...При исполнении служебных обязанностей. Каприччиозо по-сицилийски
(Романы) - Страница 55

(Замечу, что до сих пор никем не исследовано и еще одно немаловажное обстоятельство: на борту авиалайнера находился Иньяцо Алькамо, заместитель генерального прокурора в апелляционном суде Палермо. Какие дела находились в его ведении? Сколько людей, связанных с мафией, ждали вызова в его кабинет? Какого уровня были те люди?)

Правые ультра — неофашизм и мафия, объединенные единством выгоды, наносят чувствительные удары ныне; ставки необычайно высоки. Судите сами: застрелен Скальоне, генеральный прокурор Палермо. Расследование этого убийства (первого такого рода по своей наглости) было поручено генеральному прокурору Генуи Франческо Коко.

Прокурора Коко застрелили — двое его охранников также были изрешечены очередями. Это случилось после того, как Коко встретился с судьей Оккорсио в Риме: между ними произошел обмен мнениями, в высшей мере важный.

Следом за Коко настала очередь судьи Оккорсио.

Комиссар Пери заключает: «Штаб-квартира в Риме, куда вели все нити черного заговора, действовала активно, но осталась вне подозрений. Существовала и существует мощная организация, занимающаяся, в частности, организацией похищений. (За Марьяно было получено 280 000 000 лир; за банкира Перфетти — 2 000 000 000 лир; за промышленника Кампизи — 700 000 000 лир.) Идейных организаторов надо искать в политических кругах, которые находятся вне подозрения. Оружие, снаряжение, военные инструкции, найденные у Конкутелли, со всей ясностью вскрывают главную цель главарей организации, которые не побрезговали воспользоваться могущественной поддержкой сицилийской и калабрийской мафии…»

Все возвращается на круги своя: пакт фашизм — мафия, о невозможности которого так много пишет правая пресса, очевиден. Мы уже говорили, что такого рода пакт лишь внешне был невозможен, когда фашизм возглавлял Муссолини; он на самом-то деле существовал, ибо хоть личность Муссолини и определяла в чем-то систему фашизма, но ведь не глубинно, говоря иначе, не социально, а лишь поверхностно. Очевидна и та выгода, которую получают от «раскачки» Запада героином и террором пекинские стратеги «экспортной резолюции».

Стоит, видимо, тщательно проанализировать (хоть это чертовски трудно, «открытое общество» умеет хранить свои секреты) сдвиги в экономической структуре: без и вне экономических потрясений фашизм, как высшее проявление национализма, практически невозможен, ибо невыгоден капиталу. Он становится выгоден лишь в критической ситуации, я бы сказал, в ситуации альтернативной: либо победа левых сил, либо выдвижение правых ультра, которые могут удержать. Разве не так рассчитывали Гитлера всякого рода Тиссены и Круппы в трудную годину экономического кризиса и подъема левого движения в Европе?!

Вернемся к трагедии в Далласе, к истории гибели Джона Фицжеральда Кеннеди. Поскольку преступление это многоступенчато, нам следует вспомнить, что Чарлз Лучиано, «король наркотиков», агент ЦРУ и «босс боссов» американской мафии, несколько лет провел в Гаване, превращая столицу диктатора Батисты в перевалочный центр героина — Китай — Средиземноморье — США.

В Гавану, следовательно, были вложены громадные деньги: еще бы, центр игорных домов мира! Вспомним, как мафия влезает в банки, как она легализуется, проникая во все поры системы: следовательно, мафия тащила за собою интересы вполне благопристойных капиталистов и банкиров, не знавших просто-напросто, что их банк давно уже сориентирован на вложения в преступный «гаванский бизнес». Победа Кастро — удар по счетам! А на это реагируют однозначно — в атаку! Те, кто планировал высадку кубинских контрреволюционеров в бухте Кочинос, были так или иначе связаны с финансовыми группами, которые имели денежный, то есть реальный, интерес в возвращении Гаваны: Кастро закрыл все игорные дома, поступления в американские банки, следовательно, сократились не на миллионы, а на миллиарды! А за такое стоят насмерть: история империалистических войн иллюстрирует это положение со всей очевидностью. Но раньше мафия не влезала так глубоко в поры законного бизнеса. Теперь произошел парадокс — бандиты, мафиози, проникшие в банки, тащат за собою тех финансистов, которые платят огромные деньги армии журналистов, режиссеров, актеров, профессоров, разворачивающих пропаганду против наркотиков, ведь наркотики мешают отработанной системе эксплуатации рабочих, разлагают резервы; более того, расшатывают устои в армиях, призванных защищать классовые, то есть экономические, интересы сильных мира того.

…Когда Лучиано ничего не смог сделать для того, чтобы «вернуть Гавану» — настал его черед: мафия, как мы уговорились, стала гигантской «финансовых интересов». Страшная цепочка: секретные плантации наркотиков в Китае, курьеры, провозящие в чемоданах с двойным дном товар; бизнесмены, именуемые «распространителями»; законные миллионеры мафии, вкладывающие «героиновые деньги» в банки; президенты строительных фирм, строящие на эти деньги игорные дома в Лас Вегас, заводы по производству искусственного молока для младенцев (миллиарды долларов прибыли, женщина должна хранить фигуру, «кормление грудью — вандализм прошлого века»!); председатели наблюдательных советов кинобизнеса (порнофильмы); директора крупнейших транспортных компаний (мафия нуждается в своих людях на транспорте).

И так далее.

(А сколько представителей системы являются членами наблюдательных советов всех этих концернов, банков, компаний?! «Свобода, понял, свобода» — так поется в одной озорной песне; не в бровь, а в глаз, нет?)

Когда провалилась высадка контрреволюционеров в бухте Кочинос, надо было думать о будущем. Кубинская революция доказала свою жизнестойкость; народ был готов сражаться за социализм с оружием в руках, «родина или смерть» не столько лозунг, сколько констатация факта.

Сейчас пока невозможно сказать, кто именно выдвинул идею убить президента. Того президента, который не смог вернуть Гавану ее прежним владельцам. Того президента, который первым за океаном повернул к реальности в оценке новой структуры мира. Это, именно это, дало ему популярность. И правые ультра и маоисты были заинтересованы в том, чтобы убрать Кеннеди. А ведь они ныне проросли вместе с мафией в систему.

Убив Кеннеди, можно было — по замыслу политических стратегов — повернуть американцев к вечной ненависти против русских и кубинцев — «русский» Освальд руководил «кастровским» комитетом.

Стоило Роберту Кеннеди — накануне выборов — повторить, что он, в случае избрания на пост президента, потребует пересмотра дела Освальда — Руби, потребует санкций против мафии, как появился полубезумный Сирхан Сирхан, и прогрохотали выстрелы в ресторане отеля «Амбассадор».

…Утром того трагического дня я был в Лос-Анджелесе, в штаб-квартире «Боби», и говорил с Пьером Сэленджером, бывшим «шефом печати» Джона Кеннеди, который тогда руководил кампанией по выборам Роберта.

В огромном здании творилось нечто совершенно невообразимое: шум, крики, смех, бесконечные телефонные звонки; девочки раздавали пластинки с песнями, сочиненными в честь будущей победы «Боби»; молодой негр подарил мне целлулоидную шляпу с портретами Кеннеди: «Боби вил вин!» — «Боби победит!» — было выведено под портретами Кеннеди.

Сэленджер смотрел на это веселое безумие с усталой улыбкой: спать во время турне Роберта приходилось по три часа, да и то в кресле самолета, неловко согнувшись.

— Кеннеди вил вин? — спросил я. — Вы убеждены в этом?

— На шестьдесят процентов, — ответил Пьер.

— Почему не на восемьдесят?

— Такое в Америке невозможно. Шестьдесят процентов у нас, это как сто десять у вас — абсолютное перевыполнение плана…

В тот же вечер я вернулся в Нью-Йорк и был приглашен Кронкайтом, телеобозревателем Си-би-эс, на его программу: старый ас журналистики давал свой синхронный анализ вероятий президентских «праймериз». Он, наблюдая за телерепортажем с «праймериз» в Лос-Анджелесе (а соперник опережал Кеннеди на несколько пунктов), сказал:

— Ерунда. Боби победит. Он войдет в Белый дом, он обречен на это.