быстрые ручьи и бурные реки, текшие в этих лесах. А ещё ему нравились свежие краски весны, когда земля возвращается к жизни после невообразимо суровых зимних снегопадов, продолжавшихся пятнадцать стандартных месяцев даже столь глубоко в субтропической зоне планеты.

Благодаря долгому году Сфинкса, весна — любимое время года Скотта — также длилась восхитительные пятнадцать стандартных месяцев, что означало, что весна продолжалась всё то время, когда они с Фишером были спутниками. Всё то время, если уж на то пошло, пока человечество и древесные коты знакомились друг с другом. Было что-то уместное в том, что зарождение новых связей, новой дружбы с совершенно новой разумной расой происходило в момент возрождения к жизни их общей планеты.